Валерий Федоров: Меня настораживают завышенные ожидания от 2024. Как бы не было разочарования
В. Ворсобин:
- У нас обязательный гость в конце года – генеральный директор ВЦИОМ Валерий Валерьевич Федоров.
В. Федоров:
- Здравствуйте.
В. Ворсобин:
- Померим температуру, посмотрим на нашего пациента – на общественное мнение, чье состояние часто бывает загадкой. Хотелось бы прояснить, как себя чувствует страна, что показывают социологические опросы. Как бы вы описали нашу страну, наше общество, если бы представить его обычным человеком? Какое у него настроение именно сейчас? И чем это отличается от декабря 2022 года?
В. Федоров:
- Я бы не называл российское общество пациентом. Мы не доктора. Диагноз не будем ставить и лечение тоже не будем выписывать. Мы наблюдатели, причем не внешние, а внутренние. В этом и достоинство, и недостаток. Достоинство – мы не просто знаем, но и чувствуем, сопереживаем, очень многие вещи интуитивно нам понятны, до которых внешним наблюдателям нужно доходить годами или десятилетиями тяжелой аналитической работы. Недостаток состоит в том, что мы не можем абстрагироваться, посмотреть на общество со стороны, какие-то вещи для нас неочевидные. Вспоминая поэта, «лицом к лицу лица не увидать».
Уподобление общества человеку – это старая традиция. Еще у Платона государство изображается в виде человеческого тела, где голова это философы, правящее сословие философов, руки это воины, ноги это простые работники. Эта метафора давно исчерпала свою полезность.
В. Ворсобин:
- Почему?
В. Федоров:
- Потому что строго иерархических обществ, где у одного слоя есть функции только управленческие, а у другого – только исполнительские, уже давно нет. Мы находимся в эпоху современности. Строгая иерархия ушла в прошлое, больше горизонтальных движений, вертикальных – «из грязи в князи», хотя и обратно. У нас каждый человек имеет право мечтать, бороться, достигать, наслаждаться. Не у всех получается. Общество сложное, большое, разное, трудно изучаемое.
В. Ворсобин:
- Наша власть внушает нам, что мы единое целое. Только от социолога можно услышать, что мы более сложный организм. Если послушать то, что нам говорят сверху, по сути, мы не имеем слишком больших отличий друг от друга. Мы верим примерно в одно и то же, мы выступаем за одно и то же. И слово «общество» в речи чиновника это нечто монолитное. Хотя я согласен, что в этом смысле это большая натяжка.
В. Федоров:
- Те, кто хотят воспринимать общество как единое целое, они обычно оперируют другим словом – «народ». В последнее время пытаются оперировать даже словом «нация», хотя реже, потому что есть определенные ограничения в русском языке к этому слову. Когда мы говорим об обществе, это очень полезный ход, потому что он позволяет нам уберечься от мистификации, что мы единое целое. Да, в чем-то мы единое целое, далеко не во всем. А в чем-то мы единое целое не только в России, а, скажем, на всем Евразийском континенте. А в чем-то мы единое целое как человечество.
Наш вечный страх в ХХ–ХХI веке – инопланетяне. «Война миров», знаменитый роман Герберта Уэллса, в котором в научной фантастике начался ХХ век, определил очень важную линию страха, подозрительности, попытки приуготовиться к встрече с враждебным разумом, который сам к нам придет. Очевидно, что различий национальных, идеологических, имущественных между людьми в такой ситуации, в ситуации конфликта с внешним врагом, иноземным, этих различий станет сильно меньше, если они вообще сохранятся. Не случайно один из американских президентов, кажется, Рональд Рейган, говорил, что «если на Землю вторгнется ад, я тут же забуду все свои противоречия с Советским Союзом».
