Захар Прилепин - про возвращение на фронт, пенсию и нужно ли России перемирие
- Вы слушаете радио «Комсомольская правда» - Новороссия». У микрофона Роман Болотов. В эфире программа «Будни». Человек, который у меня сегодня в гостях, наверняка уже не нуждается в представлении. Тем не менее, я рад представить писателя, общественного и военного деятеля, подполковника Захара Прилепина. Захар, здравствуйте.
- Здравствуйте.
- Должен сказать, что «Русский центр» (это наша общественная организация в ДНР) меня и наших радиослушателей не просто радует, а балует гостями. За это им большое спасибо. И вам, конечно же, что вы приехали. Ну, и вчера у нас новость одна очень сильно удивила всех моих коллег. Вы подписываете снова контракт с Минобороны. Суть вопроса будет в следующем. Сегодня зона турбулентности очередная в международных отношениях, геополитика прям трясется. Потому что, с одной стороны, мы договариваемся с Америкой, с другой стороны, Европа бряцает оружием и боится нападения России. И в тот же момент говорит, что мы готовы идти на какие-то уступки. И тут сообщение о том, что Захар Прилепин подписывает контракт…
- Ну, связи нет никакой.
- Нет, связи, конечно, нет никакой. Тем не менее, почему именно сегодня?
- Ну, почему именно сегодня, тут ответ предельно простой. Меня в мае 23-го года подорвали, переломали мне все кости и позвоночник в числе прочего. Я-то думал, что вообще не восстановлюсь никогда. У меня на одной ноге только было 6 переломов, 3 открытых. Всё понятно. Но в какой-то момент я понял, что понемногу восстанавливаюсь. Врачи и мой хирург Голенков (хотелось бы лично его называть) оказались просто волшебниками. И где-то спустя год я понял, что процентов на 70 я себе форму вернул. Ну, возможно благодаря тому, что 12 лет отработал ранее в спецслужбах и какая-то физическая подготовка все-таки сказалась.
И где-то полгода назад я стал пытаться проходить медкомиссии заново, чтобы вернуться в строй, и спустя какое-то время мне удалось себя показать боеготовным. И как только появилась у меня возможность, я тут же стал заниматься подписанием нового контракта. Вот и всё. Никакой связи, во-первых, нет ни с Трампом, ни с Европой. Во-вторых, конечно же, сейчас перейдем к более масштабным вопросам. Дорогие друзья, никакой Трамп, никакая Европа никакого мира нам не предлагают. Пожалуйста, выйдите все из этого состояния убежденности в том, что кто-то нам поможет и решит украинскую проблему. Это исключено на тысячу процентов. Нам не отдадут ни Славянск, ни Краматорск, нам не отдадут полностью Херсонскую и Запорожскую области. Нам не ниспровергнут Зеленского. Все люди, которые говорят, что Зеленскому остались последние дни, недели или месяцы, должны получать бан в общественном сознании, потому что они произносят невменяемые вещи. Все люди, которые говорят, что Трамп – наш товарищ, и мы будем вместе после новой Ялты или Будапешта править миром на двоих, должны получать информационный бан, потому что они дестабилизируют общество и лишают его необходимого здравомыслия и необходимой мобильности. Русское мировоззрение должно быть вменяемо, а оно невменяемым становится из-за этого. Еще раз говорю, проблема Украины, проблема киевского террористического режима решается только Россией, только на поле боя.
- Ну да, с этих качелей, которые нам устраивают наши заклятые друзья, нужно слезать и действительно держать ушки на макушке. А мы как люди, которые проживают на исторических территориях, в Донецке в частности, каждый день сталкиваемся с какими-то неприятностями, которые нам прилетают с той стороны. И в данном случае держаться в тонусе очень важно и не грезить. Как семья отнеслась к вашему решению?
