Александр Казаков: Путин - единственный лидер, обладающий стратегическим мышлением

И. Панкин:

- Здравствуйте, друзья. В студии Радио «Комсомольская правда» Иван Панкин. Напротив меня Александр Казаков, в прошлом – советник главы ДНР Захарченко, ныне – политолог. Здравствуйте, Александр Юрьевич.

А. Казаков:

- Здравствуйте.

И. Панкин:

- Начнем с общих вещей. Как вы оцениваете текущее положение дел на фронте? Я не имею в виду – считать домики лесника, за которые сейчас идет борьба, а в целом отсутствие глобального продвижения и понимание, что, наверное, какого-то большого наступления не ожидается в ближайшей перспективе. И мы, судя по всему, я надеюсь, что я не прав, будем и дальше какое-то время жить в условиях специальной военной операции. Судя по всему, это самое время затягивается.

А. Казаков:

- Я думаю, стоит начать с того, каковы сейчас военные задачи.

И. Панкин:

- Какими вы их видите?

А. Казаков:

- Как я себе это представляю. Потому что об этих военных задачах ни Генеральный штаб, ни Министерство обороны не докладывают. И правильно делают. Есть одно заблуждение в общественном сознании, что армия во время военной кампании занимается освобождением территорий, присоединением территорий и тому подобным. Армия вообще не занимается территориальными вопросами. Это задача политиков. У армии нет задачи взять всю территорию. Мы сидим и постоянно считаем, сколько регионов – левобережная, правобережная, Одесса, Львов. Армия не думает об этом вообще.

И. Панкин:

- А как рассуждает армия?

А. Казаков:

- Если в конце февраля – начале марта прошлого года была другая задача, то сейчас задача только одна. Когда стало понятно, что мы переходим в состояние войны с армией киевского режима, задача одна – нанести не режиму, а армии противника военное поражение. И не важно – где. Здесь вот еще что важно понимать. Я всем своим подписчикам советую пересматривать советский фильм «Прорыв» про генерала Ватутина, который освобождал Киев. В этом фильме есть очень важный момент. После форсирования Днепра и взятия Киева, пользуясь возможностями, генерал Ватутин практически сразу взял Житомир. И Верховным Главнокомандующим был Иосиф Виссарионович Сталин. То есть там шутки не проходили. После взятия Житомира в Москве был салют. Иосиф Виссарионович поздравил население Советского Союза со взятием Житомира. А через пару недель Ватутин, как военный генерал, узнав о том, что Манштейн готовит ему фланговый удар, понял, что, если он не уйдет из Житомира, то он потеряет армию, а потом и Киев повторно. И ему Жуков говорит: «Ты понимаешь, что ты говоришь? Что значит – оставить? Ты взял только что». Военный человек – ему взять Житомир, оставить Житомир. Ему нужно врага победить. И он ушел из Житомира. Вышел, хотя понимал риски. Много городов мы брали, оставляли во время Великой Отечественной войны.

У военного другая задача – нанести военное поражение армии противника. И поэтому сейчас надо понимать, что идеальная для нашей армии ситуация – нанести поражение армии противника вот здесь, в донецких и запорожских степях, а не в городах, например, не в Днепропетровске и не в Харькове бороться с армией врага, а здесь, в этих степях. И поэтому, если и будут в ближайшее время наступательные действия, а они, скорее всего, будут, об этом говорит слишком большое количество разведпризнаков, то они будут связаны именно с той армией, а 90 % этой армии расположены напротив нас, именно здесь, в этих степях. И там надо решать. Когда у государства нет армии, если наносится военное поражение, потом идут политики и полиция. И наводят порядок на территории.

И. Панкин:

- Есть чем возразить. Если по порядку, сейчас разберем, что такое военное поражение. И самое главное – перемалыванием вот это самое военное поражение, наверное, все-таки не наносится. Тем более, в степях, где они против нас выдвигают какие-то малые группы, которые, да, мы постепенно уничтожаем. Ну, пусть у них сокращается численный состав, но они действуют за счет каких-то террористических актов, это во-первых. Во-вторых, нет-нет, да наносят какие-то обидные удары по новым регионам, иногда долетает и до территории канонической части России, как мы это называем. Все это бьет, в том числе, и по бюджету. Когда уничтожается наш истребитель, он денег стоит. И произвести его тоже тяжело. Это не только деньги, но еще и производство, которое у нас сейчас ограничено по понятным причинам. Поэтому тут игра на тоненького. В степях поражение все-таки, на мой взгляд, не наносится. Вы не находите?