Настроение – очень подвижная категория. Настроение меняется, особенно быстро и резко оно меняется в турбулентные времена. Не только Россия, но и мир переживает глобальную турбулентность уже не первый год. Что касается нашей страны, я бы датировал эту турбулентность где-то 2018 годом. Выборы президента у нас замечательно прошли в марте 2018 года, все, казалось, будет хорошо, предсказуемо, стабильно, но в июне случилась пенсионная реформа, и это выбило общество надолго из строя, накатила черная волна негативная. Мы даже назвали этот полуторалетний период, который за этим следовал, «черными очками». Предполагалось, что человек надел черные очки и все хорошее и плохое видит в одинаково негативном свете. Потому что слишком сильный был удар по ожиданиям этого самого целого. И пенсионеры, и молодежь, и бедные, и богатые почти одинаково были настроены против этой реформы. А дальше была пандемия двухлетняя. А дальше была СВО. В общем, больше пяти лет мы находимся в состоянии этой тяжелой турбулентности. Нам в ней очень неуютно.
С другой стороны, мы к ней уже более-менее адаптировались. Иначе было бы невозможно объяснить нормальное функционирование общества в таких нечеловеческих условиях. Поэтому адаптируемся. Появилась новая нормальность. Эта нормальность сильно отличается от того, что было два года назад, четыре или тем более шесть. Но мы в этой нормальности более или менее обустроились, разобрались, что к чему. Научаемся постепенно строить даже прогнозы. То есть жить не только сегодняшним днем, но и просчитывать хотя бы на несколько месяцев, а лучше на несколько лет вперед. Этот процесс тоже уже запустился.
Самое главное – рост социального оптимизма. Не было его последние полтора года точно. Потому что военные действия, потому что люди гибнут, потому что непонятно, на чью чашу весов склонится победа, потому что нас давят санкциями, зажимают, отменяют. Потому что экономика барахлит. А сейчас все развернулось ровно в противоположную сторону. Мы поняли, что экономика работает. Более того, она растет. Все есть на полках, даже яйца Азербайджан нам прислал несколько партий. Да, цены растут, но уже не так быстро, как раньше. Безработицы нет, а спрос на рабочие руки очень высок. Растут и зарплаты, то есть работник получает возможность торговаться. Так что слова Владимира Путина, которые он летом на Петербургском форуме сказал, о том, что Россия должна перейти к экономике высоких зарплат, постепенно из лозунговой плоскости переходят в плоскость реальности. Постепенно, но начинают переходить.
Самое важное, на международном фронте вновь удача нам улыбнулась. Контрнаступление, с которым Запад связывал надежды разгромить Россию, провести парад на Красной площади, заставить нас капитулировать, а то и разделить на несколько кусков и ошметков, все эти влажные мечты рассыпались. Это уже признано. И теперь Запад пытается вылезти из этой трясины, из этого болота, в которое он угодил вместе с Украиной. И люди это видят, чувствуют, понимают, что сегодня мы ведем, у нас инициатива, мы диктуем повестку дня. Значит, победа не за горами.
В. Ворсобин:
- «Жить стало лучше, жить стало веселее». Год неожиданно оказался таким релаксом, по сравнению с прошлым годом, это был очень спокойный, тихий, умиротворяющий год. Социологи все время подчеркивали, что тревожность населения падала. В социологии бывает такое, что общество слишком успокаивается? Если будет какой-то шок, может произойти какой-то социологический феномен?
В. Федоров:
- Если мы слишком успокаиваемся, то, безусловно, возникают какие-то силы в обществе, которым это не нравится, которые хотят что-то поменять. У нас был длительный период в истории, его потом назвали застоем и стали рисовать черными красками. Хотя, если посмотреть все основные показатели общественного, социального, экономического и прочих видов развития, то это как раз было время очень динамичное и позитивное, созидательное. Но если сравнивать с тем, что произошло позже, это перестройка и радикальные реформы, то это вообще был золотой век. Не случайно сегодня, когда мы спрашиваем людей, в какие времена они хотели бы жить, если не в сегодняшние, всегда с огромным отрывом на первое место выходят времена Брежнева. О которых говорили, что динамики не хватало, перемен было мало, стабильности было слишком много якобы и кругом застой.