- Ну, семья привычно отнеслась. Ну, то есть в целом спокойно. Но, конечно, мама взволнована: зачем тебе опять это нужно? Но я в первую свою командировку военную уехал в 1996 году. Жена выходила замуж за командира отделения, затем командира взвода ОМОН, который на Северный Кавказ ездил, ну, и т.д. И все это длится уже с 2014 года. Никого в моей семье уже это удивить уже не может. Ну, просто все думали, может быть, папа немножко остепенится, но я сам посмотрел на себя и сказал: ну, тебе исполнилось 50 лет, ты что, на пенсию собрался? Что, это возраст какой-то для мужика? Иди и работай дальше. Тем более, когда ты начинаешь ложиться на кровать и думать, что я проведу оставшиеся годы, сочиняя свои книги, ну, это как бы перебор. Я думаю, что еще надо немножко посмотреть на людей, на русских мужиков, как они работают, как они воюют, какие они подвиги совершают. Ну, то есть не потерять тот опыт зрительный, визуальный, который надо зафиксировать. Не спрятаться от истории, что называется, а еще немного внутри нее понаходиться. Потому что, конечно же, то, что я увидел в Донецке в 14-15-16-17-18-м годах, те люди, которых я застал… Я вот приехал к вам, поехал на Аллею героев (я там не был никогда), прошелся. Арсен «Моторола» - мой товарищ, «Мамай» (Олег Мамиев) – мы служили вместе, я служил в его подразделении, сидел, как сейчас с вами, на совещаниях. «Воха» тоже мой товарищ. «Гиви» я знал, Захарченко – мы жили в соседних практически домах и встречались по два раза в неделю, были друзьями, и он так называл меня вслух, публично.
И они – памятники, они уже часть русского мифа. А я их застал. Потому что я взял, поднялся с кровати в 14-м году и сюда приехал. И это навсегда изменило меня, это навсегда изменило Россию, это изменило и меняет человечество, и такими вещами нельзя пренебрегать. Если тебе судьба еще дает возможности для этого, значит, ты должен пойти и это увидеть.
- Я скажу сугубо свое мнение. Мне кажется, нужно иметь определенное чутье. И не каждому оно сегодня дано, и не каждый это заметит, то, что происходит вокруг.
- Наверное.
- Кажется, в 18-м году было расформировано ваше подразделение. Планируете ли вы его воссоздавать?
- Мы воссоздали его в форме «Оплота» уже. Потому что после гибели Захарченко гвардия его была расформирована и разошлась по другим подразделениям, а кто-то просто ушел на пенсию. А потом, когда началась СВО, мы встретились с вашим земляком, моим золотым товарищем Сергеем «Французом» и сказали: давай создадим батин «Оплот». То есть с этого начиналась «русская весна». Мы его создали. Он сначала у нас воевал на Купянском направлении, когда Купянск еще был наш. А потом мы перешли в Росгвардию. Сначала у нас была рота, потом сделали батальон, сейчас это полк. У нас целый полк. Поэтому там у нас ребята золотые донецкие, с которыми мы начинали всю эту историю, они у нас по-прежнему служат и воюют уже страшно много, уже 11 лет.
- Вы, как только приехали в Донецк, первым делом посетили место гибели первого главы Александра Владимировича Захарченко.
- Да, правда.
- Как никто другой вы знаете, какие идеи Александр Владимирович закладывал о будущем Донбасса. Соотносятся ли эти идеи сегодня с тем, что сегодня происходит в регионе?
- Ну, это воюющий регион, с него спрос-то, понимаете, особый. И все-таки тогда он был во многом автономный, степень автономности была очень высокой. А сейчас это одна из областей России, по сути. Поэтому тут надо спрашивать тогда со всей России, а не только с региона. Со всей России, с Москвы в том числе, потому что она многими процессами управляет напрямую и многое просто встраивает в общероссийскую систему, со всеми ее плюсами и со всеми ее минусами, которые тоже имеют место. Поэтому это совершенно неизбежно. А предъявлять какие-то претензии по текущей политической и экономической повестке региона – это такое себе.
Я не специалист в донецких делах, потому что тогда я их знал хорошо, потому что раз в неделю точно был на совещаниях у Захарченко по всем вопросам. Сейчас я не знаю и в эти дела даже не лезу, и не собираюсь, конечно же, лезть, у меня есть там своя работа, и я ею занимаюсь.
- Тем не менее, вы получили уже некоторую информацию жизни в Донецке. Как изменился город за эти годы?
