Зритель стал лучше: как пандемия изменила отношение людей к культуре
Ю. Грымов:
- Здравствуйте! Это программа «Культурный код». Вот уже полгода мы выходим с нашими выпусками, рассуждаем, приглашаем интересных людей, извиняюсь, которые, прежде всего, интересны мне. И я рад, что и вам, когда читаю ваши сообщения в чатах.
Сегодня я хотел поговорить… Сегодня время изменилось, пандемия. Итак, про зрителя. Зритель стал лучше? Как пандемия изменила отношение людей к культуре? И сегодня я пригласил поговорить Евгения Писарева, художественного руководителя Московского драматического театра имени Пушкина, российского актера, режиссера театра и кино, педагога, заслуженного артиста Российской Федерации. Перед тем, как мы сейчас поздороваемся с Женей, я скажу такую вещь. Знаете, я последние четыре года плотно занимаюсь театром. Я знаю, что есть театр придуманный, есть надуманный, есть, который не признается ни в чем, кроме как в собственной любви к себе. Так вот, театр имени Пушкина, это реально театр, в котором существует жизнь. Она не дутая. Я был несколько раз, ходили мои актеры. Я смотрю вообще, что происходит на театральном рынке, так вот театр Пушкина двигается и развивается, там интересная труппа. Там есть какая-то позиция.
И я сегодня пригласил Евгения поговорить, почувствовал ли он, что зритель меняется сейчас? Добрый вечер, Женя!
Е. Писарев:
- Добрый вечер, Юрий!
Ю. Грымов:
- Изменился зритель? Мы играем после разрешения несколько месяцев. Это тот же зритель? Или другой, который сегодня сидит в масках?
Е. Писарев:
- Зритель изменился очень. Я даже не ожидал, что будет такая тема и такой вопрос. Есть о чем поговорить. Он изменился, но при этом мне кажется, что это тот же зритель, но измененный. Конечно, он стал малочисленнее. Я-то думаю, что 50% разрешенные нам в какой-то степени еще и спасение, потому что мы больше 50%, у нас, в общем, достаточно успешно и хорошо продававший билеты театр. Но больше 50% и спроса нет, честно говоря. Но зато те, которые приходят, это те люди, которым это, действительно, нужно. Которые видят в этом что-то большее, нежели культурный досуг или как-то приятно провести время. И каждый раз аплодисменты сейчас – это какой-то необычный акт. Зрители аплодируют артистам, артисты зрителям, но даже не за то, что они увидели, а за какой-то сам факт вот этой встречи. И мы выходим и играем спектакли вот это время, а они, несмотря на запреты, на постоянные… Я представляю себя зрителем и думаю, что если мне каждые пять минут рассказывают о том, что наденьте маску, не снимайте перчатки, соблюдайте дистанцию. Ну, атмосфера, которая, конечно, противно самому…
Ю. Грымов:
- Не располагает.
Е. Писарев:
- Совсем. И я бы, если мне бы сказали пройти, мне будут мерить температуру, я буду проходить через какие-то поливания себя воздухом, кислородом, некоторые театры поставили рамки и так далее. Я бы сказал, не пойду я никуда! Я бы сам не пошел!
Ю. Грымов:
- Но они идут!
Е. Писарев:
- А эти удивительные люди идут. Конечно, встречаются разные… Были случаи в театре на Таганке кто-то отказывался маску надевать.
Ю. Грымов:
- Женя, понятно, что это тот же зритель, но я тоже почувствовал, что они по-другому хлопают, смотрят. Много ограничений и они приходят для встречи с чем-то… С чем?
Мы знаем такого зрителя, он появляется, зритель приходит и говорит: давайте меня веселить. Давайте, вы же удивляете! Так вот, может, этот зритель ушел? А остался тонкий? Тот, кому это больше нужно, чем просто досуг?
Е. Писарев:
- Похоже, вы правы. Удивительная статистика сейчас, но на комедии, которых у нас достаточно в репертуаре, на них, надо сказать, спрос упал. Это удивительно! Я думал, что люди сейчас захотят смеяться, отдыхать, расслабляться, а спектакли более сложносочиненные, сохраняют своего зрителя. Спектакли, на которых необходимо какое-то подключение, какое-то участие, не там, где зритель сидит развалившись, а там, где мы пытаемся его подтянуть к сцене, чтобы они внимательно наблюдал, думал, размышлял, сопереживал, они, на удивление, стабильно держат цифры по продажам. И собирается замечательная публика.
