Александр Коц назвал три ошибки СВО
И. Панкин:
- Здравствуйте, друзья. В студии Радио «Комсомольская правда» Иван Панкин. Со мной на связи военный корреспондент «Комсомольской правды» Саша Коц.
А. Коц:
- Привет!
И. Панкин:
- Мы с тобой сейчас совершим сентиментальное путешествие в прошлое. Эфир наш посвящен итогам года. Что мы будем итожить? Разумеется, спецоперацию. Давай начнем с провокации в Донецке, когда взорвали автомобиль какого-то силовика, и началась эвакуация жителей.
А. Коц:
- Когда я приехал, заезжал в Донбасс, я ехал как раз из Ростова, это был чуть ли не один из последних рейсов на самолете, на котором можно было добраться до Ростова. Меня встретила редакционная машина ростовского филиала. И мы вместе поехали по местам размещения беженцев. Тогда мне казалось, что это информационная операция. Было непонятно, для чего она разворачивается. Я еще не знал о том, что мы начнем специальную военную операцию. Я не помню историю со взрывом машины, но тогда много ходило разговоров о том, что Украина стянула серьезные силы к линии разграничения, что вот-вот она пойдет в наступление на Донбасс. Все чего-то ждали. Все ждали исторических эпохальных решений. И на этом фоне про машину я и запамятовал.
И. Панкин:
- Была машина. И поэтому началась эвакуация. А давай шагнем еще дальше в прошлое. В 2021 год, можем даже в сентябрь. В сентябре главком ВСУ Залужный в интервью сказал, что хотел бы прокатиться на американском танке по Красной площади и по Арбату. Что для тебя стало предтечей? Заявление Bloomberg о том, что готовится спецоперация в декабре 2021 года? Когда ты впервые поймал себя на мысли, что спецоперации быть?
А. Коц:
- Я видел это накопление сил и средств украинских у линии разграничения. Было видно формирование некой ударной наступательной группировки. Было ясно, что мы в обиду Донбасс не дадим. Я не предполагал, что мы начнем спецоперацию по такому широкому фронту – от Чернобыля и до Херсона. Я думал, что будет локальная операция по освобождению Донбасса. И на этом ограничится все наше участие. Я не думал, что оно будет таким масштабным – и с авиацией, и с ракетными войсками стратегического назначения. Но это, наверное, было все-таки еще после заявления начальника Генштаба Российской Федерации Герасимова, когда он проронил в одном из своих заявлений такую фразу, что любые попытки вторгнуться на Донбасс, решить территориальный вопрос силой, будут пресекаться вооруженными силами Российской Федерации. Такое заявление было, по-моему, даже раньше, чем заявление Залужного про Красную площадь. Вот тогда я понял, что, вероятно, что-то готовится. Какая-то операция по освобождению Донбасса, по работе на упреждение. Чтобы раньше в наступление не пошла Украина. Те силы, которые она скопила к февралю, их было достаточно, чтобы Донбасс снять, при всем уважении к героическим защитникам Донбасса. Но теми силами при отсутствии российских войск в Донбассе Донецк и Луганск не устояли бы.
И. Панкин:
- Ты написал: жаль, Гиви и Моторола этого не видят. Что бы они сказали сегодня?
А. Коц:
- Это люди, которые не выступали с политическими прокламациями и оценочными речами. Это люди войны, что называется. Я думаю, что они бы сейчас воевали и делали свое дело, как делают свое дело сегодня их последователи. Это и Бойкот – командир батальона «Сомали», Жога Артем, который командует батальоном «Спарта». Что они говорят? Они особо ничего не говорят, они делают свою работу, они воюют.
И. Панкин:
- Далее было заседание Совбеза, где Путин попросил всех участников высказаться по поводу того, что мы будем и должны ли мы вводить войска на Украину. Как ты все эти события воспринимал?