- Ну, осень, может быть, еще так повлияла. Потому что, хотя бы был, конечно, во все времена года в Донецке, несколько зим, несколько лет, несколько осеней было, но вот этого ощущения такого трепещущего восторга от этого города, от какого-то праздника, несмотря на весь трагизм происходящего, было ощущение праздника… Знаете, я со своими ребятами-бойцами уже обсуждал. Я говорил: возможно, это было в моем сердце, возможно, что-то такое внутри меня происходило. И все еще были молодые, и все еще были живы, и несся «Моторола» на своем этом квадроцикле, и Пегов был молодой, и Поддубный Женька был еще не подбитый и т.д., Стешин, Коц, все мои товарищи. Там просто ощущение было другое, может быть, оно какими-то красками тебя наполняло и насыщало. Поэтому тут сложно судить.
Я выступал в нескольких университетах, в торговом, например. Я увидел отлично одетых, отлично интеллектуально обеспеченных студентов, полные курсы, забиты все аудитории, дети хотят учиться, получать образование, и получают его. Разговор насыщенный, очень серьезный. Я выступал, наверное, в 4-6 вузах, и везде вижу, что никакого отличия от молодежи от какой-нибудь среднероссийской нет. Это люди, которые хорошо одеты, отлично ориентируются в повестке, задают отличные вопросы, на столах телефоны лежат. Судить надо по людям, может быть, о многом.
- Стараемся. Собственно, следующий вопрос и был, как изменились люди, но вы уже на этот вопрос ответили. Захар, буквально пару лет назад я был на вашей лекции-встрече, где мы обсуждали образ современного героя, каким должен быть этот человек. Тогда Ксения Собчак обозначила эту встречу как слет кремлевских журналистов в себя в Telegram-канале. Это было сообщество МНМ…
- «Мосфильм».
- Да. И тогда у нас была дискуссия с вами, с вашей аудиторией о том, как вы видите образ героя. Уже прошло пару лет, и я вижу, что есть проекты, которые появились, которые работают на эту цель. Вы наверняка видите все намного шире, больше. На ваш взгляд, удается ли достичь цели, удается ли сформировать этот образ и многогранность?
- Пока нет.
- Почему?
- Пока нет, потому что определенная система, культурная в первую очередь, потому что герои создают культурную систему, культурная система создана для другого. Создана и заточена под другое. Она создана была в 90-е – нулевые годы для следования европейским стандартам в самом широком и самом узком смысле. Они созданы для того, чтобы делать так, как на Западе, обезьянничать зачастую, может быть, что-то придумывать свое. Но, в любом случае, тот канон, который мы сейчас пытаемся создать, он сопряжен с тем, что прежний канон надо сломать.
Вот когда большевики, пришедшие к власти, пели эту песню, которую сейчас многие ругают, «до основания, а затем…», на самом деле в ней есть определенный резон. Конечно же, какие-то вещи приходится пересоздавать заново. И в Советском Союзе, скажем, кинематограф пересоздавали заново. Пересоздавали заново литературу. Да, действительно, взяли старых мастеров, там Брюсов остался, Максима Горького зазвали, Куприна. Но при этом, конечно же, все это поколение – Шолохов, Фадеев, Всеволод Иванов – пришли с фронтов буквально. Они пришли с фронта и стали создавать новую литературу, новый театр, новую живопись, между прочим, и все остальное. А мы сейчас пока не в состоянии этого сделать, потому что те люди, которые должны создавать новые каноны, находятся на фронте. Какая-то часть из них (малая очень) назначается лично президентом, он их буквально вытаскивает с фронта. Причем даже президенту кого-то не отдают, говорят, что, Владимир Владимирович, мы всё понимаем, но у нас один такой специалист вообще. Не то что в нашем подразделении, не то чтобы на нашем участке, не то чтобы на нашем фронте, а вообще на всю российскую армию, мы не отдадим, у нас второй есть, но он где-то на излечении. Какое-то количество людей, 300-400-500-600, инкорпорировано в политическую элиту. В культурную никто не инкорпорирован. Этим даже не начинали заниматься. Так как этих людей нет в культуре, какой бы ты ни был патриот, как бы ты ни любил российскую армию, президента лично и наше Отечество, ты не сделаешь ни канон, ни донбасского героя, ни «Василия Теркина», ни Гришку Мелехова, потому что ты их в глаза не видел. Ты с ними не общался, ты их не наблюдал, ты их не хоронил, ты не вручал им ордена, ты не посещал их матерей, их вдов.