Я даже не про театр Пушкина. Вот я сейчас выпускал мюзикл «Шахматы» в МДМ, задумано это было давным-давно до пандемии. Думал, господи, такое неблагополучное время! Надо же сейчас что-то веселое. Уж если мюзикл, что-то развлекательное, танцевальное. Мюзикл «Шахматы», понятно, в своем жанре, но это такой интеллектуальный продукт. И сейчас делать спектакль, где даже юмора нет!.. Мне было тяжело, я считаю, что юмор – это здоровье. Драма это или трагедия, но где-то надо найти место юмору. А в «Шахматах» это было почти невозможно. И вдруг я вижу невероятный прием и такое желание, что ли, более серьезно разговаривать, призывать зрителю к более серьезному разговору даже в жанре мюзикла.
Ю. Грымов:
- Я рад, что говорит Женя. Я недавно рассуждал на эту тему. Я большой противник оголтелости, что давайте все будем смеяться. Я за театр рассуждающий и за театр-старший брат, с которым можно посоветоваться, поговорить о чем-то, поделиться,
Комедия – очень трудный жанр. И я знаю, что театру Пушкина это удается, потому что те самые злополучные комедии такую яму роют между зрителем и собой! Но в театре Пушкина этот баланс сохраняется.
Женя, что изменилось, когда вы встали на должность худрука? Когда я четыре года назад возглавил театр «Модерн», я сразу стал старше. Через два дня. Меня стали 99% называть Юрий Вячеславович. И я прямо почувствовал. Меня заставляли быть старше: коллектив, администрация, департамент и так далее. А что случилось у Жени Писарева, когда он стал худруком театра?
Е. Писарев:
- Абсолютно то же самое. Я стал старше. Это даже можно увидеть на фото, я смотрю на свои фотографии, я выгляжу солиднее, старше, грустнее, скажем так. Но если я смотрю свои фотографии 10-летней давности, когда мне было 38 лет, я пришел на должность худрука.
Ю. Грымов:
- Два старика сегодня ведут программу. Один постарел в «Модерне», другой в театре Пушкина…
Женя, какие традиции никогда не выйдут из моды, несмотря на пандемию? Какие театральные традиции? И какая любимая?
Е. Писарев:
- Ой, сейчас говорить «никогда», «всегда», «завтра»… Я всем говорю сейчас: забудьте слово «точно». Это не значит, что мы не планируем что-то, но тем не менее…
А что касается традиций, как-то у нас в театре очень много внутренней жизни всегда происходило. И до меня. И это какие-то дни рождения, капустники, но вот с 14-го года мы каждый год в декабре 25-го числа отмечаем день рождение камерного театра. После того, как мы отметили 100-летие, и это стало нашей, с одной стороны, столетие театра, с другой стороны, это новая традиция. И мы не пропускаем это число. И в этот день весь театр собирается вместе, соединяем это все с новогодними начинающимися праздниками. И в этот день вручаем какие-то учрежденный нами таировский памятный знак каким-то приятным людям. Это сложный вопрос. Отмечаем, делаем капустник и всю ночь гуляем. Это такой внутренний момент, о котором мы никогда никак его не пиарим, но какой-то успех театра, мне кажется, еще и в том, что должна быть какая-то жизнь не для зрителя. Должна быть жизнь внутри, чтобы эти артисты и коллектив, у него была бы еще какая-то… Во-первых, этим определяется театр-дом, если такое еще возможно понятие, хотя она звучит даже пошловато. Но самое главное, я уверен, что эта энергия потом передается на сцене. Ну, кто-то в футбол играет всем театром, кто-то что-то еще. У нас есть несколько дней осенью, зимой и весной, а самое важное – 25-го декабря.
Не знаю насчет этого года. Мы это обязательно сделаем, но я не понимаю, в каком формате. Собрать весь коллектив 250 человек, конечно, сейчас невозможно. И вряд ли к декабрю ситуация изменится до такой степени.
Самые главные традиции, мне кажется, это традиции внутренние. Не на публику, а домашние внутренние. Они скрепляют коллектив.