А. Коц:
- Конечно, позитивно. Весь Донбасс это позитивно воспринимал. Я помню, какие были эмоции и ожидание скорейшего избавления. Донбасс это воспринимал так: наконец-то! Пребывание в серой зоне политической между миром и войной, между признанием и непризнанием, оно заканчивалось для жителей Донбасса. Казалось, что и мирная жизнь вот-вот наступит. Потому что придет большая Россия, она сможет защитить маленький истощенный восьмилетней войной Донбасс. Но, к сожалению, не везде это получилось. Если в Луганской народной республике удалось достаточно быстро продвинуться на большие расстояния, то в Донецке этого не произошло. И люди сегодня задают справедливые вопросы по этому поводу.
Если вернуться в те дни, это была если не эйфория, то такой осторожный оптимизм, и что-то очень долгожданное наконец-то свершилось. В ночь объявления СВО я был в Луганской народной республике. И ночью присутствовал при попытке украинских войск атаковать наш берег Северского Донца. Тогда переправились через речку, по которой проходила линия фронта, две ротно-тактические группы, заняли две господствующие высоты. И еще до начала, за несколько часов до начала спецоперации их выбивали с этих высот обратно в речку танками. Возможно, это была разведка боем со стороны Украины. Возможно, это могло быть началом наступления украинской армии на ЛНР. Это были серьезные, тяжелые бои. Целая войсковая операция, танками выбивали две ротно-тактические группы. Это достаточно большое количество людей, занявших плацдарм на двух господствующих высотах, выбив оттуда луганские силы.
Я помню, что после того, как эта атака была отражена, я ехал в машине из Луганска в Донецк, у меня не было луганской симки, поэтому у меня не было интернета. Как только мы пересекли границу, которая тогда еще была, с Донецкой народной республикой, а у меня симка донецкая есть, сразу пошел интернет, полетели молнии, первые ролики: летят ракеты, взрывается в Киеве, кто-то уже гонит фейки про массовое десантирование российских войск в Одесской области, про высаживание наших войск на Николаевщине с больших десантных кораблей. Реальная информация переплетена с откровенными вбросами. Полное ощущение нереальности происходящего.
Да, мы ждали, что сейчас, видимо, будут освобождать Донбасс. Но так, чтобы полетели ракеты и начались взрывы в Киеве, поступают сообщения о заходе наших войск в Черниговскую область, через Чернобыль в Киевскую область, это, конечно, было потрясение. Я был ошарашен. Доехал до Донецка, сел перед телевизором посмотреть повтор очередной обращения Владимира Путина. Сидел и не понимал: а что теперь делать? Куда ехать? Этого так долго ждали. А когда этого дождались, совершенно непонятно было, что делать. Легкая растерянность присутствовала у меня лично.
И. Панкин:
- На стыке февраля-марта какие у тебя были прогнозы на сколько это?
А. Коц:
- Я уже находился в Киевской области и понимал, что все непросто. Мне уже было ясно, что тех сил, которые наступают на этом направлении, недостаточно, чтобы брать Киев в лоб. Их было недостаточно для того, чтобы брать Киев в окружение, просто потому что не получилось у наших войск с ходу завладеть Харьковом. И было ясно, что была какая-то другая задумка. А может, были какие-то договоренности с какими-то внутренними силами на Украине, что будут в Харьковской области, условно, встречать с пирогами и сопроводят по улицам так, чтобы это было удобно. Поэтому та же 2-я бригада ГРУ шла в Харьков как на парад, не ожидая сильного сопротивления.
Я понимал, что это затянется, как тогда казалось, на несколько месяцев. Я не понимал, откуда возьмутся силы. Я предполагал, что, наверное, мы не все войска задействовали на Киевском направлении, где я был. Наверное, есть вариант, когда сюда пришлют какое-то подкрепление, усилят авиацией. Авиация тогда мало работала на Киевском направлении. Усилят средствами противовоздушной обороны. Но просидев месяц в Киевской области, в тридцати километрах от столицы Украины, даже в двадцати, там, где я жил, я понял, что быстрой победы здесь не будет. Если поначалу было такое шапкозакидательское настроение о том, что сейчас за месяц мы их сомнем, но очень быстро стало ясно, что к войне украинцы подготовились где-то местами даже лучше нас.