Вот это все должно быть. Это должно стать частью культурного обихода. Там должны появиться люди, ну, хотя бы в каком-то количестве. Вот у меня есть одна замечательная знакомая писательница, Валерия Троицкая, с замечательным романом (рекомендую всем) «Донецкое море». Она много занимается театром. Она говорит: в театре по-прежнему абсолютно либеральное управление, там всем командуют либералы. Либералы читают лекции для студентов, студенты сидят под полным, стопроцентным либеральным воздействием. Она говорит: если придут туда хотя бы на каждый курс по 3 участника СВО, они просто не смогут это произносить при них. Ну, то есть там этот участник сядет, мрачно скажет: «А что вы сейчас сказали про русскую агрессию, или про ополченских зверей, или про Бучу? Можно подробнее еще раз про это послушать?» И это само по себе по факту начнем менять. Но у нас просто нет этих людей пока нигде, они просто никуда не пришли еще. Вот в этом основная проблема в создании нового героя.
- Сегодня еще говорят, если так можно подчеркнуть эту тему, что правильное кино и хорошее кино, нужное кино, которое будет говорить с нужной точки зрения, эмоциональной и интеллектуальной, может появиться только спустя 5 лет после начала. Это правда?
- Нет, конечно. Спустя 5 лет как раз не может появиться ничего. Не может и не появится ничего. В качестве примера мы можем привести конфликт приднестровский. По сути, первая «русская весна», которая произошла, когда русские, молдаване, гагаузы сказали, что мы не хотим в неонацистскую Румынию, которая тогда уже фашизировалась, не хотим в Западную Европу вместе с Молдавией, мы хотим быть независимыми. Прошло известное количество лет – и про это даже вспомнить не могут, что там происходило. Нет ни фильма, ни мультфильма, ни театральной постановки. То же самое, если мы не успели как-то зафиксировать ни Осетию, ни Абхазию, проходят годы, и мы как бы: ну, чего там такое, чего-то там было, да непонятно что. Забывается.
На самом деле, когда нам рассказывают про Великую Отечественную войну, начали снимать 20 лет позже, дело в том, что канон Великой Отечественной войны создавался до Великой Отечественной войны. Даже не во время, а до уже создавались песни, которые пелись и поются до сих пор как песни Отечественной войны. «Катюша» какая-нибудь, она же до войны сочинена, «Три танкиста» до войны сочинена. Фильмы снимали уже до войны о грядущем конфликте, готовили общество. Когда началась война, каждый год снимали, не считая бессчетного количества короткометражек, культовое кино – «Зоя», «Два бойца», сразу после войны – «Молодая гвардия» и т.д. Во время войны выходили шедевр за шедевром. И именно это создало канон. То есть «Они сражались за Родину», роман Шолохова, печатался с 42-го года в «Правде», «Василий Теркин» печатался с 43-го года, Фадеев, все остальные, все работали. И именно потому, что это было во время войны, подобная литература продолжилась в 50-60-е годы. Начали работать Бондарев, Бакланов в литературе, Чухрай, Бондарчук в кино, потому что уже был создан канон. Если мы сейчас его не создадим, через 5 лет не будет вообще ничего. Ну, как бы скажут: этого никто не умеет, артистов этих нет, артистов, которые умеют стрелять, воевать, понимать, что происходит, мы не выучили, режиссеров таких у нас нет. Поэтому это обман, это разводка, это чушь, которую нам активно навязывают люди, которые просто не хотят, чтобы появился донбасский, донецкий текст, донбасское, донецкое кино.
