Война с розовыми волосами: почему наши школы страдают формализмом?

А. Милкус:

- Добрый день. Я – Александр Милкус. Мы с Дарьей Завгородней ведем эту программу. У нас в гостях Алексей Викторович Голубицкий, директор «Школы будущего» - Калининградская область, поселок Большое Исаково, и Алла Александровна Волкова, заместитель директора, учитель информатики и физики гимназии № 12 города Липецка.

Разговор у нас, в общем-то, непростой. Начался учебный год. Традиционные истории начала учебного года нас опять, не могу сказать, что захлестнули, но уже появились. Расскажу конкретную историю. У моей знакомой дочка-подросток 14 лет, пришла в школу с красными волосами. И дальше – серьезный конфликт. Он начался еще в прошлом году, ну и сейчас он перерос в такую серьезную позиционную войну. Директор подлавливает эту девочку на пороге, говорит все, что о ней думает, ребенок в слезах, мама в борьбе. Жалобы, письма, в общем, не учеба, а нервы треплются и в семье, и директор на военном положении, он уже эту маму видеть не может, и разговаривать с ней не может. Органы управления образованием все на ушах стоят. Я посмотрел, что таких публикаций даже за начало этого учебного года несколько. Подобная история в Перми, в Красноярске, на Дальнем Востоке и т.д.

Скажите, что делать, как в этом случае поступать? Кто в этой истории прав?

А. Волкова:

- Я являюсь не только заместителем директора, у которого контролирующие функции, но и являюсь классным руководителем как раз тех подростков-девятиклассников, которые могут прийти и с красными, и с синими волосами. И что в этой ситуации делать? Для начала нужно понять, какую функцию выполняет школа. Мы для себя определили, что все-таки школа выполняет функцию того учреждения, в котором происходит управляемая социализация ребенка, и все-таки, наверное, определенные правила должны в школе закладываться.

О том, какие это правила, наверное, важно договориться, в том числе внутри конкретной образовательной организации. И та фраза про устав… Во-первых, устав тоже может быть разный, и не совсем это уставом регламентируется, а все-таки правилами внутреннего распорядка, которые обязательно согласуются как с родительской общественностью, так и с детской общественностью.

Если говорить о подростках (чаще всего у них такие проявления наблюдаются), наверное, все-таки нужно понять причину, что заставило девочку покрасить волосы в такой цвет – то ли ее желание выделиться в коллективе, и тогда нужно искать ситуацию, а почему другим ничем она не может проявить себя. Либо это какие-то внутренние переживания на данный момент. На мой взгляд, здесь очень важна работа классного руководителя в понимании той ситуации, которая происходит с ребенком. И очень часто были у нас случаи, когда мы не обращаем внимания на это – и через месяц-полтора цвет волос становится в норме, юноши подстригают свои длинные волосы в привычную для нас норму.

А. Милкус:

- Вообще это плохо или хорошо, когда ребенок так себя проявляет? Я сейчас волосы взял для примера.

А. Волкова:

- Здесь, мне кажется, нельзя однозначно сказать, плохо это или хорошо. Все зависит от того, что внутри у ребенка. Иногда это как отрицание того, что происходит конкретно в этой школе. Ребенок переходит в другую школу, и там все нормально происходит, такое тоже бывает. То есть надо показать, что здесь что-то не так. И здесь звоночек для взрослых. Или это другая ситуация – проблема в классном коллективе, не складываются отношения с одноклассниками. Цвет волос как возможность проявить себя.

У нас были случаи. Лет 10-12 назад мы очень жестко говорили о сменной обуви, и у нас все 11-классники пришли в домашних тапочках. Они проявили свою позицию по отношению к этому правилу. Мы начали с ними разговаривать, выяснять. Выяснили, почему сменная обувь в школе важна и нужна. И домашние тапочки у нас ушли. Поэтому мы видели ребят и в красных тапочках, и с синими, красными волосами, всё было.

А. Милкус:

- Алексей Викторович, такой конфликт с директором – это не звоночек для родителей бежать из этой школы? Я знаю, что многие семьи в такой ситуации вырывают топор войны, и вместо того, чтобы подумать о судьбе своего ребенка, устраивают такие разборки.