Нам с вами не грозит излишняя стабильность. У нас турбулентность. Мы стабильности хотим, мы ее алчем, она нам страшно нужна. Никаких перемен мы не хотим. Уже слишком много было этих перемен, слишком трудно к ним адаптироваться, слишком дорогой ценой они нам даются. Пенсионная реформа – перемена, резко меняются правила игры в экономике, меняются жизненные планы практически всех наших жителей. Общество было против реформы, встретило ее в штыки. И осталось очень негативное послевкусие. Да, экономисты через какое-то время, я надеюсь, вынесут вердикт и скажут: это было правильной мерой, благодаря этому наша экономика, рынок труда приобрел то-то и то-то. Но пока не сказали. Я видел мало исследований, который бы показали, что нас пенсионная реформа спасла или отодвинула от края пропасти.
Сегодня у нас нет проблемы в излишнем застое, в излишней стабильности. У нас проблема в недостаточной стабильности. Мы все время вынуждены адаптироваться к новыми поворотам. Когда вы говорите, что год был релаксирующим, мне кажется, вы сильно преувеличиваете. Если только сравнивать с 2022 годом – годом шоковым, когда мы оказались в состоянии санкционной войны со всем западным миром. А он еще попытался подключить к этой войне и восток, и юг. К счастью, не получилось. Все познается в сравнении.
Обычно у нас к концу года позитив начинает доминировать, если не происходит что-то из ряда вон. Если мы вспомним, как развивались настроения в течение года, то они были очень подвижными и переменчивыми. Весной, в начале лета тревожность была достаточно высокой. Это было связано и с налетами беспилотников на Москву и другие города России, с атаками на Крымский мост, с ожиданиями контрнаступления, когда перевооруженная и обученная НАТО украинская армия обещала дойти до Крыма и уже к осени пить кофе в Ялте на набережной. Страхи были значительными. Напомню о мятеже одного очень раскрученного персонажа, который, к счастью, занял всего два дня, прошел очень быстро. Но в тот момент он тоже сработал не в пользу успокоения, в прямо противоположную сторону.
Дальше август. Это скачок курса доллара, ослабление рубля, новый всплеск инфляции. Это тоже очень негативно повлияло на настроения. Посмотрите на данные Фонда общественного мнения. Коллеги из ФОМ каждую неделю по пятницам публикуют замеры настроений. И там такая пила – вверх-вниз, качели. Более-менее четкая определенность с доминированием позитивных, спокойных чувств начинается только в сентябре. Только осень нам помогла стабилизироваться, успокоиться, поверить в себя, в то, что победа будет за нами, враг будет разбит, а у нас все будет хорошо. Эта вера сегодня стала реальностью.
В. Ворсобин:
- У вас в этом году было громкое исследование. Вы говорили о России воюющей, России столичной.
В. Федоров:
- Это была интересная моделька. Ее придумали не мы, а Евгения Стулова и Евгений Минченко из компании «Минченко Консалтинг». Модель все общество делит по одному признаку – отношение к СВО. Это большое упрощение. Потому что у нас, кроме СВО, еще много чего происходит. Например, экономический кризис, а затем подъем. Отношение к власти. Через три месяца у нас будут выборы. Тоже важная координата. Соотношение тоже сейчас не имеет смысла мерить и смотреть, куда чего на процент-другой выросло или упало. Это реальность.
В нашей огромной, бескрайней и очень непростой стране живут очень разные люди. Для кого-то СВО – это главное. И главное – победа. И все для победы. И ради этого они требуют соответствующей политики. Более жестко, более наступательно, не считаясь, может быть, даже с потерями, иногда требуют огня по штабам. То есть снимите тех начальников, которые мешают нам выиграть войну. Иногда у них проскальзывают антикапиталистические лозунги: давайте все национализируем, превратим всю страну в единый военный лагерь. Конечно, у них очень большое недовольство по отношению к тем, для кого военные действия второстепенны, кто пытается о них забыть и жить собственной жизнью.