- Я знаю, что есть совершенно разные мнения общества, группы людей, которые, может быть, до сих пор не понимают, что происходит. И изменить это тоже невозможно, вероятнее всего, просто больше делать контента. Я спрашивал уже у вашего коллеги, Олега Роя, возможен ли чек-лист, план, дорожная карта, на которые можно ориентироваться современным творцам, которые хотят и думают, как это сделать.
- Это личное дело – творчество. Я давно уже не занимаюсь общением с коллегами. То есть мы не друзья. В какой-то момент я проснулся и понял, что дружу только с ополченцами. Из мира литературы я практически вышел, он стал ко мне враждебен, и я стал к нему враждебен.
- Почему? Вы поддерживаете очень активно молодых творцов.
- Я поддерживаю. У меня просто существуют проекты, которые работают сами по себе. То есть у меня есть ребята, которые занимаются гуманитарной службой. Я сам возил эти грузы в 14-15-м году и с тех пор их не вожу уже. У меня есть там Мезинов Юра, знаменитый генерал гуманитарных войск и т.д., «Добрый ангел», все эти люди, которых знает сейчас вся страна, и президент про них знает. То же самое – литмастерские. Я запустил просто процессы перепрошивки молодых людей, потому что их воспитывают только либералы. Вот мы создали Литмастерскую Захара Прилепина, я появляюсь там раз в год, говорю ребятам, что любите Отечество и читайте больше умных книг, и всё. А там работают другие люди. Слава богу, что они работают и дают какой-то результат. Но я сам давно этим не управляю. Ну, то есть, у меня на это просто не хватит сил.
Какая может быть, как вы сказали, дорожная карта? Ну, надо жить просто. Надо жить жизнью. Приезжай в Донецк, хотя бы в «Донбасс Паласе» посиди, и то нормально, хоть посмотришь. Даже так можно. А потом приезжать и рассказывать, что ты попал под обстрел там. Даже так можно. А потом привези пачку памперсов куда-нибудь, доедь до Краснодона хотя бы, я уж не говорю про какие-то другие населенные пункты. Ну, понемножку, раз за разом будешь преодолевать страх, будет появляться какой-то внутренний интерес. Литература – это преодоление. Преодоление страха и повышение уровня интереса к миру.
- Что вы сегодня скажете жителям Донбасса?
- Ну что, родные мои, вот такая история. Я ничего не могу сказать, потому что я, насколько это возможно, разделяю эту боль, это страдание и пытаюсь донести до большой России, с самого начала пытался донести до большой России, что это наша общая история. Что она не только донецкая, не только луганская, она наша общая. И, к несчастью, может быть, я оказался прав. Потому что она оказалась не только общероссийской историей, она вообще оказалась планетарной историей. Я-то внутренне, конечно, всегда буду кланяться тем людям Донбасса, которые в весенние дни 14-го года созвонились и решили пойти на площадь Ленина. Потому что они изменили жизнь человечества. Не Донецка, не Луганска, не Москвы с Петербургом, а человечества вообще как такового. Потому что задумаешься, и просто начинает голова кружиться. Потому что Северная Корея теперь живет по-другому, Индия, Трамп, Африка, всё по-другому. Потому что один шахтер позвонил бизнесмену, а они - студенту какому-нибудь, говорят: пойдем, сходим к Ленину. Пошли. И все теперь иначе. Вот какие чудеса творятся.
Поэтому я всегда буду гордиться народом Донбасса. Я и детям про это расскажу, и внукам, и это будет мой завет, что думайте головой, делайте выбор. От одного конкретного человека может зависеть очень многое, а может зависеть всё. Вся история состоит из каких-то конкретных поступков, когда человек просто поднялся и сделал шаг за порог.
- На ваш взгляд, как сегодня дальше будет развиваться ситуация?
- Пока мы сами это не преодолеем, никто за нас это не преодолеет. Скорее всего, на каком-то этапе будет заключено какое-то перемирие, очень кривое, очень косое, никого не устраивающее.
- Типа минских?