Д. Завгородняя:

- И это отвлекает от учебы.

А. Милкус:

- Отвлекает от учебы и калечит психику. Если нашла коса на камень, что лучше – попытаться, как моя знакомая мама, «воспитать» директора или все-таки поберечь психику ребенка и перейти в другую школу, где такого конфликта нет?

А. Голубицкий:

- Александр, вы поднимаете непростые вопросы. Действительно, есть в школе вещи, вокруг которых нет равнодушных. Школьный стиль одежды, наверное, один из таких элементов, который затрагивает абсолютно всех. В случае конфликта, если я был бы родителем, я постарался бы найти возможность не в коридоре, не по телефону, а прийти и поговорить с директором, объяснить позицию, прояснить ее, понять, в чем заключается позиция. Может быть, на этого директора давят, и в муниципалитете принято решение всем ходить в школьной форме, ходят проверки, и его всячески наказывают. Мы же не знаем общий контекст, как это происходит. Может быть, там что-то происходит, и нужно договориться о каких-то вещах.

Наше положение, оно не идеальное, оно такое рамочное, оно вышло из методических рекомендаций прежнего министра просвещения, когда вводили… Посмотрите, как по-разному отреагировали регионы и школы на этот сигнал. Кто-то в одну форму нарядился в школе, кто-то выбрал деловой стиль, а некоторые школы просто проигнорировали это сообщение.

А. Милкус:

- Вы имеете в виду, когда была рекомендация ввести школьную форму со стороны федерального министерства?

А. Голубицкий:

- Да. И по-разному на это общество отреагировало. То есть у каждой школы есть своя оргкультура, и это хорошо, это правильно. В данном случае, если действительно есть конфликтная ситуация, надо постараться сесть за стол переговоров, договориться. А если вы видите, что вашему ребенку крайне некомфортно в этой школе, и вас там совершенно не слышат и, видимо, не услышат, конечно, я бы как отец свою дочку из школы, где ей очень плохо, забрал бы. Самый худший вариант – это когда взрослые ругаются, а ребенок стоит на передовой. Эти снаряды не всегда попадают друг в друга, но всегда попадают в ребенка. Конечно, это худший сценарий, когда конфликт между родителями и директором жесткий, а ребенок каждый день вынужден ходить в это пространство.

Д. Завгородняя:

- То есть получается, что это в первую очередь конфликт между родителями и администрацией, поэтому должны взрослые разбираться все-таки, а не ребенка шпынять, отвлекать от учебного процесса. Я правильно поняла?

А. Голубицкий:

- Конечно. У нас родители вовлечены в производство нормы. Когда мы получили такой сигнал, мы вместе с родительским комитетом сели, договорились, что, допустим, вот это у нас принято, а это нет. То есть мы не решили сделать школьную форму всеобщей. Мы договорились о таких правилах, давайте в нашей школе будут такие правила. Мы всех выслушали (и детей, и родителей) и договорились. Но когда мы, извините, договорились, давайте стараться все, что внутри этих рамок, - пожалуйста, самовыражайтесь как угодно. Например, там нет требований к цвету волос или к прическе. Но если там есть требования отсутствия, например, надписей с экспрессивной лексикой, каких-то таких вещей, которые явно выпадают из делового стиля, давайте это соблюдать.

А. Милкус:

- Мы говорили, если есть конфликт, нашла коса на камень, лучше из этой школы эвакуироваться. А если некуда, если это одна школа на район, и вариантов больше нет? С другой стороны, я очень много за свою жизнь сталкивался с родителями, которые, уже войдя в конфликт с директором, настолько завзятые, что и остановить их невозможно. Уже вроде все говорят: давайте все успокоимся. Но нет, там уже идут чуть ли не бульдозером. Как быть? Уходить на семейное обучение?