А. Казаков:

- Нет, не нахожу. Смотрите, я вообще считаю, что это стратегическое достижение наших военных стратегов, то, что мы вытащили их в степь. Мы знали, что армия киевского режима не сможет не наступать. Их политики заставят, их начальство вашингтонское заставит. Мы знали, что это будет. Их же реально просто гнали. Они не хотели наступать. Еще в мае они говорили: мы не готовы, дайте еще оружие. Они не хотели, их просто выпихнули в это наступление. Но мы-то знали, что так будет происходить. И поэтому то, что мы воюем с армией противника не в городе Запорожье и не превращаем его в город Попасная, который даже отказываться восстанавливать, потому что его нет, что мы в Харькове с ней не воюем, в Днепропетровске, снося при этом города, потому что этому их научили, как в городах оказывать сопротивление наступающей армии. И мы вытащили их в степь. Ну, да, полтора десятка деревень пропали. Не беда – восстановим.

Когда вы говорите про малые группы, во-первых, начиналось все не малыми группами. Там они просто пачками шли. Это первое.

И. Панкин:

- Пачками, но малыми группами.

А. Казаков:

- Малыми пачками.

И. Панкин:

- Но все-таки не большими какими-то, не дивизию двигали, правда ведь? Дивизия вычисляется и атакуется тут же.

А. Казаков:

- Сейчас это и не самый лучший способ вести боевые действия.

И. Панкин:

- По тем причинам, по которым я сказал. Беспилотник вычисляет, наносит ракетный удар.

А. Казаков:

- Непосредственно на линии боевого соприкосновения, кстати, она до сих пор еще называется линией боевого соприкосновения, ЛБС. Напомню, что до 24 февраля прошлого года она называлась линией разграничения, а не соприкосновения. Если мы смотрим сводки нашего Минобороны по всей линии фронта, считаем количество потерь в живой силе и технике ежесуточно, то это речь идет, как правило, о том, сколько они потеряли вот в этих своих атаках, в наших наступательных действиях, непосредственно на ЛБС. При этом мы, особенно сейчас, когда у нас есть планирующие бомбы, наносим им катастрофический урон как недалеко за линией фронта, так и на глубине. Когда мы накрываем какую-то гостиницу с личным составом, этого в их сводках нет. Мы эту армию перемалываем не только на ЛБС, но и в оперативном тылу. И это происходит каждый день, каждую ночь. У нас есть для этого возможности. Мы вышли на хорошую динамику и по артиллерийским снарядам, и по ракетам. И особенно сейчас, когда стали применять активно авиацию.

Поэтому предварительная задача, прежде чем нанести военное поражение, надо в голове и у армии противника, и у общества, которое эту армию поддерживает, сломать несколько вещей, прям физически. Первое, что надо сломать, - у них в головах до сих пор живет внедренный, особенно весной прошлого года, когда у них была эйфория, «Россия пошла забирать Украину и не забрала», они же до сих пор считают это победой, а мы вообще-то не планировали, Путин даже 24 февраля говорил, что мы не собираемся оккупировать Украину, все почему-то об этом забыли. Так вот, образ возможной победы у них в голове какой-то есть. И он постоянно накачивается очень профессиональной и медиа-машиной, и информационной машиной, которая работает в Киеве по лекалам, которые созданы в Лондоне. Мы же не сомневаемся в профессионализме Лондона.

Когда мы читаем какие-то эпизоды с нашими бойцами, в Telegram-каналах увидим какую-то историю, ну, порадовались: молодцы ребята! А они, когда это видят, вынимают, и дальше начинает работать машина. Их научили работать еще в 2013 году, когда в Киев заехали очень крутые профессионалы из Соединенных Штатов, офицеры информационных войск. Они привинтили информационное пространство к себе: СМИ, газеты, телевидение и социальные сети. По пять-шесть тысяч аккаунтов в каждой социальной сети были напрямую привинчены к этой машине. Это информационный каток. Минимальные достижения. Мы иногда задаемся вопросом: зачем они это делают? Когда они наносят нам какой-то укол – неприятный, болезненный.

И. Панкин:

- Для повышения боевого духа, конечно.

А. Казаков:

- Совершенно верно, вот именно для этого. И они поддерживают, давайте не будем забывать, что их армия еще и в информационном коконе живет, в специально созданном. И они верят в то, что они могут победить. Самое главное для киевского режима, чтобы их армия в сознание не вернулась. Потому что, если она вернется в сознание, то она, по идее, на прошедшей неделе должна была сдаться. Если бы она была в сознании. Почему? Это даже для школьника понятно. Когда сталкиваются друг с другом армии двух государств, когда оба государства все свои усилия направляют на то, чтобы эта армия победила, сравниваются военные потенциалы двух стран, не армий. Военный потенциал Украины начала 2022 года и России – просто несопоставим. Это все знают. После 24 февраля, не знаю, рассчитывали ли наши стратеги на эту историю и до какой степени учитывали это, но к Украине привинтили объединенный Запад. Ей создали глубину оперативную и ей создали тыл. Он не ее тыл. Ситуация изменилась, но она не паритетна даже при этом. И никогда не была.