Яркий пример – недавняя «голая вечеринка» в клубе «Мутабор». Действительно, почитайте еще Анри Барбюса, автора замечательной книги «Огонь» про Первую мировую войну, про французских фронтовиков. Там есть яркий эпизод. Они возвращаются с фронта в 1917 году, такой позиционный тупик, в окопах грязь, сырость, крысы. Их отпускают в Париж на несколько дней. Они приходят – там все веселятся, свет, шампанское с рябчиками, как будто ничего нет. И такая гамма чувств расцветает.
Абсолютно ничего не изменилось. Всегда есть фронт. Всегда есть тыл. И в этом тылу есть те, кто наживается, те, кто пытается действовать так, как будто ничего не происходит. Такой пир во время чумы. И это повод для очень серьезного недовольства тех, кто глубоко вовлечен, кто идентифицирует себя и свою судьбу с судьбой страны.
В. Ворсобин:
- Тут пропорции волнуют. Много ли людей, которые хотят жить по-старому, которые не хотят вовлекаться в это дело? Это ведь очень важно для государственной политики – знать эти пропорции.
В. Федоров:
- У нас обоюдоострая игра. С одной стороны, да, хотелось бы, чтобы все в едином порыве сочувствовали и принимали посильное участие. А с другой стороны, превратить страну в единый военный лагерь это означает разрушить нынешнюю экономическую модель. Не случайно наши противники объявили одним победителей, с нашей точки зрения, а с их точки зрения – разрушителей 2023 года, не генерала Герасимова, начальника Генштаба, а Эльвиру Набиуллину, председателя Центробанка, очень штатского человека. С их точки зрения, этот человек внес огромный вклад в то, что Россия выстояла, что удалось нам сохранить связи с международным сообществом, переключить наши экспортные потоки и обеспечить тем самым внутреннюю стабильность. Товары на полках, деньги в бюджете, все это есть.
Поэтому превращать страну в военный лагерь, да, есть такая линия, но она не пользуется поддержкой абсолютного большинства членов общества. Все-таки абсолютное большинство хочет жить мирно, спокойно, ему хотелось бы развиваться, рожать и растить детей, получать образование, строить дома, сажать деревья. Если вы от меня хотите количественных оценок, то я думаю, что та самая воюющая Россия, как мы ее называем, это 12-15%. Вроде бы это немного. Но это люди очень активные, очень заряженные, причем есть даже такое слово – пассионарные.
В. Ворсобин:
- Люди думают о мире? Каким они его видят? К какому сценарию больше склоняется общество?
В. Федоров:
- Нет пока единства. Прежде всего, потому что наша верховная власть, президент не дает четкого, понятного сигнала. С одной стороны, вроде все четко и понятно, позиция не изменилась за почти два года СВО. На недавней большой пресс-конференции Путин еще раз сказал, что наша цель – демилитаризацию, денацификация Украины и нейтрализация ее. Ровно то же самое говорилось и в феврале-марте 2022 года. Эти месяцы не прошли зря, все очень сильно изменилось. Стало понятно, что какие-то задачи для нас решаемы, а какие-то – нет. И хотелось бы всем услышать, каковы же конкретные условия мира. Но об этом президент не говорит. Мир может быть достигнут только дипломатическими средствами, а дипломатия – очень тонкая игра. Язык дан дипломатам, чтобы скрывать свои мысли. В этом плане президент оставляет за собой свободу рук, и это правильно. Владимир Путин у нас пользуется авторитетом как стратег, как человек очень дальновидный, как дипломат, как профи и даже гуру во внешней политике. Что самое главное, никто не подозревает его в том, что он может пойти на какие-то не выгодные, не устраивающие Россию сделки или сделки за счет России.
