Почему военные волонтёры работают себе в убыток?

Почему военные волонтёры работают себе в убыток?
В эфире Радио «Комсомольская правда» военный волонтер Андрей Уржумцев рассказывает, как он начал заниматься волонтерством, с чего начинаются сборы, на каких машинах лучше ездить за линию фронта, как относятся к россиянам на новых территориях и чего сейчас не хватает на фронте

И. Панкин:

- В студии Радио «Комсомольская правда» Иван Панкин. У нас в гостях военный волонтер Андрей Уржумцев.

А. Уржумцев:

- Здравствуйте.

И. Панкин:

- Вы раньше давали интервью радиостанции «Комсомольская правда» . А чем вы занимались до начала СВО?

А. Уржумцев:

- Финансами, то есть самой либеральной отраслью. Фондовый рынок. И мои образования позволяли этим заняться. Я занимался аналитикой, прогнозами и так далее.

И. Панкин:

- А где конкретно?

А. Уржумцев:

- Я бы не хотел это упоминать. Это финансовая компания. Мы занимались анализом фондового рынка, движением «голубых фишек», наших акций, облигаций. Достаточно скучная работа. Но самая нервная из тех профессий, которыми я обладаю. Я этим занимался лет десять. Но с началом СВО 24 февраля 2022 года я прекратил этим заниматься.

И. Панкин:

- Все бросили ради того, чтобы перейти на волонтерство?

А. Уржумцев:

- Причин было несколько. Рынок стал скакать, стал непредсказуемым, стал управляться в ручном режиме. Я не могу применить знание анализов к чьей-то голове, которая этим рулит. Там было стечение обстоятельств, все абсолютно случайно произошло. Старый друг мне прислал фото где-то через месяц после начала СВО. И я проникся этим делом. Кода я делал межконтинентальные поездки или кругосветки, мой товарищ меня всегда поддерживал. Обычное общение: как дети, как жена? Он жил в Таиланде. Двое детей, семья, маленький бизнес у него был. И вдруг мне приходит от него фотография, где он с автоматом Калашникова и в военной форме. Я, как человек служивший, помимо того, что я был очень сильно удивлен, где Таиланд и где Запорожье, обратил внимание, что он выглядит как моджахед. Весьма странная обувь. Это не тапки, но что-то очень похожее. В каком-то халате. Там в тот момент было холодно. В тех местах холодает ночью здорово. Я в этом сам убедился. Если есть иллюзия, что днем тепло, то ночью обязательно холод тебя достанет.

А потом уже в процессе общения он мне написал: я иначе не могу, я поехал обучаться в Грозный, в Академию спецназа. И добровольцем отправился на фронт. Не знаю, как сейчас, а на тот момент добровольцы снабжались по остаточному принципу. Их прикомандировывали. Есть штатное расписание, а есть добровольцы. Ребята выглядели, мягко говоря, скромно. С этого все и началось. Когда я это увидел, задал ему вопросы: что, как, почему, чего не хватает. И мы с друзьями собрались. Делали сбор месяц. Все очень быстро было. На тот момент у нас гадал народ: за три дня мы захватим, за неделю, за две? Все были на подъеме. Мы достаточно быстро все собрали и фактически взяли шефство над этим взводом, которым потом командовал мой друг.

И. Панкин:

- Вы неплохо зарабатывали, хорошо жили. Потом решили в один момент от всего этого отказаться и заняться полезным делом.

А. Уржумцев:

- Объективно – да. Мужчина должен задумываться над тем, как он живет и что он из себя представляет. Это полезно.

И. Панкин:

- О своей первой поездке на ЛБС расскажите.

А. Уржумцев:

- Первая поездка была такая, еще никто не понимал, что происходит. Светило солнышко. Мы поехали на своих гражданских автомобилях. Поддержали мои товарищи, от которых, честно сказать, я вообще не ожидал, что они меня поддержали. Люди занимались десятилетиями продажами автомобилей класса люкс – «Бентли». Где «Бентли» и где СВО. Тем не менее, они меня поддержали. Мы три человека поехали, загруженные под самую крышу, в сторону Херсона, который тогда был еще наш. Никаких сложностей, никаких особых приключений. Они начались уже на подъезде. Мой товарищ сказал, что он не может выйти с позиций, нас будет встречать его руководство. Передали зам. командира батальона весь груз. Еще тогда это все было в диковинку, эти фотоотчеты, что мы все доставили.