Поэтому после возобновления палестино-израильского конфликта, после заявлений, которые идут из Вашингтона и из Тель-Авива, армия должна была понять: все, денег не будет, пушек не будет, снарядов не будет, самолетов не будет. Ну, давайте палками воевать. С той нашей армией, которая стала сейчас. Это не завтра будет, не послезавтра. Но будет.

И. Панкин:

- Мы подошли к самому интересному. Ныне наблюдаем, как разворачивается ближневосточный конфликт. Он может в полноценную войну между разными странами, арабским миром против Израилем и не развернуться. Пока предпосылок к этому нет, кроме относительно свежего, нового и опровергающего предыдущие заявления иранского МИДа. До этого они говорили, что вступят в боевые действия, только если будет угроза их территории. Сегодня они заговорили про какие-то там упреждающие меры. Непонятно, что это значит. Будем наблюдать. Если не развернется? Пока все сохраняют нейтралитет. Никто не хочет в это лезть, только на уровне заявлений. Соответственно, это может относительно быстро закончиться, где-то полгода. Значит, ВСУ может эти полгода спокойно переждать, а потом внезапно окрепнуть, получить новую порцию пакетов военной помощи. И даже до нового контрнаступления может дойти. Не так ли? Мы за эти полгода можем успеть воспользоваться ситуацией? Верите ли вы, что сейчас поставки на Украину прекращены, заморожены?

А. Казаков:

- По поводу возобновившегося палестино-израильского конфликта. В некоторых отношениях он похож на украинский конфликт. Модельно похож. Только не надо совершать главную ошибку – не надо Россию сравнивать с ХАМАС и наоборот. Россия – с Израилем, а Украину – с ХАМАС. Если брать формально атаку ХАМАС на Израиль, это весьма похоже на то, что в сентябре прошлого года было в Харьковской области. Эти быстрые перемещения и так далее.

И. Панкин:

- Мы же признаем, что ХАМАС, по сути, террористическая организация, мы не то чтобы на ее стороне.

А. Казаков:

- Конечно.

И. Панкин:

- Но и не на стороне Израиля.

А. Казаков:

- Это, кстати, важно. Спасибо, что сказали. Мы вообще здесь ни на чьей стороне. Мы на своей стороне. И слава богу, что мы учимся вести себя именно таким образом. Только что была еще одна военная ситуация, где мы вели себя таким же образом, это Карабах. Когда на Валдае Путин… Я еще думал: Владимир Владимирович, чего так долго? Когда он 12 минут рассказывал предысторию Карабаха, кто что говорил, кто куда ездил. Я думаю: чего так долго? Как будто лекция по истории. А в этом долгом рассказе он демонстрировал, что мы были не за Армению и не за Азербайджан. Мы были за Россию. Это важно. Тем более, здесь. Мы же понимаем, что многонациональные русские есть и в Израиле, и в Газе. Мы здесь за себя.

Модельно, смотрите, это локальный конфликт, который выставлен в большую геостратегическую карту. И модельно в чем схожесть? Как на Украине, почти никто из серьезных игроков не заинтересован в том, чтобы локальный конфликт перестал быть локальным. А возможность этого есть. Потому что могут подключиться западные соседи. Более того, на протяжении всех этих 20 месяцев как минимум два участника этого конфликта на Украине осознанно работают на то, чтобы сохранять его в этих границах, это Россия и, не удивляйтесь, Соединенные Штаты Америки. Это наш совместный интерес, чтобы конфликт не выплеснулся за границы бывшей Украины.

У меня есть доказательства прямого интереса в этом Соединенных Штатов, теперь даже уже не одно. Давайте вспомним украинскую ракету, которая прилетела в Польшу и убила двух трактористов.

И. Панкин:

- Там были осколки.

А. Казаков:

- В данном случае не важно. Где-то в 20.00 она прилетела, в 21 час было заявление сначала Киева, а потом Варшавы, только не на уровне президента Дуды, о том, что это российская ракета, которая прилетела на территорию страны НАТО, убила двух граждан страны – члена НАТО, и тут же заверещали о 5-й статье, потом вспомнили, что надо сначала 4-ю статью выводить устава НАТО. Вся эта истерика длилась до 12 часов. А потом была знаменитая «пижамная вечеринка» на Бали, которую нам показали. Когда Байден реально в пижамах вытащил Блинкена и Салливана и сказал: ракета была не русская. И это был не единственный эпизод. Это показывает, что ни мы, ни Соединенные Штаты Америки не заинтересованы в интернационализации конфликта.