В этом очень сильно подозревали Бориса Ельцина, обвиняли, до сих пор ему предъявляют то, как Россия потеряла статус, по сути, великой державы после развала Советского Союза, во времена президентства Ельцина. А с Путиным все наоборот. Путина уважают, ценят, Путину доверяют во многом, благодаря его жесткой позиции в защиту независимости, суверенитета, величия страны.
Сейчас сложилась ситуация, когда есть формальные требования, есть понимание, что должны быть какие-то конкретные условия. Какие – никто не знает. Президент пока молчит об этом. И в ситуации такого молчания есть разные мнения у людей, чем же все должно закончиться. Кто-то считает, что надо ограничиться Донбассом. Освободить Донбасс и Запорожскую, Херсонскую области, которые теперь являются частью Российской Федерации, но при этом они пока еще частью контролируются ВСУ, надо их освободить, привести реалии на фронтах в соответствие с конституцией и законами Российской Федерации. И этого достаточно. Кто-то говорит, что мы должны добить гадину.
В. Ворсобин:
- А какие здесь пропорции?
В. Федоров:
- Тут нет пропорций, потому что нет внятной, звучной общественной дискуссии по этому поводу.
В. Ворсобин:
- Соцопросы не проводили на тему целей спецоперации?
В. Федоров:
- И мы проводили, и коллеги. Про цели я вам сказал, тут интерактивная система. Путин говорит: нейтрализация, денацификация, демилитаризация Украины. И народ отвечает: да. А вот как это будет конкретно выглядеть? Где пройдет новая граница? Что означает демилитаризация? Что ВСУ распустят? Будет ли у нас оккупационный режим в ключевых точках Украины, как был после Второй мировой войны в Германии? И так далее. Тут масса конкретных вопросов, от которых зависит, насколько послевоенный мир будет долговечным и стабильным. Такие опросы бессмысленно проводить, потому что нужна дискуссия – открытая, гласная. Ее нет.
В. Ворсобин:
- Переходим к экономическому блоку. Если считать, что люди стали жить лучше на фоне роста экономики, так ли это, судя по соцопросам?
В. Федоров:
- С чем сравнивать. Есть элемент привыкания, он очень помогает. «Привычка свыше нам дана, замена счастию она». То, что казалось абсурдным, ненормальным, невозможным еще какое-то время назад, сегодня уже норма. Но норма не в том плане, что все на нее ориентируются и стремятся ее выдержать, а норма в том плане, что обыденность. Это сильно влияет на настроение. Раздражения, недовольства становится меньше, потому что люди привыкают.
С другой стороны, есть очень важные факторы. Пирамиду Маслоу все помним, пирамиду потребностей человека. И потребность в физическом выживании одна из самых фундаментальных. Вторая или третья снизу. И она очень сильно опережает более продвинутые и развитые потребности, как, скажем, материальные, не говоря уже о духовных. Был бы жив, что называется. И в ситуации, когда идут военные действия, когда мы видим, что гибнут люди – и военные, и гражданские, и немалое их количество гибнет, конечно, актуализируются именно такие базовые потребности, потребности в выживании. Жив-здоров – уже хорошо. Жизнь начинает цениться гораздо выше, чем в другие, более спокойные времена.
Наверное, сами замечали за собой, когда какая-то глобальная проблема в жизни человека решается, то, что раньше казалось незначимым, второ-, третьестепенным, вдруг начинает играть существенно большую роль. Недостаточно хлеба с маслом вдруг, когда добыть хлеб с маслом уже не является проблемой. Огромную роль начинает играть варенье. И наоборот, если под угрозу ставится жизнь, и эта угроза не виртуальная, а абсолютно реальная, конечно, тут не до плюшек.