И. Панкин:
- Давайте забежим немножко вперед. А сейчас ты так же рассуждаешь, что делать какие-то прогнозы – дело неблагодарное? Вот уже в дне сегодняшнем?
А. Коц:
- Мне кажется, это на годы. Я не очень понимаю, какие у нас сейчас цели, где мы должны остановиться.
И. Панкин:
- А вот из последних заявлений Матвиенко главы Совета Федерации: цели определены, пока они не будут достигнуты, военная спецоперация не закончится. При этом она сказала: говорить о сроках не совсем корректно. Хотя вначале нам было заявлено, что цели понятные: денацификация и демилитаризация. Но никому не объяснили, что это значит. так как их понимаешь?
А. Коц:
- Это утверждение в Киеве лояльного России режима, который переименует обратно все улицы Бандеры в Московские проспекты, который пересажает всю эту националистическую сволоту, запретит «Правый сектор», «Азов» и прочих животных на Украине. И будет ориентироваться на жизнь с Россией. Но мне кажется, что это уже такой утопический проект. Не будет Украина ближайшие два-три поколения вместе с нами сожительствовать как братский народ, к сожалению. Много крови пролилось. Очень много погибших. Фактически не осталось на Украине ни одной семьи, у которой кто-то не погиб или не ранен, либо родственник, либо знакомый.
При нынешнем положении дел, к сожалению, мы не сможем двигаться быстро. Мы, конечно, рано или поздно выйдем на какую-то инерцию, когда и промышленность нормально заработает, поставляя необходимую технику в войска, и поборем косность системы военной. Уже это удается потихонечку. Но, во-первых, у Украины фактически неисчерпаемый мобилизационный ресурс. На наши 300 тысяч человек они призовут 600 тысяч человек. И с потерями, как показывает практика, они не считаются. Если посмотреть кадры с украинских кладбищ, они просто ужасают. Эти флаги, десятки и сотни над погостами. Они людей не считают. Сколько продлится помощь Запада – это ключевой вопрос. Я тоже предугадать не могу. Если она будет идти в тех же объемах, это большая проблема для нас. Если к весне западная оборонка тоже выйдет на инерционный поток, когда они смогут воспроизводить боеприпасы и для собственных нужд оборонных, и для Украины, это большая проблема для нас. Мы будем двигаться так же медленно, не знаю, будем ли.
По поводу целей. Сейчас перед нами не может стоять цель просто освободить Донбасс. Потому что у нас есть оккупированные территории Российской Федерации, тот же правый берег Днепра в Херсонской области. Мы же не можем так это оставить. Это же территория Российской Федерации, на которой сейчас находятся иностранные войска, которых надо оттуда выбивать. Как теперь форсировать обратно Днепр, я, честно говоря, не очень представляю. В Великую Отечественную войну тоже освобождали Херсон, не форсируя Днепр. Пришлось сначала освободить Киев и Днепропетровск. Уже оттуда спускаться к Херсону. Как это делать в течение нескольких месяцев, я не очень представляю. Должен быть накопительный эффект и от ударов по критической инфраструктуре украинской, должен быть эффект от экономического тяжелейшего положения украинского. И здесь, опять же, насколько долго Запад готов поддерживать своими миллиардами эту страну.
Это все история не быстрая. И на годы. Возможно, в какой-то момент будет какой-то элемент заморозки. Возможно, будет какой-то переговорный процесс, но лишь для того, чтобы передохнуть, накопить силы, накопить жирка и снова броситься в бой. Но это годы. Кстати, Владимир Владимирович говорил, предупреждал, что надо готовиться к непростому десятилетию. Мне кажется, можно из этого заявления и исходить.