И потом мы где-то месяца два ждали обратной связи от моего друга о том, что они это получили. Если смотреть со стороны, получилась ситуация, что люди собрали деньги, чего-то накупили, непонятные ящики, отдали мужику в тапках и уехали. И отклика от бойцов мы ждали пару месяцев. После того, как эта обратная связь проявилась, было очень приятно. Ни с чем не сравнимое ощущение. Мы заказывали, в том числе, спальные мешки и передавали ребятам. Когда парни писали: спасибо, мы первую ночь спали в тепле, - это было чертовски приятно. По-человечески было ощущение, что ты делаешь что-то очень полезное.

И. Панкин:

- Снабжение добровольцев было слабенькое. На первых порах, говорят, еще у Росгвардии тоже с этим были проблемы. Росгвардия не выстраивала логистические цепочки, она подобным до этого не занималась. Действительно сейчас все наши подразделения меньше нуждаются в чем бы то ни было, чем два года назад? Есть качественный скачок?

А. Уржумцев:

- Давайте так. Даже во времена моей службы армии всегда чего-то не хватало. Это 1988 год. При том, что Советский Союз – это огромная машина. Советская армия – тоже огромная машина, достаточно неповоротливая. Но при том, что со снабжением и со всем очевидных не было проблем, всегда чего-то не хватало. Сейчас ситуация примерно такая же. Что-то меняется, а чего-то все равно не хватает. Это какие-то расходники. По уставу, на подразделение положено столько-то единиц того-то и того-то. А единица эта может сломаться, испортиться. Мы восполняем эти пробелы, насколько это получается. Сейчас мы должны везти теплое белье нашим бойцам.

И. Панкин:

- Чего не хватает чаще всего?

А. Уржумцев:

- В каждом подразделении по-своему. Месяц назад мы делали очень большой заезд по десятку подразделений, мы шли несколькими машинами. В одном подразделении нет какой-то одной позиции, допустим, дизельный генератор. А в другом есть дизель, но нет приборов ночного видения, те, которые были, вышли из строя. Мы ехали и раздавали, как Деды Морозы. Там ходят разные слухи, как это на самом деле. Ты приезжаешь в подразделение с чем-то ранее заказанным, мы же не одни такие, слава богу, у нас народ отзывчивый, меня это тоже сильно удивляло в первое время. И ты им привозишь, допустим, генератор. А им уже кто-то привез за день до вас. И ребята задают вопрос: вы куда дальше? Мы к таким-то. Мы слышали, у них есть такая потребность. Вы им лучше отдайте. Мы везем это в следующее подразделение. Привозим какой-то груз. А им уже тоже кто-то привез. Нет, вы отдайте нашим соседям, мы знаем, им надо. И так фактически парни на фронте делятся между собой, между подразделения, минуя всякие склады, инстанции. Это меня очень сильно удивило. Обычно я проезжаю два-три подразделения. А тут их было с десяток.

И. Панкин:

- Вы написали, что кое-что вам удалось приобрести, потому что ребята из другого подразделения скинулись деньгами.

А. Уржумцев:

- Да, было. Сейчас это называется диверсионно-разведывательный батальон «Енисей». Я с ними с момента его образования, даже когда он еще так не назывался. Это наши казаки, весьма условно, потому что ребята там из разных мест. Но считается казачье подразделение. Лихие парни. Мы собирали им груз – так называемые «банки», это пламегасители. В некоторых подразделениях пламегасители есть, а в некоторых нет. Или они выходят из строя. А это штука, которая позволяет вести огонь относительно скрытно ночью. И вот мы делали такой сбор, много всего насобирали. Ребята скидывают запрос. Ты собираешь деньги и начинаешь его исполнять. Это не очень быстро происходит. Потому что не секрет, что для кого война, а для кого мать родна. Всегда ищешь лучшие цены, чтобы как можно больше привезти. И чаще всего бывает так, что, когда ты уже все собрал, готов ехать, тебе происходит сообщение: а надо еще вот это, это вчера вышло из строя.