А. Волкова:

- Александр, я хочу вернуться к той теме, которая была чуть ранее, где было сказано, что конфликт между родителем и директором прежде всего. У меня была ситуация в классном коллективе, где ребенок проявлял таким образом себя, цветом волос, чтобы родители его услышали. Ребенок противился всему тому, что происходит в конкретном классном коллективе. Родители не могли понять, что вообще происходит, классный руководитель тоже задавал себе вопрос, я себе задавала вопрос, что происходит. Потом мы выяснили, что на самом деле ребенку сложно учиться именно в данном классном коллективе, по данному профилю. И он внешними проявлениями кричал, заявлял о том, что что-то надо делать. В результате ребенок был переведен в другой классный коллектив, где она сейчас счастлива, довольна, все нормально. Родители пошли навстречу ребенку, и конфликт этот был исчерпан.

Еще раз повторю, мне кажется, что в первую очередь нужно искать причину того, что происходит с подростком. В какие-то моменты просто что-то нужно отпустить взрослым, взрослые должны быть мудрее в этой ситуации. Если цвет волос никак не мешает взаимоотношениям с одноклассниками, процессу учебы, то почему нет? Еще раз говорю, что были случаи, когда все потом приходило в норму.

А. Голубицкий:

- Я хотел бы вас поддержать. Я согласен, важно разбираться в причинах. Мы реагируем на какие-то симптомы. Но болезнь нельзя победить, если мы лечим только симптомы. Подростки, кроме того, что проявляют какие-то свои внутренние боли через внешний вид, это же еще пространство проб – а что будет, если… Ребенок, который только родился, он не понимает, что такое стена, он в нее лбом упирается – о, стена, сюда нельзя. Вы представляете, как ему обидно будет, если мы вообще никак не отреагируем? Вот он потратил гель, сделал такой роскошный ирокез, пришел в школу, как-то самовыразился – и вдруг никакой реакции. Это тоже грустно. В этом смысле очень важно соблюсти баланс.

Я вспомнил одну историю, когда ко мне привели такого ученика на заре моей директорской работы. Пришел ребенок с такой прической (тогда они так самовыражались, такая панковая культура была). Он получил всю реакцию, которую хотел. Втолкнули ко мне в кабинет директора – разберитесь окончательно. А я вижу, что у него на футболке написано «Король и Шут». Он совершенно не ожидал от меня такой реакции, наверное, ждал продолжения этого педагогического воздействия, а я говорю: «Ты вообще на гитаре играть умеешь?» Он говорит: «Ну, вообще, да». – «А слабо группу сделать в школе?» И отправил его. На следующей перемене четыре человека ко мне уже ходят, такой местный «Битлз». Этим людям уже по 25 лет, они до сих пор играют, встречаются. Они уже работают, закончили вуз. Так у нас в школе появилось новое направление – ВИА или рок-группа. Тут еще важно перенаправить. Важно не только услышать сигнал, но и эту энергию перенаправить.

Конкретно по деловому стилю мы с ним потом поговорили. Я говорю: «Ты понимаешь, если бы президент, например, решил, что ваша группа достойна государственной награды. Вы бы в Кремль как пришли?» А в деловом строгом костюме на сцене как это смотрится? Странно. То есть тут важно помочь растущему человеку сформировать принцип адекватности стиля одежды, что на пляже это нормально, а в другой ситуации это совершенно ненормально. Ему надо помочь, с этим же не рождаются.

А. Волкова:

- Их надо научить этому. И школа, собственно, то место, где эти границы устанавливаются. Но и школы тоже бывают разные. Если в какой-то школе очень строгий дресс-код, и дети его принимают, и находят обоснование, почему это происходит? Если в образовательной организации уроки проводятся в open-space, с креслами-грушами, то о каких деловых юбках и брюках мы можем вести разговор? Конечно, это совершенно другой стиль одежды. И здесь тоже нужно смотреть на ту обстановку, в которой дети находятся в школе.

Д. Завгородняя:

- Как, по-вашему, школьная форма и вообще деловой стиль одежды настраивает учеников на деловой лад или расслабляет?