И. Панкин:
- Надо напомнить, что и «Азов», и «Правый сектор» - запрещенные в России организации.
В какой-то момент, где и в чем мы ошиблись, когда планировали вводить войска? Это пресловутая ставка на встречу с цветами была?
А. Коц:
- Я думаю, что, к сожалению, многие люди, которые планировали эту операцию, жили представлениями об украинской армии и украинском народе образца 2014 года, может быть, начала 2015 года. Когда украинская армия пребывала в разобранном состоянии, серьезной силы, за исключением отдельных подразделений, они не представляли. И население было тоже в расфокусе. Только что случился майдан, не все его поддержали, меньшинство почему-то навязало большинству свою власть. Новая власть начала свою деятельность с языкового закона. В 2012 или 2013 году было любопытное исследование «Гэллап Медиа»: на каком языке вы думаете на Украине? И там под 90 % ответили: на русском. Новая власть начинает с языкового закона.
Помню, в Бородянке под Киевом я разговаривал с батюшкой местного храма УПЦ МП, он мне говорил: если бы вы пришли вот так же с оружием в 2014-м или в начале 2015 года, вас бы на руках здесь носили. Вы опоздали. Свое дело сделала восьмилетняя пропаганда, промывание мозгов. И в этом мы ошиблись. Ошиблись, во-первых, в уровне поддержки людей. К сожалению, поддержка оказалась не та, на которую рассчитывали те, кто планировал спецоперацию. Ошиблись в своем представлении об украинской армии как о настоящей военной машине. В-третьих, ошиблись в объемах западной помощи, которую в итоге получила Украина. Все решила западная помощь оружием и наемниками, разведданными от низкоорбитальной спутниковой группировки. Уровень поддержки Западом мы не рассчитали. Видимо, был расчет на быструю победу благодаря фактору поддержки местного населения и фактору блицкрига.
К сожалению, восемь с половиной лет украинскую армию готовили к этому конфликту. Причем готовили серьезно. Когда я работал на Харьковском направлении, там находили карты учений, которыми руководили натовские специалисты. И на этих картах отрабатывался вариант «российского вторжения», причем стрелочками было указано, как мы будем вторгаться. Мы реально потом так и вторгались. Какие подразделения, полки и дивизии будут идти по этим направлениям. И реально эти полки и дивизии пошли по этим направлениями. Единственное, что на этих картах у украинцев было отмечено, что они будут отступать до Изюма, а Изюм они удержат. После чего начнут бить по логистическим цепочкам, по тылам. Так и произошло. Их к этому готовили, они знали, как действовать. Единственное, что они уступили нам Изюм. Но в итоге вернули его.
И. Панкин:
- Откуда у них эти карты? Как они их составили? Какое-то предательство было?
А. Коц:
- Вполне вероятно. Эта спецоперация, давайте будем говорить откровенно, она же не за неделю готовится. Наверное, какие-то планы подобные разрабатывались в течение этих 8,5 лет, в течение которых нам надо было и ракет накопить, и танков наделать. Я допускаю, что какие-то утечки могли быть. Можно вспомнить, как за две недели до начала СВО CNN показывала со стрелочками, с картами, как российские войска будут наступать через зону отчуждения Чернобыля. И мы тогда смеялись: какой Чернобыль? Вы что, с ума сошли? На вертолетах долетим, захватим аэродром, самолеты перебросим и всех поставим на колени. Но, к сожалению, откуда это у CNN было? Я не знаю. Откуда у них были стрелочки к той же Черниговской области, где наступал Центральный военный округ, я тоже не знаю.
И. Панкин:
- Киевское направление, на котором ты находился в самом начале, потом было принято решение о перегруппировке войск. Тогда мы впервые услышали эту формулировку. Как ты тогда воспринял это?