Здесь то же самое. Вы правильно говорите, что все стараются дистанцироваться. Последнее заявление Ирана немножко другое. Там нет слова «Иран». И, возможно, МИД Ирана говорило не о себе и не о КСИР, а, возможно, в «Хезболле».

И. Панкин:

- «Хезболла» хоть и ливанская, но контролируется, наверное, может быть, и отчасти, но все равно есть какой-то контроль у Ирана.

А. Казаков:

- И поэтому это политическое решение. Вот о том, что ракета была в Польше не русская, а украинская, Байден принял политическое решение. Ему было плевать, чья это ракета. И здесь будет политическое решение. Произошел жесткий зацеп с «Хезболлой». И тогда Вашингтон и Тель-Авив принимают политическое решение: мы считаем это Ираном или Ливаном? Нет, это Ливан. Вот мы сейчас тут постреляемся с «Хезболлой», это типа не Иран.

И. Панкин:

- Это типа «Хезболла» отдельно.

А. Казаков:

- Это именно политическое решение. Все понимают, что эскалация конфликта, его расширение в этом регионе приведет к непредсказуемым последствиям. В том числе, на выборах в Соединенных Штатах. Начиная с этой осени… Я вот в январе этого года хорошо помню, там есть привязка к очень конкретному докладу одной из «фабрики мыслей» в Соединенных Штатах, начал говорить о том, что осенью США будут уходить с этого театра военных действий – с Северного Причерноморья. Как на меня тогда смотрели? И шапкозакидательством я занимаюсь, и я неисправимый оптимист. И все это время я говорил: дождитесь осени, вы это увидите. К концу лета об этом начали писать мейнстримовские западные СМИ.

В этом нет никакой разведывательной информации у меня. И в этом нет никакого гениального анализа. И я не Ванга. Все очень просто. В самом начале конфликта, еще весной прошлого года, я записал несколько больших видео, которые назывались «Структура войны». Я присылал такую «Вселенную войны», где в ядре – поля сражений, а над ними другие фронты надстраиваются – экономические, дипломатические, информационные, идеологические. Эта вселенная движется. Все эти уровни влияют друг на друга. Надо просто совмещать повестки. А поскольку нашим стратегическим противником на полях сражений Украины являются Соединенные Штаты (Лондон – отдельная тема), а не киевский режим, то надо совмещать повестки. Вся американская политика - про выборы и немножко про ВПК. И поэтому надо просто отматывать пленку назад. Когда встретятся две повестки – военная повестка на территории бывшей Украины и предвыборная повестка.

Я тогда же об этом говорил, теперь об этом начинают писать в США, что они не могут себе этого позволить. Смотрите, какая интересная история получается. Если Соединенные Штаты сейчас, до января, не отскочат от украинского конфликта, это не значит, что они не будут деньги давать. Будут. Но они публично переложат ответственность на других игроков. Точнее, на Европу под управлением Лондона. Скажут: вот теперь они этим занимаются, а мы помогаем. Мы не главные, не мы ведем этот конфликт. Потому что они же писали об этом открытым текстом, что США должны сохранять управление этим конфликтом. Они его сохраняли. И до сих пор сохраняют при помощи финансирования, оружия и прочего. А сейчас они под прямой контроль берут киевский режим. Просто расставляют своих людей в администрации.

Так вот, если они публично не отскочат и входят в предвыборную кампанию, участвуя в этом конфликте, например, у них в январе начинаются праймериз официально, публично. То есть все, предвыборная кампания началась. И они не ушли с этого театра именно на уровне публичной декларации. Тогда кнопка американских выборов находится в Москве.

И. Панкин:

- Что это значит?

А. Казаков:

- Это значит, что продолжаются боевые действия, позиционные или маневренные. Тогда, скорее всего, точно мы сохраним позиционный характер этой войны. Нам это тогда будет выгодно. Не с военной, а с военно-политической точки зрения. А у них идет предвыборная кампания. И вот, например, прошел год, октябрь на дворе в США. Вот скоро голосование. И в этот момент российская армия наносит украинской сокрушительное поражение. Медийное, знаковое. Куча вариантов. Марш-бросок – и взяли город уровня Полтавы. Если мы это сделаем, тогда мы выносим ошметками Демократическую партию, семейку Байденов и всех остальных с выборов. Они проигрывают их автоматически, это поражение им – политическое поражение. А кто принимает решение? Мы здесь. Наступаем или не наступаем. Они не могут пойти на это.

И. Панкин:

- Складно получается. Но все равно всё упирается в некий договорняк. А от этого как-то на душе не проще.

А. Казаков:

- Ничего страшного. Надо разговаривать.

И. Панкин:

- Договорняк, если он есть между Россией и США по поводу конфликта на Украине, это как-то обидно. Хочется рассчитывать на то, что все зависит конкретно только от нас и от наших решений, в том числе политических. А если это некий торг, согласитесь, на поле боя сражаются наши ребята, так или иначе, небольшие, как есть – мы не знаем, - потери мы несем. Не хочется верить в договорняки.