Ю. Грымов:
- На самом деле, я прочитал в одном интервью, вы сказали, что мы такой театр, который удивляет. Театр, в который хочется возвращаться. Спектакль длиною в жизнь…
Е. Писарев:
- Вот это, как раз, не мы. Длиною в жизнь – это не мы. Почему я сказал «удивляет», уж очень там все рекламно звучит, вероятно, это какие-то…
Ю. Грымов:
- Прямая речь!
Е. Писарев:
- Да? Ну, хорошо.
Ю. Грымов:
- Значит, Евгений Писарев меняется? Он даже не узнал себя! Это уже хорошо.
Е. Писарев:
- Дело в том, что я достаточное время проработал помощником Олега Павловича Табакова. И я проникся той моделью театра, которую строил он. Хотя у него, конечно, другие возможности, связи, известность и так далее. Другие масштабы. Но когда я говорю, что театр с одним спектаклем длиной в жизнь художественного руководителя, это не значит, что плохой спектакль. Вот Юрий Петрович Любимов. Понятно, что это спектакль одного человека. Или Кирилл Семенович Серебренников, там в этом прекрасном театре ставит спектакли либо Кирилл Серебренников, либо все, что в этом направлении, что очень похоже на Кирилла Серебренникова, все, кто хотели бы стать Кириллом Серебренниковым, я бы так сказал.
Я совершенно по-другому мыслю. Я, наоборот, стараюсь, если приглашать в театр, то кого-то, кто делает совершенно иначе. Ну, не так, как я. И так, как я бы, наверное, не смог. И в этом смысле театр Пушкина удивляет, что на сцену выходят те же самые артисты, которые сегодня играют у Писарева, завтра у Бутусова, сейчас будут у Грымова и так далее. И это для меня какая-то работающая система, хотя, конечно, в формате городского муниципального небогатого театра это делать гораздо сложнее.
Ю. Грымов:
- Вы сказали, что другие связи были в Олега Павловича Табакова. У вас в период пандемии вышел спектакль «Опасные связи».
Е. Писарев:
- Нет, «Ложные признания».
Ю. Грымов:
- Извините, да. Как бы вы их охарактеризовали в период пандемии? Зритель стал другим, серьезнее, и вдруг выходит такой спектакль. Эта встреча с этим спектаклем как?
Е. Писарев:
- Я думаю, что этот спектакль оказался вовремя. Когда я его начинал до пандемии, то это была такая какая-то немножко фрейдийская необычная кинематографическая история о зарождающейся, тяжело зарождающейся любви. Любви, рождающейся из ничего. Но я не могу сказать, что я пытался сделать это с каким-то посылом социальным или психотерапевтическим и так далее. Но эта пьеса оказалась о том, что как бы люди ни дистанцировались друг от друга, комфортно себя в этом ощущая, на самом деле, у всех необыкновенная жажда контакта. И контакта близкого, очень интимного. И вдруг когда этот спектакль вышел, все в этом увидели не просто любовную историю, а именно вот, может, необходимость преодолеть страх контактности. Потому что самое неприятное, что в нас рождает вот эта вся история, которая с нами происходит уже полгода – это то, что много появилось страхов у нас.
Ю. Грымов:
- Да. И я специально для этого пригласил Анну Девятка, психолога. Сейчас такой сложный период.
Женя, а работа в театре сегодня для артиста, не надо про артиста, про себя, это защита от сегодняшнего положения? Жизнь продолжается? Или ты уходишь в какую-то другую реальность? Ну, каждый человек, который нас слушает, задает вопрос: человек ходит на работу, кто-то работает в банке, кто-то в магазине. А театр, в которой по уши влюблен Евгений, вот это что? Бомбоубежище? Я для себя давно решил это, я дано завязал с кино, с телевидением, это мне стало совсем неинтересно… Некое бомбоубежище. Другая ситуация, туда приходят близкие люди – зрители. Они оказались для меня близкими. Я не ожидал! Чужие люди, я их никогда не видел. И вдруг они близкие! Для меня это бомбоубежище, где очень уютно, тепло и надежно.
Жень, вот я сказал, что театр для меня бомбоубежище, причем, уникальное, комфортное, безопасное, туда приходят знакомые, я имею в виду зрителей… Вот для вас что такое театр сегодня?