А. Коц:
- Без особого энтузиазма, разумеется. Я не военный стратег, не генерал Генштаба, я всей картины не вижу. Мне казалось, что можно было окапываться и вставать в оборону. Но я не очень представлял, что происходило на других направлениях, потому что мы там находились практически без связи. Связь была только спутниковая и эпизодически. Я ее использовал исключительно в рабочих целях. И не всегда понимал, как обстоят дела на Харьковщине, Херсонщина – вообще какая-то терра инкогнита была, что там происходит. Да, это была такая депрессия. Потому что понятно, что это все подали как некий жест доброй воли, непонятно чем вызванный. Но находясь на месте, мы понимали, что, видимо, на других направлениях тоже не все гладко. И какие-то силы надо перебрасывать туда. В частности, на Харьковское направление, часть войск с Киевского направления ушла на Херсонщину. Это было такое депрессивное состояние в течение трех дней. Мы выехали и в Белоруссии в Мозыре три дня просто сидели и депрессовали. А потом собрали вещи, погрузились и поехали в Изюм.
И. Панкин:
- Когда Буча случилась, сразу после того, как перегруппировка войск произошла, это когда Запад сообщил о том, что мы устроили геноцид местного населения в Буче, расскажи, как ты видишь этот эпизод? Что же там произошло? нам выдали, что мы поубивали там кучу людей, трупы по всему городу валялись.
А. Коц:
- Про трупы по всему городу я не знаю, что сказать. Это могла быть работа артиллерии. Украинская артиллерия те места, где стояли российские войска, накрывала беспощадно. Невзирая на жилые, на жилые дома, мирные, не мирные. От украинского артиллерийского огня мирные жители гибли постоянно. Что касается других эпизодов, никто не обратил внимание из украинских журналистов, или сделал вид, что не заметил, что те известные кадры с телами в подвале, на них были белые повязки. Это опознавательный знак «свой – чужой» российских войск. И эти белые повязки, в том числе, носили мирные жители. Не потому, что они поддерживают и рады приходу российских войск, а просто из соображений безопасности. Что тот, кто с белой повязкой, он не враг, в него стрелять не будут.
Как я вижу это? Российские войска не предупреждали жителей города о том, что они будут уходить. В одно не очень прекрасное утро мирные жители, как и каждый день, выходят из подвалов в белых повязках, а в городе уже украинские войска, национальные батальоны, отребье типа того же Боцмана – кстати, гражданина Российской Федерации, который на видеопленке, выставленной в TikTok, его кто-то спрашивает: а можно стрелять вон по тем в белых повязках? Он говорит: да, можно, стреляй. И раздаются выстрелы. Сами себя и рассекретили. Я думаю, что это просто люди, убитые в ходе зачистки, принятые либо за военных российских в гражданке, но с белыми опознавательными знаками, либо их пытали в этом подвале и расстреляли как коллаборантов. Потом привез Геращенко толпу иностранных журналистов, показывали, как они вскрывали какие-то ямы, тащили на носилках тело мужчины, у него рука вываливается, и на этой руке тоже белая повязка. Почему никто не обращает внимание на эти белые повязки?
Я больше чем уверен, что это жертвы украинских зачисток. Это же не единичный случай. Мы то же самое потом видели в Купянске, когда тела гражданских сбрасывались в яму. После этого случая Валерий Фадеев, глава СПЧ, отсылал эти кадры и запросы на расследование, на освещение в две тысячи адресов по всему Западу. Это и правозащитные организации, и всевозможные ооновские организации, и СМИ крупные. Ответа не пришло ниоткуда, за исключением Верховного комиссара по правам человека ООН. А Красный Крест направил этот запрос российский в представительство Красного Креста в Киеве. Вот там-то, наверное, точно очень серьезно подойдут к расследованию и купянской трагедии.
И. Панкин:
- В какой момент ты поймал себя на мысли, что спецоперация затянется, что она надолго?