- Типа минских, может быть, чуть получше, может быть, чуть похуже. И потом дальше это продлится. Я надеюсь, что просто Россия будет умнеть. Потому что у нас должны быть продуманы какие-то планы по дестабилизации политической и экономической жизни Украины, по умению создавать майданы на сопредельных территориях, по отвлечению внимания американского партнера от Украины. То есть, для того чтобы решить украинский вопрос, мы должны его решать не только в Купянске, за который сейчас идут бои (уже во второй раз, между прочим). Мы должны решать его на Кубе, в Никарагуа, в Венесуэле, в Мексике, в Колумбии, в Канаде, где угодно. Мы должны везде решать этот вопрос. Мы должны запустить экспорт своих «цветных революций». Мы должны участвовать в тендере «цветных революций», мы должны восстанавливать Российскую империю. Мы должны перестать болеть русским национализмом, который говорит, что нам не нужна никакая империя, нам не нужны никакие соседние республики. Это катастрофическая ложь, это вредительская, предательская работа. Потому что нам нужны союзные государства со всеми бывшими советскими республиками. И они будут вместе с нами работать и воевать. И у нас будет меньше погибать русских людей, и мы будем больше давать результат. И это, кстати, решит проблему миграции. Именно это и решит, когда мы создадим союзное государство, и у нас нашей ФСБшники будут сидеть в Ташкенте и где угодно, а их спецслужбы будут сидеть здесь, и мы будем вместе ловить ненужных нам мигрантов и вместе эти потоки отлаживать, чтобы они работали идеально. Потому что люди нам, конечно же, нужны, и они будут нам нужны в ближайшей перспективе.
Поэтому, еще раз говорю, мы должны заниматься решением украинского вопроса по всей планете. Мы должны максимально повышать ставки. Мы должны сами себе сказать, что мы возвращаемся в Киев, мы должны иметь коридор выхода к Приднестровью и к Калининграду, кстати, тоже. И мы начинаем над этим работать, а не дожидаемся каких-то предложений от Трампа, вернет он нам Донецк или нет, ну, может быть, Херсон он нам отдаст, а может быть, нет. У нас должно быть другое. Либо мы претендуем на Чернигов, на Харьков и на часть правобережья, но за счет этого, если вы, может быть, что-то не хотите нам отдавать, то мы тогда не делаем 8 новых военных баз в Никарагуа. Вот так мы должны торговаться, а не от обратного, что мы вам всё отдадим, только, ради бога, дайте нам мир, пожалуйста. Так они не договариваются. Мы должны выступать с позиции силы, агрессии и экспансии. И мы к этому придем.
- Захар, я заслушался, даже в какой-то момент потерял нить нашей беседы, потому что вы очень правильные вещи, с одной стороны, говорите, и с ними трудно не согласиться, особенно тем людям, кто переживает этот момент здесь, внутри, и сегодня. Трудно не называть врага врагом, когда он враг, не искать этих полутонов. И ты четко знаешь, кто там, на той стороне, тебе желает беды.
- Да.
- Не хочу завершать интервью. Еще один вопрос.
- Давайте.
- У нас сегодня гуляет капитализм. Ну, гуляет… Он живет, он цветет и пахнет. С другой стороны, мы говорим про империю. Как это возможно?
- Ну, как это возможно? Возможно, какая-то конвергенция, возможно, какое-то соединение, синтез экономик. Как у нас часто любая партия, которая шла на выборы в 90-е или нулевые годы, говорила, что многоукладная экономика. Это было такое волшебное словосочетание. Ну, действительно, это, так или иначе, конечно, произошло. На примере Китая это понятно и даже на примере любого другого государства, у которого в Конституции по-прежнему прописан марксизм-ленинизм. Такие страны есть, и это очень успешные страны. То есть они сумели создать приоритет государства в экономике, они сумели создать госплан (те вещи, от которых мы отказались). Они сумели создать суверенную политику и суверенную экономику, при этом не отказаться от каких-то принципов социализма. Это очень важная вещь. Они смогли это продемонстрировать и стали, между прочим, ведущими экономиками мира, что, конечно же, должно России как бы намекнуть, что не все вещи, которые мы совершили в 90-е годы, были правильными. Ну, глядя на Китай, очень смешно и нелепо говорить о том, что коммунизм проиграл конкурентную борьбу. Кому он проиграл? Самая ведущая экономика мира, кому она проиграла? Можно произносить только всякие благоглупости о том, что в Китае – не коммунизм.