А. Волкова:

- Я считаю, что настраивает на деловой лад. Но вместе с тем этот деловой стиль тоже меняется. Если, например, долгое время в нашем дресс-коде была прописана деловая обувь под деловой костюм, то сейчас, глядя на детей, мы видим, что 90% учащихся ходит в кроссовках и кедах. Им так удобно, комфортно, они в течение целого дня находятся в одном пространстве. И находиться в туфлях (даже без каблука) все это время достаточно сложно. Поэтому мы абсолютно спокойно перешли к кроссовкам. Это никак их не расслабляет, это, наоборот, помогает им комфортно находиться на уроках и настраиваться на учебу прежде всего.

Еще одно замечание. У нас произошла такая ситуация. У нас тоже долгое время в дресс-коде были юбка и блузка для девочки. Но некоторые юноши, особенно в старших классах, высказали такую мысль, что когда девочка сидит впереди него, юбка и блузка – это не совсем комфортно для того мальчика, который сидит сзади. Поэтому у нас теперь в школьной форме были приняты сарафаны и платья для девочек. Девочкам комфортно, блузка никуда не выскакивает. Здесь нужно находить такой баланс договоренностей между детьми и взрослыми. И трансформация школьной формы однозначно происходит. То есть это не те правила, которые были прописаны 10 лет назад. Каждый год что-то меняется. Это не какой-то такой документ, который невозможно изменить, все меняется. Наступил новый учебный год – новые веяния, в том числе в моде. Почему бы не поменять что-то и в правилах школьной формы?

А. Милкус:

- Вы такие замечательные. Я знаю и вашу гимназию, и калининградскую школу. Вы такие прогрессивные, демократичные. Я бы сам в ваших школах с удовольствием поучился. Но ведь, к сожалению, достаточно много школ, которые сильно зашоренные. И руководство школ, у которых задача – максимально усреднить ребенка, подготовить его к жизни в таком, как мы понимаем, странном виде. Это серьезная проблема. Я думаю, что прогрессивных директоров, учителей у нас, к сожалению, меньше. В большинстве своем наша школа рассчитана на усреднение ребенка. Или я все-таки ошибаюсь? Есть позитив какой-то?

А. Волкова:

- Позитив хочется находить в любом случае. Все-таки учителя, наверное, должны быть людьми позитивными. А если говорить об усреднении, то во многих образовательных организациях школьная форма нужна, для того чтобы как раз скрыть неравенство, в том числе и финансовое, между семьями. Поэтому, возможно, в некоторых школах такой жесткий контроль за наличием школьной формы обусловлен и этим. Потому что кто-то из детей может себе позволить прийти в костюме за 30 тысяч рублей, а кто-то – только джинсы и рубашка. И здесь нужно тоже договариваться о правилах.

А. Милкус:

- Алла Александровна, давайте мы не будем… Мне кажется, дети прекрасно знают финансовые возможности каждой семьи по модели телефона. И им абсолютно все равно, кто в чем ходит.

А. Волкова:

- Я согласна. Тем не менее, когда дети приходят в одной одежде или в другой одежде (за разную стоимость), это тоже накладывает определенный отпечаток. Примеры в моей педагогической практике были.

А. Милкус:

- Буквально недавно я прочел, что в Липецкой области стартовал эксперимент – с 1 сентября 8 школ (и 12-я гимназия тоже включилась в это) переходят на безотметочную форму оценки успеваемости школьников, домашние задания чуть ли не отменяются, школьная форма отменяется. Что это такое у вас, это совсем уже разгул демократии?

А. Волкова:

- Я поясню ситуацию. Действительно, в Липецкой области по инициативе вице-губернатора Анатолия Владимировича Якутина начал реализацию проект, который называется «Новая школа», по демократизации отношений внутри образовательных организаций. И некоторые классы в некоторых образовательных организациях действительно ввели безотметочную систему.

А. Милкус:

- Это кого не жалко, что ли?