Я очень много нехороших разговоров слышал о волонтерском движении. На мой взгляд, это говорят люди, которые бесконечно далеки от этого. Ко мне приходит запрос по приборам ночного видения. Да, хорошо, мы приобретем. И я понимаю, что не на что ехать. На последние собранные деньги мы купили прибор. И мне пишут ребята из «Енисея»: когда тебя ждать? Я говорю: ребята, мне надо собрать денег на дорогу. По моей машине, которую специально купил для этих целей, микроавтобус, по объему чуть меньше «газельки», 250 литров дизеля отдай. «Автодор» у нас тоже в гуманитарных акциях для волонтеров не участвует. Они молодцы, строят дороги. Но платная дорога есть платная дорога. Я отвечаю ребятам: сейчас мы соберем.

И мне вдруг приходит платеж. Я пишу ребятам: обязательно указывайте, что это волонтерский сбор для батальона «Енисей». Рано или поздно СВО закончится, начнут задавать вопрос налоговые службы или еще кто-нибудь. Мне боец говорит: это мои деньги, это я прислал, чтобы ты сюда приехал. Подожди, ты, находясь в окопе, из своей зарплаты мне прислал денег, чтобы я вам привез груз? Да, так, мы же общее дело делаем. Я был поражен. Я иногда сталкиваюсь с незрелой гражданской позицией здесь, когда люди начинают рассказывать, что у них семьи, проблемы, дома и так далее, ЖКХ. И это была обратная сторона медали, когда бойцы сами скинулись, чтобы мы им это привезли. Я был поражен. Это не единичный случай. Это дорого стоит.

И. Панкин:

- Расскажите пошагово о своей работе.

А. Уржумцев:

- Сначала приходит запрос от какого-то подразделения: есть необходимость в том-то. Я всегда прошу: если у вас есть интернет, вы ссылки мне сразу скидывайте. Тепловизоров тьма тьмущая на рынке, мне надо понимать, какая нужна модель, чтобы это не было сюрпризом. Просто потратить деньги может даже обезьяна в зоопарке.

И. Панкин:

- Я слышал, что лучше купить один хороший тепловизор, чем несколько, но средненьких.

А. Уржумцев:

- Есть такое мнение. Сколько людей, столько мнений. Мой племянник служил в «Вагнере». У них тепловизоры были такие, которые стоят около 750 тысяч рублей. Чтобы на такое насобирать, надо быть очень большим фондом, присутствовать на всех площадках. У меня нет такого охвата. Мы идем по пути добротного, проверенного, испытанного, того, что ребятам уже нравится. Есть еще такие моменты как удобно – неудобно.

А дальше мы получаем запрос на каких-то площадках, где я присутствую: в Telegram, в ВКонтакте и по друзьям. По тем, кто является сегодня единомышленниками. Не военная тайна, что СВО является неким водоразделом. Есть люди, по-разному относящиеся. Я вчера отвечал на бытовой вопрос: а чья это война? А зачем ты это делаешь? Я считаю, что война эта наша. Поскольку наши парни там.

Мы получаем эти списки. Дальше я мониторю рынок, где лучшие цены. И идет закупка. Сейчас стали появляться ребята, которые напрямую, мы часто пересекаемся, иногда я их груз везу, иногда они мой груз везут, - они стали из Китая оборудование таскать. В этом случае ценообразование процентов на 30 получается ниже, чем можно купить на рынке. Как в любом семье или на любом предприятии, у тебя есть сто рублей, что ты сможешь купить. И там должно быть самое необходимое. Иногда просишь, есть у меня хорошие друзья из движения «Москва своих не бросает», медики. Девчонки красавицы. Когда сам не справляюсь, говорю: девочки, сделайте медицину ребятам на фронт. Они собирают денежку. Поскольку они в этом больше, чем я, понимаю. Я приезжаю и отвожу ребятам. Сейчас будет такая же история. Они собрали аптечки, я туда поеду. Все на коленке.