Е. Писарев:
- Я бы тоже с удовольствием назвал бы это и бомбоубежищем, и когда я называл башней из слоновой кости, и вообще какой-то возможностью уйти в другую реальность и т.д. То есть, наши зрители приходят и попадают в другую реальность, а мы имеем возможность практически создавать ее. В жизни мы вряд ли можем какие-то правила и законы придумать, а в театре это возможно. Проблема только в том, что бомбы стали долетать и в бомбоубежище, в связи с тем, что происходит сейчас. И уже есть такое неприятное какое-то ощущение, особенно, когда сидели дома, что вот без чего-то невозможно прожить, а без того, чем занимаемся мы, в общем, как-то оказывается возможно. Это очень страшно неприятное чувство, которое у меня в последнюю очередь рождалось, потому что я, естественно, пытался поддержать боевой дух артистов, но артисты ломались очень многие на этом, потому что каждому важно заниматься, что мы не просто спрятались в бомбоубежище, а что мы в этом бомбоубежище делаем все-таки какое-то очень важное не только для себя, но и для всего мира дело. В этом плане какие-то страхи появились, да.
Ю. Грымов:
- Вот видите, как лихо мы разворачиваем передачу. Только что Евгений сказал - другая реальность. Я говорю - бомбоубежище, мы оба постарели. Для этого мы пригласили в гости Анну Девятка, психолога. Анна, добрый вечер.
А. Девятка:
- Добрый вечер.
Ю. Грымов:
- Вы общаетесь с двумя пациентами. Евгений представляет театр имени Пушкина со своим диагнозом, я - театр «Модерн», поэтому вот у нас есть у кого-то другая реальность, есть страхи. И я у вас на официальном сайте прочитал интересную вещь. Там у вас написано, что, помимо всего прочего, вы занимаетесь эмоциональными зависимостями. То есть, вы лечите от зависимости. Вот сидит перед вами Евгений Писарев, худрук театра Пушкина, зависимый полностью от творческой среды, от созидания, я - то же самое. Что делать, Анна?
А. Девятка:
- У меня сейчас в терапии очень много творческих людей и буквально сегодня говорили о том, что делать тем людям, которые учатся, например, танцевать, а сейчас всех перевели на удаленку. И после этого последовал звонок с приглашением на радио, поэтому я очень даже в теме и понимаю, насколько сейчас сложно людям творческим, людям, которые дарят свой талант зрителям, принимать то, что происходит в окружающем мире.
Ю. Грымов:
- Помогайте, помогайте! Мы часто на эту тему говорим… и я все время психологам говорю - можно вот прямо конкретно, как выйти из этих панических атак, если человек чувствует, что он никому не нужен, что творчество уходит на второй план для зрителя.
А. Девятка:
- Во-первых, панические атаки - это невроз тревожности, то есть, тревога зашкаливает и человек испытывает невроз тревожности - то есть, сердце начинает стучать, пот по спине льется. Что делать? Дело в том, что, когда человек стоит на сцене, занимается какой-то театральной деятельностью, есть две мотивации. Первая - что он нужен кому-то. Человеку важно быть нужным. И второй вид мотивации - что ему нужно самому. То есть, если говорить простым русским языком, сейчас нужно обращаться не только к внешней мотивации, что это нужно другим людям, но нужно обращаться к себе - насколько я хочу продолжать это делать. Ведь правильно говорят, что, если человек будет заниматься своим любимым делом, даже если оно не будет приносить денег, если оно никому не будет нужно. Значит, это его какое-то личное дело, его дело жизни. И то, что нужно сейчас, это нужно вспомнить вообще, зачем вы начали заниматься этим делом? Каждому, кто сейчас занимается какой-то творческой деятельностью, сейчас приходится нелегко. И с этими трудностями, которые бросает нам вызов окружающая среда, с ними приходится бороться. Можно это сделать, только если помнить, зачем вам самому нужно это действие.
Ю. Грымов:
- Ну, на самом деле, я вас удивлю, Анна. Люди, которые служат в театре, я специально делаю акцент на «служат» в театре, они себе на этот вопрос ответили, поверьте, буквально через два-три месяца работы в театре. Но мы говорим про зависимость, то, о чем вы часто пишите. Вот зависимость от творчества - она обогащает или разрушает человека?
А. Девятка:
- Мне кажется, это не зависимость, мне кажется, это синергия, сотворчество. Человек развивается в творчестве. Это не разрушает человека, это, наоборот, обогащает его. И в принципе раскрашивает жизнь в яркие краски. Когда человек жизнь чувствует и наслаждается ею, не ощущает вот картонную жизнь картонного человечка.