А. Казаков:

- Поскольку мы находимся в центре медиамашины "Комсомольская правда", это же все о словах. Не только о картинках. То вот слова играют большое значение. Вот вы сейчас использовали термин «договорняк». Есть термин «сделка». Я обозначаю именно термины. Чем отличается договорняк от договоренности? Эмоциональной нагрузкой. Потому что договорняк – это как шмурдяк. Это что-то такое противное заведомо.

И. Панкин:

- Давайте я уточню, раз уж вы придираетесь к словам.

А. Казаков:

- Я не придираюсь, я хочу объяснить.

И. Панкин:

- Договоренности.

А. Казаков:

- Я не просто так придрался. Потому что, смотрите, официальное название «Черноморскую продовольственную инициативу» все называют зерновой сделкой. Она нигде как зерновая сделка не обозначена. Нам это словосочетание вбросили наши противники. А мы понесли. Это важно. Потому что мы разговариваем с людьми. Зачем добавлять истеричности в восприятие того, что они слышат?

Договоренности. Любой конфликт всегда обложен целой системой договоренностей, в том числе между противоборствующими сторонами. Есть еще в науке стратегии такое понятие как «молчаливые договоренности». Это договоренности, которые не являются следствием каких-то встреч, торгов, никто никаких подписей не ставит. Самый известный пример – во время Второй мировой войны все основные участники обладали гигантскими запасами и опытом применения химического оружия. Сначала проигрывала наша страна. Потом проигрывала Германия. Казалось бы, отмороженный на всю голову Гитлер. Никто ни разу нигде его не применил. И никаких переговоров по этому поводу не было. Это и есть молчаливое соглашение: не делаем.

Когда началась ядерная эпоха. Сначала это тоже были молчаливые соглашения. Потом, да, прошли переговоры. А сейчас их США аннулируют. У нас их просто больше нет. Это молчаливые. А есть не молчаливые, когда встречается Бернс и Нарышкин, это не молчаливые договоренности. Они встречаются и договариваются о некоторых правилах. При этом все понимают, что противная сторона правила может нарушить. Это же не сделка с дьяволом и не кровью подписана. Мы тоже можем обвинить нашего противника в некорректном поведении и выйти из этих соглашений.

Но в данном случае соглашения, это важно понимать, эти договоренности не о том, кто как победит, потому что это решается на поле боя. Это договоренности о том, чего не хотят обе стороны, помимо того, что идет война. Например, не выпустить конфликт на Украине за пределы бывшей Украины. А желающие есть: Лондон, Варшава. Сейчас, думаю, они немножко охолонут. Но Лондон постоянно подзуживает. И это легко сделать. И не нужно вводить войска. У нас есть слабые места на Западном театре военных действий. Это просто наши уязвимости. Есть Калининградская область, есть Приднестровье. И конфликт выходит за границы. Поэтому это договоренности, которые не о том, кто кого победит и кто сдастся, - это решается на поле боя, и там, где это поле боя обеспечивается. Это договоренности о недопущении худшего для всех воюющих сторон. Кроме киевского режима. Но это уже не сторона.

Ровно то же самое происходит в палестино-израильском конфликте. Вы думаете, серия телефонных разговоров Путина о чем?

И. Панкин:

- С Нетаньяху?

А. Казаков:

- Нетаньяху был последним. Со всеми ключевыми игроками. По-моему, кроме Катара. Но будет, наверняка. Блинкен, который носится по арабскому Ближнему Востоку. Решают одну и ту же задачу – чтобы не было вовлечения. Когда конфликт становится воронкой, которая затягивает в себя, тут уже никто не остановит. Даже при помощи военной силы. К тому же и опыта у нас нет. К сожалению, в инструментах ООН не было прописано. Миротворцы ООН становятся на линию разграничения между сторонами после того, как наступило перемирие. Даже в уставе ООН нет возможности при помощи международного контингента прекратить боевые действия, то есть вступить в конфликт. Такого формата нет, к сожалению. Может быть, в многополярном мире он появится.

Так вот, это целая система договоренностей. Это нормально, так всегда было, так всегда будет. И это хорошо. Потому что, если между противоборствующими сторонами глухая стена, то при наличии тех средств поражения, которые есть у нас и у объединенного Запада, мы довоюемся до Луны. Придется переселяться туда досрочно. И не по своей воле.

И. Панкин:

- До применения ядерного оружия соответственно.

А. Казаков:

- У нас не только ядерное. Чего только у нас нет. А биологическое оружие, которое даже не доисследовано, но оно есть?

И. Панкин:

- А кто, по-вашему, способен применить ядерное оружие? Россию давайте за скобки выведем.