Наше общество очень сложно устроено. Я бы сказал вслед за Владимиром Ильичом Лениным, что общество тоже неисчерпаемо, как атом. И третий момент – это состояние нашего рынка труда. У нас официальная безработица, по методологии Международной организации труда, меньше 3%. С точки зрения людей, это очень хорошо. Потому что, значит, безработицы нет, можно выставлять свои условия работодателю. С точки зрения экономистов, это очень плохо. Потому что можно выставлять условия работодателю. То есть издержки растут у наших капиталистов.
Да, сейчас можно уже не так дорожить рабочим местом, как год-полтора назад, когда было страшно, непонятно, что будет дальше, поэтому все держались за рабочее место. А сегодня уже более-менее стало понятно, как все движется. И держатся за свое рабочее место сегодня существенно меньше, чем раньше, а ищут другое место, где поменьше от тебя требуют, а побольше тебе дают. Перебежки начинаются. Руководители предприятий, организаций в ужасе: что же делать, как удержать людей? Платить им больше не хочется, а иногда и не можется. Надо включать какие-то другие инструменты. Они этими инструментами не владеют. Уже нельзя пороть сотрудников перед строем, сопровождая это оскорблениями, в таком советском стиле. Приходится как-то помягче работать. По крайней мере, этому учиться. Это люди чувствуют. Люди чувствуют, что они начинают значить больше, чем раньше. И это сказывается позитивно.
В. Ворсобин:
- Как можно сохранять оптимизм пенсионерам, которые смотрят на рост цен в магазинах?
В. Федоров:
- У нас часть пенсионеров сохраняются на рынке труда. Это работающие пенсионеры. У нас больше половины людей говорят: когда я выйду на пенсию, я буду продолжать работать. Люди воспринимают пенсию не как возможность отдохнуть и жить припеваючи на пенсию. Все понимают, что она чаще всего будет небольшой. Но это очень важный приварок к зарплате или к другим источникам дохода.
В. Ворсобин:
- Нельзя пройти мимо президентских выборов. Тут социология не нужна, итоги понятны. Есть ли исследования, которые говорят о запросе общества на новые лица у власти? Или нынешняя картинка вполне уютная для нашего избирателя, есть запрос на застой?
В. Федоров:
- Застой – слово, нагруженное негативными коннотациями. Его для этого и придумали советники Горбачева тогда нового первого секретаря. У нас любой новый руководитель, как правило, отстраивается от предыдущего. Говорит, что все, что до меня было, плохо, страна шла не туда, а вот мы пойдем туда. Поэтому надо как-то обозвать все, что было перед этим, желательно как-то негативно. Возникает слово «застой». И сразу все хорошее, что было, исчезает, а вспоминается только плохое.
Конечно, о застое никто не мечтает. Мечтают о стабильности, о спокойной жизни, когда можно строить планы, их реализовывать и достигать. В связи с этим запрос на новые лица. Он сегодня очень низкий. Он резко снизился. Потому что в такой ситуации страна оказалась непростой, что актуализируется правило «коней на переправе не меняют». Сегодня действительно ни у кого нет сомнения в том, что Владимир Путин победит с очень впечатляющим результатом на выборах в марте. И даже не потому, что все другие конкуренты ему не годятся в конкуренты, а потому что люди понимают, что у нас на весах лежит. Судьба страны. Никто не хочет рисковать. Все понимают, что сегодня от твердости, от стратегичности, от целеустремленности Путина, от его характера очень многое зависит.
В советское время мы все выучили, что роль личности в истории не надо преувеличивать, все-таки история определяется борьбой классов. Но бывают моменты, когда личность может изменить ход истории. Я думаю, что мы переживем один из таких моментов. Нет запроса на новые лица сейчас. Мы его не фиксируем как широкого магистрального запроса. Всегда есть те, кто против. Это нормально. Если нет никого против, значит, люди либо врут, либо общество носит тоталитарный характер. Когда все несогласные в лагерях. И их там миллионы человек. Это то, что мы переживали в 30-40-е годы. Мы давно ушли от этого. Я надеюсь, никогда к этому не вернемся.