А. Коц:
- И Изюме, наверное. Я сидел в Изюме почти два месяца. Когда мы ушли из Киева, в апреле заехали из Белоруссии прямиком на Харьковщину, в Изюм. Мы потихонечку брали населенные пункты, а потом как будто лбом уперлись. Я там был два месяца. И все это время мы пытались взять, меня прям в дрожь бросает от этого топонима, село Долгенькое. То мы к нему подойдем, то нас от него откинут. А это населенный пункт на три улицы. Там ни одного целого дома не осталось, одни подвалы и лесопосадка вокруг. Мы уперлись, и не можем. Мы думали, что сейчас с севера к Славянску подойдем. А мы даже не подошли к трассе, которая снабжала изюмскую группировку противника. По тому ожесточенному артиллерийскому воздействию, которому мы подвергались ежедневно, нас ежедневно обстреливали, как минимум, «Ураганы» утром и вечером, уже вошло в привычку, что с утра и перед сном обязательно у нас рвутся кассетные боеприпасы за окном. Главное в этот момент находиться в здании, а не оказаться на улице. Даже шутка была, поскольку здание было обесточено, канализация не работала, туалет у нас был на улице. И была шутка, что 50 раз сходить в туалет на улице – это медаль «За отвагу». А 100 раз – это Орден мужества. И тогда стало понятно, что это окно к Славянску, у нас просто нет сил, постепенно эти силы заканчиваются. Это позже и вылилось в частичную мобилизацию.
И. Панкин:
- Хочу провести исторические параллели и обратиться к словам Стрелкова. Когда в 2014-2015 году брали аэропорт, Стрелкова спросили: почему так долго не можете взять аэропорт? Он ответил: потому что там засели…
А. Коц:
- Это я спросил.
И. Панкин:
- Потому что там засели такие же русские люди, как и мы. А вот сейчас, особенно на фоне твоего рассказа про Долгенькое, скажи, по ту сторону люди, которые воюют против нас, это действительно такие же русские люди, как и мы? Или нет? Или против нас воюют все-таки украинцы – другие люди?
А. Коц:
- Мне кажется, что благодаря этому агрессивному нацбилдингу последних 8,5 лет, который был построен на крайних формах русофобии, на противостоянии внешнему врагу, он свое дело сделал. Русского, наверное, в этих людях осталось это ожесточенное упорство, с которым они цепляются за каждый дом, за каждый куст, подвал. Нет такого, чтобы они бежали. На каких-то направлениях, безусловно, есть, но это упорство в них осталось.
А так, в освобожденные города заходишь, там в глазах рябит от жовто-блакитного. В каждом парке памятник захиснику батькивщины. На каждой школе табличка мраморная с погибшим героем АТО из этого поселка. Там в каждой школе класс защиты отечества, как-то у них там это называется. И это дает свои плоды. Эти люди себя русскими не считают. На Украине, конечно, остаются люди, которые по-прежнему комплиментарно настроены к нам, их меньше. Я это вижу по обратной связи в своем Telegram. Если вначале их было много, они говорили: мы потерпим. Сейчас такой почты практически нет. Это уже другие люди, другая нация. В том числе и на освобожденных территориях это переформатирование мозгов тоже затянется на годы.
Хотя на самом деле процент упоротых будет всегда. У нас своих упоротых хватает. А подавляющая часть населения аполитична. И ей важен личный комфорт. Если мы ее обеспечим этим людям, то, наверное, и с переформатированием мозгов будет попроще. Людям важен их уровень жизни, который резко упал. Если мы создадим условия для того, чтобы эти люди жили хотя бы как раньше, то, наверное, и проблем с мозгами будет меньше. Но люди, которые с оружием против нас стоят, это уже украинцы.
И. Панкин:
- Во время сентябрьских событий, когда произошла трагедия на Харьковском направлении, это Изюм, в том числе, Купятске, не было ли у тебя страхов, опасений по поводу того, что ВСУ могут реально дойти до территории России?