А. Волкова:

- Нет. Поясню по гимназии № 12. Мы отменили сейчас отметки во вторых классах. Сразу хочу сказать, для нас это не новая практика. Лет 15 назад у нас вообще не было отметок в первой четверти для пятиклассников, когда они переходили из начальной школы в основную. У нас до момента ввода новых СанПиНов про безотметочную систему для первоклассников тоже не было отметок для первоклассников. Так как дети прошлогоднего первого класса, как мы все понимаем, закончили учиться в третьей четверти, четвертую четверть они находились на дистанте, им реально тяжело войти в тот привычный учебный процесс. Поэтому мы решили, что во втором классе они тоже будут учиться без отметок, с качественной оценкой, для того, чтобы родители понимали, что происходит.

А. Милкус:

- А что такое качественная оценка – «молодец»?

А. Волкова:

- В том числе. А почему нет? Здесь нужно говорить о том, каких результатов достиг конкретный ребенок по сравнению с собой предыдущим, что удалось, что не удалось, а не просто ставить 2 или 3. Ведь мы прекрасно понимаем, что у разных детей скорость восприятия учебного материала тоже различная. И достижения для одного и другого ребенка тоже отличаются друг от друга. Поэтому качественная отметка во вторых классах у нас будет в этом году реализована.

Более того, по таким учебным предметам, как основы духовно-нравственной культуры народов России, в 4-м классе и основы религиозных культур и светской этики в 5-м классе у нас тоже нет отметок, у нас только зачет – незачет, то есть освоение образовательной программы. Потому что трудно оценить по данному предмету, поставить ребенку 3, 4 или 5 (о двойке, конечно, мы в этой ситуации не говорим).

Что касается домашних заданий. По таким предметам, как технология, музыка, физкультура, у нас домашние задания отменены полностью.

А. Милкус:

- А какие могут быть домашние задания по физкультуре?

А. Волкова:

- Зарядка с утра, например, определенный комплекс упражнений. Александр, знаете, какое количество теоретических тем в физкультуре, начиная от дат Олимпиад, и много всего другого. По другим предметам мы составили такую большую базу данных для себя, определили, что домашнее задание может быть двух видов – обязательное и рекомендованное. Какие-то дети захотят выполнить задание, какие-то дети не захотят, они и так всё хорошо успевают в пределах школы, и им дома ничего делать не надо. В электронном журнале мы теперь ставим буквы «р», то есть это задание рекомендованное, и букву «о», если это задание обязательное, его нужно выполнить всем. Но тогда и учитель должен его спросить. Тоже нередки ситуации, когда задание задается, потом про него забывают, а ребенок ждет, когда у него проверят то, что он дома делал. Это то, что касается домашних заданий.

То, что касается школьной формы. По той информации, которой я владею, во 2-й школе города Липецка убрали школьную форму полностью делового стиля, у них такой деловой casual, как они назвали тот стиль, в котором будут ходить дети. Мы пока полностью от школьной формы не отказались. И тоже это было связано с тем, что в прошлом году при разговоре с детьми дети ответили, что отсутствие школьной формы им будет мешать учиться. Это был ответ детей взрослым. Поэтому мы пока в этом направлении в этот эксперимент не вошли.

А. Милкус:

- А вообще, что это может дать? Ну, хорошо, нет домашних заданий…

А. Волкова:

- Взрослые думают, что это повысит интерес к учебе. А как это будет… Но это же эксперимент, надо посмотреть, что произойдет, и не бросаться в омут с головой. Почему мы во всех классах это не отменили? Потому что мы не знаем, что за этим стоит. Есть родители, кто за это, и в основном, мне так кажется, высказали свою позицию «за» те люди, которые связаны с системой образования, кому небезразличны их дети, кто знает о том, что такое возрастная психология, знает, как воспитывать ребенка.

А. Милкус:

- То есть меньшинство.

А. Волкова:

- К сожалению, да. А есть родители, которые говорят: «А как вы оценки отмените? А как я узнаю, знает он что-то или не знает?» Не все люди и из педагогической среды смогут ответить, как качественно оценить ребенка. А родители хотят видеть эту оценку в дневнике. Поэтому есть как сторонники, так и противники. Посмотрим, что из этого получится.