В. Ворсобин:
- Запрос на единообразие, на консерватизм в общесте. Власть показывает, что есть желание отказаться от западной культуры, тяга к национальным традициям. Насколько это коррелируется друг с другом?
В. Федоров:
- Мы с коллегами задумали спросить россиян о консерватизме. Мы лет десять назад такой опрос проводили, много интересного выяснили. Но сейчас это неактуально, слишком много всего поменялось. Скоро узнаем, как россияне относятся к консерватизму. В предварительном порядке должен сказать, в чем главная сила консерватизма. Причем не только российского, но и британского, американского – какого угодно. У консерватизма нет строго определенного содержания. У либерализма есть такое идеологическое содержание, у коммунизма есть. Консерватизм, скорее, про метод, про то, что нужно ценить то, что у нас есть, нужно относиться к этому как к результату труда, борьбы многих поколений наших предков. Не нужно что-то менять просто потому, что хочется менять. Лучше все делать очень постепенно и с оглядкой на мудрость, на ум, на достоинства наших предшественников.
Поэтому сегодня консерватизм один, двадцать лет назад он был другой. Пятьдесят лет назад он был совершенно третий. С этой точки зрения я бы не мазал всех, кто выступает за постепенность, за органичность изменений, одной краской. Такие требования всех выстроить в один ряд, чтобы все маршировали в одном направлении, одни речевки распевали, это не консерватизм.
В. Ворсобин:
- А вот к этому есть запрос?
В. Федоров:
- К этому никакого запроса нет. Есть яркий пример, тема очень важная для людей – аборты. На пресс-конференции Путин расставил все точки над «i». Это был важный момент, потому что люди заволновались. Некоторые наши консервативные патриотические организации уже договорились до того, что надо запретить, а самоназначенные идеологи патриотические решат, кто будет рожать, а кто - нет. Рожать-то не вам, рожать женщине. Вы на себя все ее риски возьмете? А риски там очень серьезные.
В. Ворсобин:
- А как же роль РПЦ, духовность?
В. Федоров:
- А при чем здесь РПЦ? У нее есть свое мнение. Она его высказывает. РПЦ – общественная организация. Мы живем в многоконфессиональной стране, у нас только традиционных религий четыре. У нас абсолютное большинство россиян, хотя и относят себя к одной из церквей, никаким критериям воцерковленных людей не отвечают. Они не участвуют в жизни общины, не создают деньги на отправление религиозных служб, и так далее. Заходят в церковь покреститься, затем на отпевание близких, иногда еще помолиться, но даже это редкая история. Да, мнение РПЦ очень важно. Церковь очень авторитетна. Но это лишь одно из мнений. Решение принимает государство, то есть все мы, в том числе и мусульмане, и буддисты, и иудеи, атеисты.
Все опросы показывают, что абсолютное большинство россиян против запрета абортов. Если бы эту точку зрения, что надо запретить аборты, стали сейчас навязывать, то в нашем национальном единстве пробежала бы очень серьезная трещина. Может быть, даже сопоставимая по глубине с той трещиной, которую дала пенсионная реформа в свое время.
В. Ворсобин:
- То есть власть все-таки внимательно смотрит за настроениями и штудирует социологические опросы? Она ведь уже склонялась к тому, чтобы запретить аборты, по крайней мере, в частных клиниках.
В. Федоров:
- Власть разная. У нас есть символ власти – президент. Общество на него смотрит и к нему прислушивается. Но под президентом есть правительство, многочисленные администрации, министерства, есть парламент, третья власть – суды. Много разных мнений на этот счет. Кто-то считает, что не нужно вообще этим вопросом заниматься сейчас. Кто-то считает, что, наоборот, нужно этим заняться, иначе нас ждет демографическая катастрофа.