Ю. Грымов:
- Вы так хорошо смотрите в сторону творцов, а я могу привести вам массу примеров великих писателей, художников, которые, к сожалению, заходили в тупик от этой зависимости и лишали жизнь самоубийством свою… Вот эта зависимость от творчества может быть разрушительна для личности?
А. Девятка:
- Тогда давайте вы зададите вопрос конкретнее. Потому что для личности может быть разрушительным все, что угодно. Если человек задался… вот задача у человека - разрушить свою личность…
Ю. Грымов:
- Нет, такой задачи нет. Евгений, присоединяйтесь…
Е. Писарев:
- Мне кажется, что, когда это переходит в разряд какого-то единственного света в окне и фанатизма какого-то, тогда это, конечно, становится зависимостью. А в зависимости чего хорошего-то? Я думаю, что всегда все-таки должно быть не то чтобы что-то еще, но все-таки человек замкнутый… вот насколько я люблю театр и везде позиционирую, что я влюблен в театр и спектакли ставлю про театр, просто человек-театр такой. Но, мне кажется, что это больше какой-то имидж, который я уже не знаю зачем поддерживаю. Но я не меньше люблю жизнь. Я не меньше люблю путешествия, например. Я не могу, например, выпускать спектакль за спектаклем, мне нужен обязательно какой-то период, мне нужен какой-то воздух. А кто-то наоборот выпускает спектакль за спектаклем, но это не потому, что он фанат какой-то, а это такой ритм жизни, но он такой человек, который легко перестроится на что-то другое и тоже потом будет очень много и быстро делать что-то другое, не спектакли, а что-то другое. Мне всегда страшно, когда люди ограничивают себя во всем остальном, посвящают жизнь только своему мужу, а потом мужа нет - и беда. Вот посвящать жизнь только своему ребенку, а ребенок потом говорит - мама, я уехал в Америку - и беда.
А. Девятка:
- Вы говорите очень важные и интересные вещи. Когда женщина посвящает свою жизнь только мужу, это действительно потеря других смыслов жизни и, если муж, не дай бог, уходит, то женщина оказывается в ситуации, что она не знает, как жить дальше. Смысл жизни рушится и она оказывается в глубокой депрессии. Мне кажется, творческие люди все-таки не в зависимости, а в привязанности. А люди часто путают зависимость и привязанность. То есть, зависимость это что-то такое нездоровое, сверх. А привязанность - это когда есть любовь к своему делу, уважение к своему делу. И мне кажется, что сейчас творческим людям очень сложно живется. Среди моих знакомых есть творческие люди и я вижу те кризисы, которые проходят сейчас. Но я не знаю, зачем вы уходите в тему зависимости, вместо того, чтобы признать, что просто сейчас ситуация сложная и сейчас пришло время сделать какую-то переоценку ценностей и найти в себе внутренние силы, чтобы через этот кризис пройти.
Ю. Грымов:
- На самом деле, Анна, я практически в каждой передаче говорю, что именно люди культуры вытащат абсолютно все население из этой депрессии. Где еще черпать энергию и какие-то смыслы? Только в литературе, в театре и в кино, в живописи и т.д. Аня, посоветуйте зрителям, как перейти барьер приходить в театр сегодня во время пандемии?
А. Девятка:
- Не бояться идти за своим интересом.
Ю. Грымов:
- Жень, перехожу к блицу. Ответ может быть широкий и, я скажу честно, что со временем я потом смонтирую чуть позже на один вопрос разные ответы режиссеров. Это даже уже сейчас интересно. У нас были Сокуров, Бортко… но я немножко подожду и мы сделаем такой аудиоролик. Итак, специальный блиц для Евгения Писарева.
О чем всегда должен помнить режиссер театра?
Е. Писарев:
- Я бы так сказал, не только режиссер театр, это вот мне Зиновий Марголин, мой художник замечательный, с которым я работаю, когда я ему говорю - ну, ты гений просто, он говорит - когда ты знаешь, что был Леонардо да Винчи, ты всегда понимаешь, кто ты. Вот мне кажется, что любой режиссер должен понимать, что были до него все-таки и Эфрос, и Товстоногов, и будут после него.