Бухгалтер у меня не сидит в соседнем кабинете. И езжу я сам. Потому что иногда за какой-то позицией нужно ехать далеко. Я возил оборудование для ремонта танков. Я нашел лучшую цену за Тулой. Мы туда ездили – я и моя машина. Я ее зову Матильда. Если машине не дать имя собственное, она начинает капризничать. Мы с Матильдой ездили за Тулу, там грузились. Потому что цена была от московской ниже процентов на 30.

И. Панкин:

- С учетом наката на волонтеров последнее время, скажите, вы сами на что живете конкретно?

А. Уржумцев:

- На старые запасы.

И. Панкин:

- На заработанное до начала СВО?

А. Уржумцев:

- Да. Объективно – да. Это не военная тайна. Тут скрывать нечего.

И. Панкин:

- Сейчас идет огромный накат на волонтеров. Я именно поэтому проект и запускаю из серии интервью. Если брать из последнего, предъявлялась претензия к волонтерам. Отреагировал Рома Сапоньков, военный волонтер. Юлия Витязева, журналистка News Front, подняла эту тему, что собирали некие волонтеры себе на автомобиль. И якобы купили очень дорогой. Она говорит: такие дорогие покупать не надо, нужно покупать более дешевые. И Сапоньков пишет: а как ты на более дешевой будешь ездить по этому самому бездорожью? Нужны качественные машины. Наверняка вы неоднократно сталкивались с подобными обвинениями.

А. Уржумцев:

- Грустно мне это слушать. Вокруг меня сложился такой круг, люди, с которыми я туда езжу. Я вижу, на чем они ездят, как они ездят, как они отпрашиваются с работы. Я вижу, как они живут. Мы очень часто общаемся. Мы за лентой вместе. Я с каким-нибудь балаболом за ленту не поеду. Бывает всякое. Я думаю, как и везде, помните, был скандал с заместителем министра, который дематериализовал комплекты формы. Но это же не значит, что у нас вся армия такая.

И. Панкин:

- Отдельно взятые коррупционеры, конечно, встречаются.

А. Уржумцев:

- Что касается дорогих, недорогих машин, послушайте, моя Матильда эпохи Ельцина. 1996 года. Я замучился ее ставить на учет. Просто отказывались. Мы ее отбирали для того, чтобы она могла ехать. И механик, который ею занимается, мой давний друг, мы вместе на «Харлеях» ездили с ним, байкеры мы в прошлом, он инженер, закончивший МВТУ им. Баумана, специалист по ракетным двигателям. Он выбирал машину, сказал: я много не могу помочь, но я сделаю так, чтобы ласточка летала и доезжала до точки. Он ее чинит, а потом говорит: ну, теперь с божьей помощью. Как так, ты же инженер, какая божья помощь? Он говорит: божья помощь всегда работает.

Что касается дорогих, смысла не имеет, я вам точно могу сказать. Но машина все равно стоит каких-то денег, ее ремонт. Я ежемесячно ремонтирую. Потому что те дороги, по которым она ходят, там иногда машины и посерьезнее ломаются. Я считаю, что этот накат – это внутренние, может быть, даже межличностные разногласия. Я не встречал среди обычных волонтеров, - я не беру какие-то фонды, - людей, которые расцвели на этой деятельности. Что загнулись – видел. Расцвели – не видел. Может быть, это мой круг. Я-то уж точно не разбогател.

И. Панкин:

- Расскажите, что за люди вокруг вас? Можно ли к вам попасть?