В. Ворсобин:
- Но в принципе власть прислушивается к соцопросам?
В. Федоров:
- Если бы власти были неинтересны соцопросы, то ВЦИОМа бы не существовало.
В. Ворсобин:
- Вопрос по поводу уехавших. Володин даже не рекомендует многим возвращаться, дескать, у нас отношение к уехавшим тяжелое. Так ли это?
В. Федоров:
- Во-первых, сколько уехало? Непонятно. Может быть, мы делаем слона из мухи. Алексей Ракша, демограф, очень критично настроенный к официальной статистике, демографии, подозревать его в занижении цифр уехавших не стоит, он бы, наоборот, теоретически был бы заинтересован в том, чтобы эти цифры раздувать, но вот он оценивал общее число уехавших примерно в 650 тысяч. Это примерно в два раза больше, чем и без всякой СВО ежегодно уезжало. Есть некоторый прирост, 300-350 тысяч человек. Это первое. Не очень много на самом деле уехало. У нас в стране живут 150 млн. человек.
Второй момент, что очень многие уже вернулись. Отношение к тем, кто вернулся, хорошее. А к тем, кто не вернулся, разное. Если ты айтишник, твой заработок, существование твоей семьи зависит от того, сможешь ли ты получать деньги, а в России ты их получать не можешь, если работаешь, скажем, на американскую компанию или европейскую, уехав в Грузию или в Армению, там живешь, ничем не замазался, деньги на ВСУ не переводишь, не призываешь свергнуть режим, - в чем проблема? Живи спокойно.
В. Ворсобин:
- Есть ли в обществе тенденция, которую лично вам трудно объяснить?
В. Федоров:
- Любые тенденции трудно объяснить. Если их легко объяснить, значит, что-то ты понимаешь неверно. Понимание приходит только со временем, если вообще приходит. Но для этого у нас есть отличный способ, мы существуем больше трех десятилетий и стараемся задавать одни те же вопросы на длительных промежутках и сравнивать, что было тогда и что стало сейчас. Любые данные смотреть в ретроспективе.
В. Ворсобин:
- Загадок не остается?
В. Федоров:
- Загадки есть, их очень много. Но наша профессия – эти загадки разгадывать. Этим мы и занимаемся. Конечно, не одни, а с помощью наших коллег, аналитиков, политологов, социологов, иногда даже политических журналистов. У нас работают очень глубокие, яркие, квалифицированные люди. Уверен, так будет и дальше.
В. Ворсобин:
- Каким будет 2024 год, по-вашему?
В. Федоров:
- Я не знаю. Но я должен предупредить, сейчас у нас сформировался очень большой навес позитивных ожиданий. Доля россиян, которые считают, что 2024 год будет в целом успешным для страны, максимальная за всю историю измерений, то есть за двадцать лет. Что-то сопоставимое было только в конце 2007 года, это был самый успешный в экономическом отношении год за всю постсоветскую историю России. Тогда экономический рост составлял около 8%. Что произошло в 2008 году? Произошел глобальный кризис, который потом назвали Великая рецессия. Не обошел он и Россию. С роста 8% мы перешли к падению ВВП примерно на те же 8%. И тяжелый социально-экономический кризис нас постиг. Ожидания были высокими, реальность оказалась совершенно другой.
Что будет в этот раз, я не знаю, фиксирую, что ожидания высокие. Если реальность их подкрепит, уверен, все у нас будет замечательно. И социальное самочувствие у нас резко улучшится. Если когда-то мы носили черные очки, вполне возможно, в 2024 году мы наденем розовые очки. Но если социальная реальность будет другой, увы, у нас сработает противоположный механизм.
В. Ворсобин:
- Давайте надеяться на розовые очки, хотя бы когда елочка стоит и когда хочется всего прекрасного!
Подписывайтесь на наш новый канал в Дзене, чтобы не пропустить новые крутые интервью!