Д. Завгородняя:

- Тройка – такая обидная оценка для хорошиста. Чтобы он понимал, что он съехал не на 2, но на 3 все-таки съехал, и ему нужно приложить какое-то усилие. Потому что обучение невозможно превратить в сплошное развлечение, сплошную радость и позитив. Все-таки должны быть какие-то неприятные моменты, чтобы у ребенка появились опасения: может быть, я на 2 съеду. Поощрительная оценка, мне кажется, упрощает несколько ситуацию.

А. Волкова:

- Я полностью согласна с этим. Почему мы и говорим о втором классе. Во втором классе они цифры с числами только начали изучать, и для них понимание, что такое 3, что такое 5, и почему именно эти числа были взяты за оценки в школе, это сложно. А если говорить, например, о 9-класснике или 11-класснике, очень много сейчас проблем на Основном государственном экзамене и Едином государственном экзамене связано с тем, что дети не могут сами адекватно оценить свой уровень знаний. Учителя, возможно, где-то немножко приукрашивают ситуацию или, наоборот, усугубляют ее и выставляют ниже балла. То есть не могут оценить ребенка по тем критериям, которые потом государственная итоговая аттестация будет предъявлять к ним. Ребенок идет на экзамен в полной уверенности, что он всё знает, у него в течение года были одни пятерки по предмету, а на экзамене у него 3, а то и 2. Это тоже неприятная ситуация. Поэтому в школе мы должны научить ребенка оценивать себя. Мы должны научить учителя (и это тоже проблема сейчас в системе образования) качественно, грамотно оценить ребенка, тот уровень знаний, которым он обладает по данному конкретному предмету. Но это начиная с основной школы. Все-таки в начальной школе нужно учить несколько другому – понимать, насколько ребенок вырос по отношению к себе, что ему надо сделать дальше. Это наша позиция.

А. Милкус:

- Алексей Викторович, вы готовы отменить домашние задания в вашей школе?

А. Голубицкий:

- Во-первых, домашнее задание это не то, которое дается, а то, которое берется. Я очень благодарен Алле Александровне. Это очень интересная тема, это вторая тема, наверное, которая волнует всех после формы – система оценивания. У нас интересная система образования. Например, у нас губернатор не может и министр образования не может… Записана автономия образовательной организации в вопросах оценивания и режима. То есть нам даже предложить такое не могут.

А. Милкус:

- То есть губернатор Калининградской области вам сказать «давайте отменим домашние задания» не может?

А. Голубицкий:

- Он не будет этого делать. У нас в оргкультуре, внутри нашей образовательной системы очень широкая автономия по закону об образовании предоставлена школах. Это решает: 5-дневка, 6-дневка и т.д. Многие вопросы решаем мы, договариваясь с родителями, внутри педагогических коллективов.

Смотрите, какая интересная дискуссия. Во-первых, внешнее или внутреннее оценивание. Психологи доказали, внешняя мотивация работает слабо. Почему рабовладельческий строй рухнул? Потому что смотришь – работает, отвернулся – не работает. Если воспитывать ребенка кнутом и пряником, то все они будут толстые и в синяках. Внешняя мотивация не работает, это блокирует сознание. Если мне по математике ставят много двоек подряд, я к математике начинаю относиться негативно, и просто функция запоминания блокируется.

А. Милкус:

- Нам дозвонился Сергей из Чехова.

Сергей:

- Если вы смотрели фильм советского времени «Большая перемена», когда девушка в классе сидела в шапочке, и учитель ей сказал: здесь школа, а не танцы. Это про форму. Алла Александровна сказала про кроссовки. Да, девочки ходят так – платьице и кроссовки. Если вы были в цирке, между номерами выходит клоун. Вот эти девочки похожи на этих клоунов, когда ходят в больших кроссовках. У меня девочка, я заставляю ее ходить, как положено – нормальная сменка, туфелька. А когда ходят в кроссовках, и это поощряется, идут на поводу у детей… Я считаю, когда идут на поводу у детей, это не образование.