Друзья мои, знаете, рынка тоже нигде нет. Никакого рынка, который нам обещали либералы, нигде нет. Есть такое понятие, как скандинавский социализм, есть такое понятие, как японский госплан и т.д. Огромное количество наработок советской системы разобрали себе капиталисты. Финансовая поддержка колхозов, за которые нас ругали, Америка занимается тем же самым, она кормит своих фермеров, потому что они не окупаются. То есть все это… происходит соединение разных системных представлений об экономике, завещанных нам еще Лениным, который говорил, что социализм это не догма, а руководство к действию. И в этом смысле, конечно же, России придется леветь неизбежно. Если мы строим… а наш президент сказал, что мы строим новый совместный мир с Китаем, с КНДР (это основные наши партнеры), с Вьетнамом, Монголией и даже с Индией, которая является республикой, в которой левая компонента по-прежнему очень сильна, тем более, с африканскими постсоветскими странами, тем более, с красным поясом Латинской Америки, где вообще просто очевидно. Там, кроме красных, с нами не дружит никто. Если там левые - значит, наши друзья, если правые – это наши враги. Там вообще очень четкое разделение.
Поэтому нам как-то неизбежно придется как бы красным бочком к ним поворачиваться. Вот мы поставили памятник Кастро, вот мы повесили доску Ким Чен Иру. Вот, мы будем подобные вещи дальше потихоньку делать всё больше и больше, и всё меньше и меньше снимать таких фильмов, как «Хроники русской революции», где ничего о русской революции на самом деле не сказано. И выстроим какую-то новую систему, которая не будет ни капиталистической, ни социалистической, у которой будет, как мне кажется, другой основной догмат. Мы должны объявить новую мировую антиколониальную революцию, новый антиколониальный миропорядок мы строим. И это тот центр, вокруг которого мы соберем все эти государства. И это та идея, от которой мы можем отталкиваться, для того чтобы строить и БРИКС, и ШОС, и все остальное.
- Да, сильно. Еще предстоит переслушать и подумать несколько раз, что я сейчас услышал. Захар, мы завершаем интервью. Поэтому пару слов для наших радиослушателей.
- Дорогие радиослушатели! «Комсомолка» - одна из самых любимых, важных и дорогих мне радиостанций. И вообще, у меня история моя донецкая началась, между прочим, практически с «Комсомолки». Потому что я заехал в Донецк, вышел на улицу Артема. Был я в черной такой одежде, и меня тут же арестовали какие-то чеченские ополченцы донбасские и повели меня куда-то допрашивать. А за столом сидел Руденко ваш и сидели корреспонденты «Комсомольской правды» Стешин, Коц и прочие ребята, которые говорят: «О, это Захар Прилепин». Чеченцы остановились и говорят: «Вы его знаете?» Они говорят: «Конечно. Это Захар Прилепин». И меня тут же отпустили. Поэтому для меня «Комсомолка» - это свобода, радость и Донецк 14-го года.
- Я думаю, буду прав, если от лица наших людей скажу вам большое спасибо за ту поддержку, которую вы оказываете, начиная с 14-го года, буквально с того момента, когда все началось. Потому что я, мои соотечественники невооруженным глазом видели вашу поддержку, ваши действия с первым главой Александром Владимировичем Захарченко, и дальше что происходило, переживали и ваши какие-то чаяния и, к сожалению, трагедии, которые происходили в вашей жизни. И дай бог, чтобы этого никогда больше не было у нас. Ну, а пока держим ушки на макушке. Захар, спасибо вам большое, что вы нашли для нас время. Это очень важно. Всегда будем рады вас приветствовать в этих стенах, если, так скажем, у вас будет время, учитывая ваши новые обязанности и должности.
- Спасибо. Всем поклон.
Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые крутые интервью.
➤ Слушать прямой эфир: https://radiokp.ru
➤ Читать эксклюзивные новости: https://www.kp.ru
➤ Подписаться на наш телеграм: https://t.me/truekpru
➤ Самое интересное из эфира: https://t.me/radiokp