А. Казаков:

- За скобки много кого надо выводить.

И. Панкин:

- Вот Израиль при поддержке США.

А. Казаков:

- Нет. Я думаю, что на самом деле у Ирана также нет ядерной бомбы, как и у Израиля. Это мое мнение, это тоже не разведданные. Исходя из модели поведения Ирана.

И. Панкин:

- У Израиля есть США.

А. Казаков:

- У Израиля бомбы нет, но они применят ее в случае необходимости.

И. Панкин:

- Ну, как Голда Меир говорила: «Бомбы нет, но мы ее применим».

А. Казаков:

- Совершенно верно. Я думаю, у Ирана сейчас такая же ситуация, у них бомбы нет, но они ее применят, если будет опасность для государства.

И. Панкин:

- Они же обогащают уран, разработки ведутся.

А. Казаков:

- И очень давно. Если пробежаться по ядерному клубу, я скажу, кто может применить в первую очередь. Нет, не Израиль. Раньше самым опасным ядерным противостоянием были Пакистан и Индия. Оно действительно локальное. Ни Индия, ни Пакистан не наращивают ядерный потенциал, это достоверно известно.

И. Панкин:

- Ну, у них просто есть какое-то количество.

А. Казаков:

- Это фактически пушки ядерные, направленные друг против друга. Они даже не поворачиваются в стороны. Это чисто локальный в этом смысле конфликт, который при таком населении Пакистана и особенно Индии, конечно, будет катастрофа мирового масштаба по жертвам, но, тем не менее, он локальный. Если пройтись по остальному клубу, то никто не будет применять ядерное оружие – ни мы, ни Китай, ни Соединенные Штаты. Про Францию и Британию не говорю. В Британии уже только американские, своих зарядов нет. Единственная страна, которая может (и все это знают) применить, но, скорее всего, при угрозе собственному существованию, это Северная Корея. Сейчас в плане ядерной агрессии Запад больше всего боится Северную Корею, потому что они не верят в ответственное поведение лидера Северной Кореи, и, наверное, зря. Но, с другой стороны, пусть боится. Так что сейчас нет перспектив применения ядерного оружия, за исключением… Если стороны при этих договоренностях, если одна сторона нарушает эти договоренности, например, Соединенные Штаты. Мы этих договоренностей не знаем, естественно (и слава богу), но предположить можно. Это применение тех или иных видов оружия, это уровень эскалации. При Никсоне еще была разработана стратегия доминирования при помощи эскалации. То есть они считали, что в определенной ситуации (кстати, не без основания) можно добиться результата, то есть доминирования, за счет поднятия уровня эскалации и даже без войны.

Вот сейчас они вместе с войной поднимают уровень эскалации, который мы тоже неправильно оцениваем. Потому что, например, ATACMS… Рогозин написал, что, по его мнению, они уже применили ATACMS.

И. Панкин:

- По Бердянску, по аэродрому, как сообщается. Официальных заявлений пока нет.

А. Казаков:

- Наше общественное мнение так разогрето, скажем так, патриотический сегмент, что появление ATACMS на этом театре военных действий воспринимается как следующий уровень эскалации. Это не так. Военная математика другая. Мы же за эти полтора с лишним года привыкли, у нас кто только не говорит, что война – это математика. Красиво звучит. Но военная математика другая. Вот в нашей с вами математике дважды два – четыре, а в военной – нет, дважды два может быть три, а может быть дважды два – пятнадцать. Зависит от положения дел на театре. Другая математика. И для военных появление ATACMS – это не следующий уровень эскалации. Потому что уже есть Storm Shadow, уже SCALP Макрона так летают. То есть они перешли на следующий уровень дальности ракет.

И. Панкин:

- Ну, и TAURUS на подходе, шведско-немецкая ракета очень серьезная.

А. Казаков:

- Возможно.

И. Панкин:

- Про ATACMS я уточню. Они применяют ATACMS по новым территориям, которые не признают российскими, по российским регионам. Я имею в виду территории, которые мы относим…

А. Казаков:

- Россия до 2014 года.

И. Панкин:

- Да, по канонической части России они HIMARS и ракеты, которые HIMARS выпускает, не применяют пока что.

Вы автор замечательной книги «Лис Севера». Вы написали ее давно, но не об этом речь.

А. Казаков:

- Как выяснилось, она не устарела.

И. Панкин:

- Не так давно Сурков выпускал статью, в которой тоже говорил про какой-то Север. Я еще задался вопросом: при чем тут Север? Есть ведь Восток и Запад. И тут вспомнил про вашу книгу. У вас тоже что-то там про Север.

А. Казаков:

- «Лис Севера».

И. Панкин:

- Что такое Север? Вы о чем вообще все, и вы, и Сурков, собственно?