А. Уржумцев:

- Чаще всего я езжу с напарником. В большинстве своем это ребята – друзья моего сына. У меня сын служит. Он пошел по призыву, рвется туда. Мы с ним на эту тему ругаемся. Я надеюсь, что у меня получится его отговорить. Молод он еще. Я вижу молодых ребят, которые там, и я понимаю, что они могут. Ему надо еще послужить здесь в армии, как полагается. Он как-то сразу: я вперед, вперед, я тоже хочу за ленту. Но пока служит срочную службу. А его друзья, они постарше него, те, кто не может пойти воевать, у одного четверо детей, младшему полгода, куда ему. Он ездит за ленту. И в основном это выглядит так: у человека есть основная работа, мы вместе все собираем, на моменте отъезда он берет неоплачиваемый отпуск краткосрочный. И мы бегом едем за ленту. Ограничены во времени. Разгружаемся и бегом назад, потому что ему надо на работу.

У большинства из тех, с кем я сейчас общаюсь, это выглядит ровно так. Мой механик – человек, который ремонтирует автомобиль, на котором я езжу. Просто механик, он тоже инженер на каком-то предприятии. И в свободное от работы время я ему привожу машину. Потому что после каждой поездки происходит что-то. Надо отдать должное немецкому автопрому, там она не ломается, когда сюда приезжает, она здесь начинает так вот. И он в свободное время своими ручками ее чинит. С меня только запчасти, которые из-за курса сейчас подорожали, как и все.

Человек из нашей компании, из клуба Harley-Davidson, мы ездили на похороны, он был штурмовиком, к сожалению, погиб. Это тоже наш круг. Достаточно успешный бизнесмен, в свое время был офицером погранслужбы. Когда началась СВО, он как офицер пошел служить добровольцем. Люди из абсолютно разных слоев, но объединенные общей идеей и общим пониманием, что, кто бы нам что ни говорил, идет война с Россией, с нами. Кто как может. У многих из нас родители живы. Есть дети. А кто, если не мы? У нет своих прокси, ужаленных в голову.

И. Панкин:

- Много людей, которые пытаются заработать на волонтерстве? Вы рассказываете про честных и правильных людей. А поддонков вы много встречаете в своей деятельности? Среди продавцов, в том числе?

А. Уржумцев:

- Недавно я покупал на несколько взводов теплое белье. Человек – продавец, у него две цены: одна – для приходящих со стороны, одна – для фронта. И там же рядом его сосед, у которого одна цена – для фронта, не для фронта. И у него наценка 30-40 процентов, на какие-то позиции побольше. Я не склонен считать, что он подонок. Я склонен считать, помните, как у Высоцкого: «Не друг и не враг, а так». А есть те, кто крысит. Сталкивался с такими. Я думаю, что это просто бога у человека ни в душе, ни в голове, вообще нигде нет. Они тупо зарабатывают деньги на чем могут, к чему прикасаются, на том зарабатывают. Это тоже люди разных слоев. Есть совсем прям очень простые, а есть прям такие, как они называются, топ-манагеры. У них одно целое – их серое нутро. Я его черным не могу назвать, оно какое-то невнятное. Есть, да.

С момента первой моей поездки мы дали себе слово, что мы всегда довозим, грубо и условно, надо понимать, что не везде пускают, мы довозим до окопа. Лично в руки передаем, чтобы убедиться, что мы отдали, ребята получили. И сразу просим: сделайте видео, обратку, чтобы народ понимал в большой России.

И. Панкин:

- Территория канонической России, я так говорю. И не то, чтобы я отделаю, просто чтобы было всем понятно. Просто есть формулировка «новые регионы». Но теперь мы одна страна. Новые регионы – территория России.

А. Уржумцев:

- Вне зависимости, на канонической ли территории или в новых регионах, эти серые есть что там, что здесь. Я встречал и там людей, которые могли сказать: зачем вы сюда пришли? Но при этом они с удовольствием пользуются тем, что дает Россия. Ничего у них в душе не скребет. И здесь тоже таких встречал. Я побывал более чем в 120 странах. И понял, что люди везде плюс-минус одинаковые, за исключением экзотических отличий. Эти грехи, прописанные в Писании, они были, есть и будут, вне зависимости от континента. Единственное, на новых территориях, мне кажется, чуть побольше таких грешников.