А. Коц:
- У меня такие опасения были еще раньше, когда я жил в Изюме и наблюдал, как ударная группировка формировалась в Сумской области. Посмотрев на карту, честно говоря, у меня были опасения, что Украина может совершить какой-то рейд этой ударной группировкой через Курскую и Белгородскую области, чтобы отрезать нас в Изюме от большой земли. Такие опасения у меня были. И, возможно, такие планы у украинцев были, им просто не позволили это сделать их кураторы, опасаясь ядерного апокалипсиса. Когда мы потеряли Харьковскую область, я понимал, что на территорию Российской Федерации большими силами они не пойдут.
И. Панкин:
- На каких направлениях они могут активизироваться сейчас? Тут Путин говорил с Пасечником и выразил озабоченность некоторую.
А. Коц:
- Они не то что могут проявить активность, они проявляют ежедневную активность на Сватовском рубеже. Это Луганская народная республика. Это опасность потери больших территорий в случае потери того же Сватово или Кременной, откуда противник может развивать наступление и на Лисичанск, и на Рубежное. И разрубать ЛНР просто пополам. Вот там угроза по-прежнему сохраняется. Но она купирована, в том числе, и усилиями мобилизованных. Все-таки мобилизация свое дело сделала. Я общался на этом направлении с мобилизованными. Это нормально подготовленные, сносно экипированные взрослые дяди по 32-38 лет, которые знают, что они там делают. И не ноют, а реально героически воюют, удерживают противника. На Купянском направлении сейчас мы даже умудряемся чуть-чуть наступать и отжимать небольшие населенные пункты.
Могут ударить совершенно спокойно, у них на это есть силы, на Запорожском направлении. Другой вопрос, когда мы уходили из Харьковской области, у нас на бумагах была эшелонированная оборона там, а на деле не оказалось ничего вообще. Сейчас эшелонированная оборона действительно есть. Когда я ехал после оставления Херсона с левого берега до Мелитополя, я поразился. Не буду говорить, сколько там линий обороны, но я поразился их внушительности. Это был такой урок, который был нормально выучен. И выводы из этого урока сделаны. Поэтому мы и удерживаем Сватовский рубеж, а где-то даже можем давать сдачи. Я думаю, что постепенно у нас возможности давать сдачи будут повышаться, в том числе и за счет подготовки мобилизованных, в том числе за счет работы оборонки, которая сейчас трудится в три смены, круглосуточно.
И. Панкин:
- Пришло время поговорить о позитивном. Военная спецоперация позволила нам посмотреть на себя со стороны. Мы жили в некоем неведении, думали, что наша армия всех сильней. Ну, если не всех, то почти всех. По крайней мере, мы получили хоть и тяжелый, но урок. Что ты еще можешь отметить позитивного по итогам фактически года спецоперации?
А. Коц:
- Появились намеки на формирование разведывательно-ударного контура, когда разведчики работают в прямой связке с артиллеристами. И от выявления цели до нанесения по ней удара проходит всего 2 минуты. Раньше это была огромная длинная цепочка докладов, которые шли сначала наверх, потом спускались вниз. Когда давали добро на огонь, стрелять было уже некуда. Потому что цель уже уехала. Сегодня эта работа поставлена так, как она должна быть поставлена в XXI веке. У нас появились наконец наши дроны-камикадзе «Ланцеты», которые сейчас выбивают и средства ПВО, и различные РЛС, и средства связи. Ежедневно появляются ролики работы как «Ланцетов», так и «Кубов» - это наши разработки. Появились новые возможности благодаря нашим иранским партнерам. Та самая пресловутая «Герань-2», которая наводит ужас на противника.
У нас наконец-то появились осмысленные попытки выявления средств ПВО противника, когда мы с недавних пор начали запускать ложные цели, по которым работает ПВО Киева. И эти ПВО накрываются уже из высокоточных вооружений. Это позитивные моменты, которые можно отметить. И с мобилизованными более-менее все выровнялось. Это люди с боевым опытом, несколько месяцев на передовом крае. Мне тут пишет одна женщина: вот, в России подготовленные сидят 150 тысяч мобилизованных, почему их не ротируют неподготовленными, которые сидят на передке? Я отвечаю, что те люди, которые сидят два месяца на передке, они еще фору дадут тем, которых два месяца готовили в России. Потому что там они уже обстрелянные, у них уже есть понимание, что не все то, что взрывается, тебя убивает. Если пуля свистит, это хорошо, она не твоя. У них уже есть понимание, что ты не обязательно умрешь.