А. Милкус:

- Алла Александровна, это ужасно, когда у детей идут на поводу? Давайте лучше поводок на шею ребенка нацепим…

А. Волкова:

- Вот, собственно, о чем я и говорила. Что позиции всегда разные. Но это не значит, что если девочка приходит в туфлях, мы ее заставляем переобуваться в кроссовки. Если это принято в семье, если есть такие нормы, ради бога, пусть она ходит в туфельках. Но мир меняется, дети меняются, меняется понятие стиля, меняется понятие удобства. А почему нет? Кроссовки тоже бывают разные. Знаете, сейчас, в связи с коронавирусом, вообще изменилась ситуация в школе. Учителя ходят по кабинетам. И если я раньше ходила исключительно в туфлях на шпильках, то сейчас я не могу 5 километров по школе набегать в туфлях на шпильках. Поэтому в моем стиле тоже появились кеды и различные мокасины, потому что это физически практически невозможно – выдержать такой километраж. А так как раньше дети ходили по кабинетам, то я теперь их очень хорошо понимаю, как говорится, испытано на себе.

Поэтому нужно искать баланс. Безусловно, ни на какой деловой прием, ни на какое деловое мероприятие я в кроссовках сама не приду, и девочкам тоже это поясняю. Когда мы идем в театр, перед тем, как обсудить тот спектакль, на который мы пойдем, и то литературное произведение, по которому он поставлен, мы обсуждаем, в чем мы пойдем в театр, и почему мы пойдем именно так. Это наша позиция, и у каждого она может быть разной. Но поводок, я считаю, что это неправильно.

А. Голубицкий:

- Я бы хотел Аллу Александровну поддержать. Тут надо понимать, зачем. В обществе по этому вопросу согласия нет. А тут еще и межпоколенческая тематика. Вот мою одноклассницу, когда я учился в школе… Но тогда была такая норма. Если вдруг моя одноклассница в 10-м классе приходила хоть с чуть-чуть накрашенными глазами или губами, ее при сем классе провожали к раковине и помогали ей умыться. Были такие нормы. И мы с вами выросли в другой атмосфере, где была очень жесткая форма. Ничего в этом плохого не было. Тогда были такие нормы.

Но сейчас мир изменился сильно. Я предлагаю таким родителям обычно: ну, выбросите мобильный телефон в урну, откажитесь от тех изменений, которые произошли. Мы не можем, к сожалению, вернуться в то время. Мы должны все лучшее оставлять, то, что в советском образовании было (и формирование чувства коллективизма, и подлинный такой патриотизм, и много чего еще), но есть формальные вещи, которые, увы… Я не думаю, что уважаемый родитель вряд ли согласится, чтобы ему позвонили на работу, и партком собрали, чтобы ему объяснили, как воспитывать дочь. Вряд ли это понравится кому-то сейчас. Изменился мир. То, что работало раньше, к сожалению, сейчас работать перестает.

Д. Завгородняя:

- Учитель – образец элегантности в школе. А почему ученикам нельзя немножко не то чтобы подрасслабиться… Да, школа идет вперед. Но, например, очень часто в школьном уставе прописан запрет на джинсы. Почему-то нельзя джинсы. Даже если какая-то элегантная рубашка надевается, против джинсов ополчаются. И в итоге дети ходят в каких-то лосинах непонятных, которые смотрятся, на мой взгляд, гораздо более ужасно, чем джинсы. Скажите, как у вас в школах, вы тоже против джинсов?

А. Голубицкий:

- Я тоже хочу ходить в джинсах, но мы договорились внутри школы, что джинсы носить не будем. Дарья, вы сказали, что учитель – образец элегантности. Это ключевой момент. Начни с себя. В первый год, когда мы деловой стиль вводили в школе, я останавливаю одного из учеников и говорю: «Ну, мы вроде как договорились…» А он поворачивается и говорит: «А вот учитель пошел, она в джинсах». Самое неприятное – двойные стандарты. Если мы начинаем предъявлять детям какие-то требованиям, прежде всего, надо начать с себя. Не может курящий человек рассказывать о том, как это вредно. Ему никто не поверит просто.

По поводу джинсов. Возможно, мы в этом году еще раз обсудим этот момент. Именно в условиях пандемии, мне кажется, какие-то изменения на более комфортную одежду, возможно, произойдут. Но это вопрос общественного согласия.

А. Милкус:

- Спасибо большое.