А. Казаков:

- Ну, я про то, что мы и есть Север.

И. Панкин:

- Есть, конечно, северные части в России.

А. Казаков:

- Геополитически мы глобальный Север, и нами этот глобальный Север и исчерпывается.

И. Панкин:

- Что это такое?

А. Казаков:

- Сейчас, когда период гегемонии Соединенных Штатов фактически уже закончился, они сами это признали, и мы, собственно, переживаем сейчас этот сумасшедший период переустройства мира, всегда связанный с войнами, с потрясениями, обычно еще и с эпидемиями и т.п. Когда это происходит, все ответственные люди на Земле пытаются это описать, потому что появляется новая реальность. Для людей это так. Если она не названа, то ее нет. Собственно, это философия имени. Если у вещи, или у животного, или у человека нет имени, значит, его нет. И нужно эту новую реальность описать. Все описывают по-разному. Вот сейчас появился, например, термин, он стал ходовым – глобальный Юг.

И. Панкин:

- Это Африка и Южная Америка, тут все понятно.

А. Казаков:

- Нет. Если мы читаем геополитические материалы в средствах массовой информации, даже в аналитических материалах (наших, кстати, тоже, но в основном не наших), то к глобальному Югу относятся и Индия, и Китай, и мы. То есть глобальный Юг в мейнстриме таком медийном – это наименование того, что я называю глобальным Не Западом. То есть сейчас первый этап, мир делится на две части. Есть глобальный Запад и есть глобальный Не Запад. Вот складывающаяся мягкая такая коалиция определяется, прежде всего, отношением к Западу, что никто не хочет, чтобы Запад рулил мировыми делами. То есть это отрицательная коалиция. Вот ее назвали глобальным Югом. Когда я впервые прочитал, подумал: вы что, больные, что ли, мы – это Юг? Но на самом деле мир фрагментируется сложнее. Потому что глобальный Запад, между прочим, находится в Японии и в Южной Корее. Тоже совершенно восточные страны, но они входят в глобальный Запад. Отнесение к глобальному Югу сегодня Индии и Китая некорректно, а, скажем, стран Юго-Восточной Азии корректно. По той причине, что и Китай, и Индия являются самостоятельными игроками. В перспективе это лидеры серьезных регионов, как и мы, но мы-то точно не Юг.

И здесь еще есть определенное распределение. Глобальный Юг в расхожем понимании, с учетом как раз азиатских экономик, например, становится локомотивом экономического развития мира, это уже очевидно, Владимир Владимирович регулярно считает в процентах. Но Запад колонизировал земной шар не при помощи экономики, а при помощи тупо оружия. И единственный участник не западной этой коалиции, который может обеспечить силовую составляющую этой коалиции, это мы. Мы – как крышка на земном шаре сверху. Не хочу никого пугать, но маршрут военных конфликтов, который запустился в Северном Причерноморье, в этом отношении у всех, и у нас, и у наших противников, есть некоторый консенсус, то есть мы понимаем этот маршрут. На этом маршруте чуть-чуть не случившаяся война в Африке (в Сахеле) и случившийся палестино-израильский конфликт – это отклонение от маршрута. А маршрут такой: Северное Причерноморье, Южно-Китайское море, и все знают, что потом. А потом это будет Арктика. То есть то, что мы являемся глобальным Севером, накладывает на нас дополнительную ответственность отстоять нашу Арктику. Но это перспектива 10-15 лет.

И. Панкин:

- Плавно подходим к тому, почему Путин у вас изображен лисом.

А. Казаков:

- Нет, изображен он не лисом, это написано, просто фотография хорошая.

И. Панкин:

- Метафорически все-таки лис. Вы же назвали книгу «Лис Севера», на обложке Путин. Я не сказал, что он в маске лисы, собственно. Почему он у вас в книге изображен лисом, в чем замысел? Действительно интересно порассуждать на тему того, какие планы у Путина на ближайшие пару лет. Я говорю о глобальных, не только о специальной военной операции. Каков замысел, если он есть?

А. Казаков:

- Откуда взялось название? Это цитата из книги. Северным Лисом назвал Наполеон, лидер объединенного Запада того времена, Кутузова, когда узнал о его назначении. Назвал прежде, чем был наголову им разбит. Владимира Путина 20 лет обвиняют в том, что у него нет стратегии и уж тем более нет идеологии. Так ли это? Не так ни то, ни другое. Стратегия есть, как я пишу, причем изысканная. Идеология есть, которую мы все знаем, и притворяемся, что ее нет.