Ю. Грымов:
- В продолжение я хочу сказать. Я на одном кинофестивале был членом жюри, мы сидели вместе с Гарри Бардиным, прекрасным режиссером, мультфильмы делает гениальные… И мы с ним видели большое количество картин, которое нас ужасало. Ну, современных. Я к нему, как к старшему товарищу обращаюсь. Я говорю - Гарри, я чего-то не понимаю, ну, по мне это совсем плохое кино. Даже без всяких но… прямо совсем. В чем проблема? И он сказал фразу. Проблема в том, что те люди, которые делали это кино, они не знают, что до них были Леонардо да Винчи, Пудовкин, Ромм. Просто не знают. Они счастливые люди. Они, раз, и сделали кино.
Е. Писарев:
- Мне кажется, что любой режиссер, если это какой-то… я уважаю того режиссера, когда я по его работам и по общению с ним понимаю, что этот человек знает, видел или читал и интересовался тем, что было до него. Я не люблю таких иванов непомнящих, мне кажется, это бывает очень иногда продаваемо, так скажем, но это ненадолго и это несерьезно.
Ю. Грымов:
- Основное различие для зрителя между театром и кино заключается в…
Е. Писарев:
- Ну, ничего оригинального. Все-таки в живом общении, в живом контакте. Главный партнер для артиста, не менее главный - это не стоящий рядом партнер, а это люди в зале. Это всегда очень важный контакт. И театр - это все-таки возможность участвовать. Не смотреть картину, а участвовать в том, что происходит здесь, сейчас, на наших глазах.
Ю. Грымов:
- Кто самый страшный критик для вас?
Е. Писарев:
- Для меня самый страшный критик - это странно, может, прозвучит - но это те люди, которых уже нет. Потому что я часто думаю о том, что бы сказала моя бабушка. Я думаю о том, что бы сказали некоторые мои педагоги, например. И, хотя они не могут… с недавних времен я все время думаю о том, что самый страшный критик для меня это Алла Борисовна Покровская, мой педагог в школе-студии МХАТ, замечательная актриса, педагог, но, когда ее не стало, я еще сильнее стал дрожать в ощущении того, а что бы вот она сказала. Не могу сказать, что сейчас кто-то есть из живых, скажем так, чье мнение для меня было бы судьбоносным.
Ю. Грымов:
- Чем вы обычно себя успокаиваете?
Е. Писарев:
- Я успокаиваю себя только тем, что все проходит.
Ю. Грымов:
- Чего, на ваш взгляд, не хватает русскому человеку?
Е. Писарев:
- Много чего. Наверное, культуры все-таки.
Ю. Грымов:
- Вот если бы была палочка-выручалочка и сегодня можно было бы вот так раз - и сделать... вот сегодня, к вечеру, без труда, без мук… трын - и появилось сегодня вечером. О чем бы это был фильм или спектакль?
Е. Писарев:
- Ну, я бы очень хотел сделать не натужный, не оголтелый, органичный, но при этом - вот как можно сегодня сделать оптимистичный и жизнерадостный спектакль? Ну, не дурацкий и не неестественно жизнерадостный. А вот та радость жизни, которая была у тех, о ком мы сейчас можем вспоминать, начиная с Чарли Чаплина. Что это, ушло совсем? Это стало неорганично нашей жизни? Вот если бы это появилось, скажем так, я был бы просто счастлив.
Ю. Грымов:
- В какой момент художник может называть себя свободным?
Е. Писарев:
- Не знаю. Ни в какой, мне кажется…
Ю. Грымов:
- За что нельзя осуждать человека?
Е. Писарев:
- Да вообще не надо осуждать человека. Я стараюсь ни за что не осуждать человека. И даже предателей, которые раньше я очень тяжело переживал это дело.
Ю. Грымов:
- Что вы сегодня хотели бы услышать больше всего?
Е. Писарев:
- От кого? Вообще?
Ю. Грымов:
- Вообще. Вот что вы хотите услышать?
Е. Писарев:
- Смех хотел бы услышать.
Ю. Грымов:
- У нас в гостях был Евгений Писарев, художественный руководитель театра имени А. С. Пушкина. Спасибо, Жень.
Понравилась программа? Подписывайтесь на новые выпуски в Яндекс.Музыке, Apple Podcasts, Google Podcasts, ставьте оценки и пишите комментарии!
Для нас это очень важно, так как чем больше подписчиков, оценок и комментариев будет у подкаста, тем выше он поднимется в топе и тем большее количество людей его смогут увидеть и послушать.