И. Панкин:

- Про ждунов хотел поговорить. Много людей такой категории на новых территориях?

А. Уржумцев:

- Понятно, что ко мне никто не подходит и не говорит: привет, я ждут. И не всегда можно отличить. Такие недобрые взгляды я встречал совсем на передке. Как ни странно, иногда и на передке идет какая-то торговля. У меня есть видео: подъезжает танк, выходит наш танкист, заходит в магазин, покупает бутылку воды, садится в танк, уезжает. Как если бы это в Москве происходило. Там, я думаю, что у людей такие взгляды недобрые, потому что они в войне живут.

А на новых территориях было даже удивительно, я подумал, что мне показалось. Бывший сотрудник администрации Мариуполя, он сам донецкий, его туда отправляли помогать восстанавливать, сказал: да, в Мариуполе ждунов даже больше, чем в соседнем Мелитополе или Бердянске. Он не знает, с чем это связано. Позиция такая: все, что у вас есть хорошего, давайте сюда. Но зачем вы сюда пришли? Но это есть и в других странах: Россия, помоги! Россия, иди на фиг!

И. Панкин:

- Это касается и некоторых непризнанных республик.

А. Уржумцев:

- Была пара эпизодов, когда нам не рекомендовали идти в какое-то место, где можно было перекусить, по той причине, что к русским относятся не очень хорошо. Это было в Мариуполе. Я был очень сильно удивлен. У людей бизнес, у них заведение, считается одним из самых модных. И нам туда идти не рекомендовали, потому что там ждуны, которые еще, видимо, могут сделать какую-то бяку. Я не уточнял – какую. Я обычно верю людям, я туда не иду.

И. Панкин:

- Нам удастся с новыми регионами как-то договориться, ужиться в ближайшей перспективе? Мы будем продвигаться дальше, возвращать территории. А как мы с этими людьми будем договариваться?

А. Уржумцев:

- У нас есть пример внутренний российский – Чечня. Я очень хорошо помню все эти взрывы московские. И вот это взаимное озлобление. И как сейчас происходит. Это один из немногих примеров в истории.

И. Панкин:

- Есть мнение, что мы, по сути, за счет контрибуции эту лояльность чеченцев покупаем. И на Украину мы будем тонну бабла отправлять, отстраивать ее, а все равно будет этот исторический пример, что если вдруг дотации снизятся, отношение изменится?

А. Уржумцев:

- Я думаю, что нет. Исходя вот из чего. Уважают сильного. Это было всегда. Я думаю, что здесь будет то же самое. Если у России получится, даже так, не если, а когда у России получится восстановиться, то все встанет на круги своя. Мне был любопытен такой экскурс в историю этих территорий, которые сейчас почему-то называются Украиной и Россией. Письма митрополита Андрей (Шептицкого), который сначала клялся в верности австро-венграм, потом он писал письма Николаю II, потом он писал приветственные письма Адольфу Алоизовичу. А потом – Иосифу Виссарионовичу. Если отмотать назад, эта история не раз повторялась. Я думаю, что повторится она и в этот раз.

Степень этого взаимного озлобления не только сейчас, она и во время Великой Отечественной войны была, и во время Первой мировой. Потому что сечевые стрельцы во время Первой мировой появились. Я думаю, будем сильными – будет все хорошо. Если нашу историю посмотреть, у нас все эти сепаратистские настроения, та же русофобия всегда расцветали в момент, когда у России была слабая позиция или какие-то внутренние распри. Когда мы сильные, этого не происходит. Я помню, как Советский Союз мог повести бровью, и все сразу заканчивалось. Этого было достаточно.

И. Панкин:

- Вы сказали «не если, а когда». Как скоро нам удастся закончить СВО и как? Сценариев несколько.

А. Уржумцев:

- Для этого надо себя называть политологом. Я не политолог.

И. Панкин:

- Чисто как человек, который ездил в новые регионы.

А. Уржумцев:

- Сложный вопрос. Когда я бываю на фронте, мы о многом с ребятами разговариваем. И практически в каждом подразделении они со слезами так, это не фигура речи: когда нам дадут команду их… Наступать, скажем так.