Когда человек из гражданской жизни попадает в окоп, по колено в грязи и воде, вокруг все взрывается, я не представляю, как у него переворачивается мир, насколько тяжело к этому привыкать. Ладно я – взрослый человек, который 20 лет этим сумасшествием занимается. А человек гражданский, который еще вчера был, мне встречались даже айтишники, вот вчера он за компьютером сидел, какой-то код сочинял. А тут его бросили в этот ад. Конечно, у него жизнь переворачивается. Психологически не можешь быть к этому готовым. Но постепенно они привыкают и становятся настоящими матерыми вояками, которые уже получают государственные награды, проявляют на том же Угледарском направлении чудеса героизма. Обычные парни из российской глубинки. И это тоже не может не радовать. Если проводить исторические параллели еще дальше, в Великую Отечественную войну победила армия мобилизованная. Профессиональная армия закончилась в 1941 году.
И. Панкин:
- Когда стало понятно, что спецоперация подзатянулась, конца и края не видно, жители Донецка и Луганска все еще поддерживают это решение?
А. Коц:
- Безоговорочно поддерживают. Но Луганск и Донецк это две разные истории. Луганск – тыловой город, который находится в недосягаемости артиллерии противника. Луганская народная республика освобождена практически полностью, за исключением утраченных территорий в ходе Краснолиманского наступления противника. Донецк – город-мученик, который ежедневно подвергается массированным обстрелам. И ежедневно мы говорим: такого не было с 2014 года. Помню, когда полный пакет «Градов» на днях прилетел по центру города, я написал, что такого не было никогда. Здесь настроения у людей совершенно другие. Луганск более расслабленный город. В Луганске, когда я из Донецка в Луганск приехал, было непривычно, что в кафе люди сидят на верандах у окон.
В Донецке не принято садиться у окон. Потому что может что-то прилететь снаружи, лучше сидеть где-то в глубине, в кафе, которое находится в цокольном помещении или подвале. В таких кафе, как правило, народу намного больше. Это приметы времени. Тем не менее, эти кафе работают. После каждого обстрела тут же приезжают героические коммунальщики, которые начинают убирать, затягивать пленкой окна. Люди друг другу помогают. Но, конечно, люди устали, люди задают вопросы: почему, когда, как долго нам еще терпеть это издевательство? Мы 8,5 лет терпели, мы 24 февраля восприняли начало СВО как избавление, что наконец-то нас от этих фашистов избавят. А оно никак не избавляется. Я не знаю, что ответить этим людям.
Пока мы не отодвинем километров на 30 противника, к сожалению, они будут бить по мирным кварталам. Почему мы не отодвигаем, я тоже на этот вопрос не могу ответить. Идут вперед ребята. Работает 11-й полк, «Спарта» работает, «Сомали» работает. Выгрызаем, выгрызаем. Но очень тяжелый противник, очень подготовленный, хорошо оснащенный. Надо потихонечку двигаться. Пушилин высказался о том, что надо наращивать количество систем ПВО вокруг Донецка. Конечно, надо. Потому что с теми же «Градами» вполне нормально в Сирии справляется система «Панцирь». Видимо, их то ли не хватает, то ли по каким-то другим причинам их не выделяют больше на Донецк. И, конечно, надо совершенствовать систему контрбатарейной борьбы. Она у противника поставлена просто на отлично, там американские системы. У нас из недостатков, которые до сих пор присутствуют, это контрбатарейная борьба. Ее недостаточно.
И. Панкин:
- Выделю твои слова: но идут вперед ребята. Добавлю только – наши ребята. Спасибо!