Что касается стратегии. Первая часть книга, «Между Римом и Византией она называется», я попытался реконструировать, с каким стратегическим багажом к 20-му году подошел Владимир Путин, с учетом его образования. Я должен сказать, что в позднее советское время было только одно учебное заведение, где учили прогностическому планированию. На самом деле это стратегическое планирование, на 10, 30, 50 лет. На Мичуринском проспекте в Москве находится это учебное заведение, тогда оно называлось Высшее краснознаменное училище (сейчас, по-моему, институт или университет) КГБ (ФСБ). Там этому учили курсантов.

И, исходя из знания биографии и личности, я действительно очень хорошо понимаю Владимира Владимировича. Потому что я на несколько лет просто погружался. К концу второго срока Путина выходил такой альбом, назывался «Владимир Путин». Это был альбом фотографий. А к к задней обложке этого альбома были приклеены два диска. На одном диске были за 8 лет все тексты, которые подписаны Путиным, а на втором - все видео. Я знаю только несколько человек в стране, кто все это прочел и все это отсмотрел. Это реально очень серьезный уровень погружения. Потом я видел сам, как Путин работает с текстом. На одном из съездов «Единой России» мы с Иваном Демидовым ( «Музобоз»), который организовывал все это безобразие, стояли за кулисами, и Путин сидел за столом передо мной. И у него было два выступления, в начале и в конце. Это важно. Потому что когда мы слушаем выступления, тем более с бумажками, некоторых лидеров, мы прекрасно понимаем, что это подготовленный для них текст. А здесь было так. У него было вступительное слово на этом съезде и заключительное. Перед ним лежал текст. Как он готовится, я тоже знаю, я пробовался на спичрайтера президента (правда, другого, в смысле, Дмитрия Анатольевича Медведева).

И. Панкин:

- Я понял.

А. Казаков:

- И не согласился потом на эту работу. Перед ним лежал текст. И выступали люди. Он сидел, слушал и вносил поправки. Когда он пошел к трибуне, на этих страницах белого места не оставалось, все было переписано вообще. То есть любой текст он адаптирует под себя. Поэтому это тексты, которые говорят о нем, не только интервью, но и такие тексты.

Так вот, при таком уровне погружения… Я исследователь творчества Владимира Владимировича Путина, именно исследователь. Вот академик Тарле написал книгу о Наполеоне, я написал книгу о Путине. И вывод, что к 20-му году (на самом деле раньше, к 14-му году) Путин сделал то, что никто другой до него не делал. Он начинал работу президентом (кстати, тогда для него это была работа, а потом стало служением) совершенно в западной парадигме. Более того, он использовал западные стратегии для выстраивания внешней политики России и прочего. И в определенный момент времени (я знаю какой, это был декабрь 2001 года, через два года нахождения на посту), во-первых, он понял, что это война (тогда, 20 лет назад). А во-вторых, он понял, что если он будет пользоваться этими западными стратегиями, то ядерный конфликт неизбежен. Потому что у них стратегии одинаковые, у нас, это два поезда, идущие навстречу по одной колее. Столкновение неизбежно.

И он ушел с этой колеи. Куда? Туда, где ему было привычно. Дзюдо – это только во вторую очередь борьба физическая, а в первую это стратегическое мышление, но не наше и не западное точно, а именно восточное. У Путина есть текст, им написанный, предисловие к учебнику по дзюдо. Просто почитайте текст. Он показывает глубину, на какую он погрузился, и это оценивают, между прочим, восточные мастера единоборств в нем. Это стратегическое мышление совершенно другое. Тогда появилось любимое его словечко – ассиметричный ответ и т.п. Тогда он стал похож на Кутузова, кстати. Потому что иногда можно победить, отступая. Это к разговору о том, что без наступления победы не будет. Может быть такое, и в истории не раз такое бывало (это, правда, не про нас).

Таким образом, отказавшись, но сохранив знание западной стратегии, он фактически перешел как бы на восточный инструментарий. Японской стратегии нет, вся японская культура (прошу прощения у японцев) – это переписанная китайская.

А потом еще и к византийской. Он вернулся на родину. И через 10 лет даже наша концепция внешней политики поменялась. Было два региона – Евроатлантика и Азиатско-Тихоокеанский. В 11-м году появился евроазиатский регион, глобальный регион. В итоге мы пришли к стране-государству. Это и его развитие политическое и стратегическое. Вместе с ним развивается и страна, то есть и мы вместе развиваемся, но он растет быстрее, чем мы, мы все время догоняем. В итоге сегодня (это в мире признано) это действительно единственный из мировых лидеров, обладающий настоящим стратегическим мышлением, причем разносторонним. Он изучил врага, он изучил друзей и обладает еще собственным стратегическим творчеством. Конечно, нам повезло, такое редко бывает.

И. Панкин:

- Иван Панкин и Александр Казаков, бывший советник главы ДНР Захарченко, политолог, были здесь, остались довольны. Спасибо большое, Александр Юрьевич.

Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые крутые интервью