И. Панкин:

- Действительно есть такое, что команды нет? Есть возможность, но команды нет?

А. Уржумцев:

- Это мнение рядового состава, младших офицеров, с кем я общаюсь. Если я повстречаюсь с Герасимовым, он мне скажет: какое наступление? Ты чего, парень? Ты вообще о чем, ты кто? Это мнение ребят, которые сидят в окопах. Они говорят: мы их размотаем, дайте команду. Команды нет. Это их сильно огорчает. Но они не видят всей картины. Они видят зону своего окопа, территории, области. Начальство у нас видит весь регион, плюс еще какие-то геополитические расклады.

По моим ощущениям, как человек, закончивший экономический вуз, я свято верю, что подоплека всего этого конфликта процентов на 90 экономическая. Когда предполагаемый результат будет несопоставим для наших бывших партнеров с затратами, тогда они остановятся. Это должно произойти в течение года, на мой взгляд. Но это субъективная оценка. Есть же отмороженные люди, которые готовы воевать до скончания веков.

И. Панкин:

- Денег-то нам хватит?

А. Уржумцев:

- Россия – это вообще не про деньги.

И. Панкин:

- Я имею в виду, что СВО обходится дорого. Нам ресурсов хватит?

А. Уржумцев:

- Нам бы немножко подкрутить в финансовом блоке. Эта искусственная девальвация – зачем? Мнения, которые озвучивались, в том числе, и у вас некоторые экономисты об этом говорили, что специально такой курс, потому что выводили активы западные компании. Это бред. У нас такая доля импорта в стране, в том числе и для СВО, хотим мы того, не хотим, мы можем отбрыкиваться от этого. Я вожу тепловизоры и приборы ночного видения, дроны китайского производства. Вы задираете курс, мне надо собирать больше. Я собираю столько, сколько могу. Значит, я привожу меньше. Это долгий разговор.

И. Панкин:

- Суть понятна.

А. Уржумцев:

- Нельзя так откровенно, ребята, имейте совесть, в конце концов. Это некрасиво – так вредить стране. Что удивительно, сейчас уже публично было признано, исходя из тех указов, что подписал Верховный, было признано косвенным образом, что это вредительство. Потому что и выручку опять стали возвращать в связи с его указом. Удивительно, два месяца назад нам объясняли, что рынок все разрулит. Разрулил до сотни.

И. Панкин:

- Это дошло до Путина. Как у нас бывает, когда доходит до Путина информация, вопрос решается.

А. Уржумцев:

- Я уже хотел голубя к нему с письмом послать: Владимир Владимирович, выгляни в окошко, посмотри на курс, пожалуйста. Безобразие творится.

И. Панкин:

- Чего прямо сейчас не хватает? Что вы собираетесь в ближайшее время отвезти ребятам на фронт?

А. Уржумцев:

- У меня сложная, заколдованная для меня позиция – это тепловизионный прицел. Он не как у «вагнеров», но ребята его оценивают как годный, надежный. Цена вопроса, если в лоб смотреть, около 140 тысяч. Может быть, его получится выкружить через моих ребят, которые потихонечку возят из Китая, значительно дешевле. Эти штуки нужны. Один-то точно, а лучше – два, если честно. Но сейчас же евреи воюют с арабами. И все внимание туда. У нас население – одно арабы, другое евреи. Между собой выясняет, кто из них правее. А в это время русские парни в окопах. Хочется сказать: ребята, большинство из вас не евреи и не арабы. У нас здесь идет война, совсем недалеко. 12 часов – и вы в Луганске. Это еще как ехать, можно и за десять. Двух этих позиций не хватает. Двух – это я загнул. Знаете, как: проси больше – получишь меньше. Нужен тепловизионный прицел. Это то, что годится для фронта.

И. Панкин:

- Хорошо, спасибо. Все данные будут выложены у меня в Telegram-канале «Панкин» вместе с этим эфиром. Милости просим, помогайте. Это крайне необходимо.

Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые крутые интервью