Моргенштерн или Карлсон. Кто кумир будущих поколений?

Ю. Грымов:

- Добрый вечер. Это программа «Культурный код». Тему сегодня мы выбрали не очень новую, но, мне кажется, очень важную. Что такое детский театр? Кто сегодня кумир у наших детей? И вообще театр формирует ли это лидерство? Это было в моем детстве, я ходил на эти спектакли, мне бабушка объясняла, кто кому сват, брат, мы долго с ней это обсуждали. То есть в семье было принято ходить в театр.

Как сегодня? Что такое сегодня детский театр? Мы видим, как меняются мировые тенденции и в театре, и в кино. На смену классике приходят новые формы и актуальные, модные режиссеры. Но каким сегодня день должен быть именно для детского театра, то есть для зрителя совсем маленького или среднего возраста? И какие нынешние требования дети предъявляют театру, что они хотят, что они просят от сегодняшнего театра?

Сегодня у нас в гостях Георгий Исаакян, художественный руководитель музыкального театра имени Наталии Сац.

Георгий, как вы считаете, кто кумиры у детей сегодня? И чувствуете ли вы, что надо делать с ними, или это уже кумиры?

Г. Исаакян:

- На самом деле роскошный вопрос, можно год обсуждать его. Наверное, так же, как и в театре, которым вы руководите, и в любом другом театре, люди приходят с одними кумирами и уходят с другими. Наверное, кумиры сегодняшних детей это в основном герои из этих больших франшиз, из поттерианы, из «Властелина колец» и т.д. Но когда они приходят к нам на спектакль, если этот спектакль их захватывает и убеждает, то это уже становятся наши дети, и тогда у них герои – Спящая красавица, Щелкунчик, Синяя птица, Стойкий оловянный солдатик и т.д.

Ю. Грымов:

- Вы перечисляете те спектакли, которые я видел.

Г. Исаакян:

- Да. Детский театр, он всегда как бы между. С одной стороны, он остроактуален, потому что у каждого нового поколения есть свои тексты, свой корпус героев. Понятно, что сегодня Мальчиш-Кибальчиш вряд ли кого-то сильно увлечет. Мы вообще стали замечать, что тот корпус текстов, на которых, допустим, мы выросли, и сказки, которые для нас были обязательными к прочтению, сейчас как-то стали уходить из детской и родительской культуры. Но при этом свод этих классических сказок (и русских, и европейских), классических текстов детских книг (и советских, и американских, и европейских) все равно остается. Как для меня три мушкетера были важными героями, так и сейчас. Другое дело, что они из такого обихода каждодневного стали уходить. Сейчас, мне кажется, дети не играют. Мы играли в Д’Артаньяна и трех мушкетеров, а сейчас дети играют, наверное, в хранителей, мстителей. Я думаю, что сейчас такая здоровая консервативность театра в сочетании с появляющимися новыми текстами. По-моему, два года назад появился Кролик Роджер, и вышел спектакль в РАМТе, который стал таким суперхитом.

Мы по мотивам книжки «Съедобные сказки» сделали оперу. И это сегодняшняя сказка, сегодняшняя книжка. При этом «Оливер Твист», которого специально для нас написал Александр Чайковский, тоже является хитом, притом, что это классический текст, классическая детская воспитательная литература.

Ю. Грымов:

- Георгий, вы с 2010 года, то есть уже 10 лет, руководите музыкальным театром. Вы чувствуете, что меняется сценический язык у вас, меняется запрос родителей? Что изменилось за последние 10 лет в детском театре?

Г. Исаакян:

- Скорее мы меняем сценический язык, потому что мы сегодняшние, мы пытаемся не застревать во вчерашнем дне. Поэтому художественная форма, форма высказывания, форма преподнесения, сценические технологии, конечно, это все уже сегодняшнее. Допустим, спектакль «Любовь к трем апельсинам», который идет у нас на сцене, не похож на тот спектакль, который я видел в своем детстве.

Ю. Грымов:

- А чем отличается? Какой это сценический язык?

Г. Исаакян:

- С одной стороны, понятно, что театральные технологии сегодня, притом, что театр развивается медленнее, чем кино или другие визуальные искусства, но все равно сегодня в театре технологии совершенно другого уровня, чем раньше. Включая видеопроекции, 3D-изображение, включая свет, который совершенно другого качества, который позволяет мгновенно менять по много раз картинку, включая какие-то устройства подъемно-опускные, которых просто не было по факту.

С одной стороны, технология театра меняется. С другой стороны, я думаю, что в каком-то смысле мы стали более бесстрашны, более откровенны, наверное, в своих высказываниях. Я все время со своими коллегами об этом говорю. Не надо бояться говорить об утрате, о смерти, о страхе потери, потому что дети на самом деле об этом думают.

Ю. Грымов:

- Одна «Синяя птица» чего стоит. Там столько тем, и столько, на первый взгляд, страшных тем.

Г. Исаакян:

- Что мы вычитывали во времена нашего детства и что мы можем вычитывать сейчас. Мне кажется, что эта некая откровенность, некое бесстрашие в обращении с самыми сложными вопросами (что такое ксенофобия, что такое чужой, что такое одиночество), дети задают эти вопросы, и дети сталкиваются с этим в своей жизни. Поэтому, когда я слышу, что детский театр должен быть исключительно территорией милой, пушистой, розовой сказки, мне кажется, что это неверное убеждение.

Ю. Грымов:

- Мне кажется, это даже утопия. Потому что если бы все театры были такие, как те, о которых вы говорите, я думаю, все родители оголтело побежали бы, потому что часть в воспитании ребенка снимал бы театр. А на самом деле, я считаю, он и снимает.

Мы заговорили с вами про технологии. Я недавно наткнулся на книжку Брехта, его заметку 1926 года. Он как раз обсуждает видеопроекцию (кинопроекцию). И он говорит, что это новация, как это хорошо, большая гора, Альпы, маленький актер, потом маленькая гора, большой актер. 1926 год! Я к чему говорю? У меня есть опыт постановки одного детского спектакля, который идет у меня в Театре «Модерн» («Затерянный мир» по Конан Дойлу). Мы же все равно судим по себе. Мне кажется, что для ребенка впрямую визуальные эффекты вторичны. Наверняка вы помните, как в детстве мы могли играть с чайной ложкой, например. Чайная ложка могла быть солдатиком. Фантазия, иллюзия, превращение. Это то, на чем, мне кажется, существует театр.

Г. Исаакян:

- Абсолютно согласен.

Ю. Грымов:

- Сегодня ребенок находится внутри гаджета. Нажал на кнопку – и быстро происходит. Вот это меня беспокоит. Как с этим справляется сегодня театр, который специализируется на детях?

Г. Исаакян:

- Я думаю, что наши страхи на эту тему слегка преувеличены. Потому что здесь нам на помощь приходит просто человеческая природа. Если помните, кто-то из великих сказал: «Человек – это существо играющее». Вот этот «человек играющий», который действительно из палочки, из ложки, из платочка создает целый мир персонажей, кукол, в которых он верит, он до сих пор остается внутри ребенка. Поэтому иногда самые потрясающие визуальные эффекты проигрывают в сравнении с этим чудом очень простого театра, когда из какой-то бытовой вещи у тебя на глазах возникает персонаж.

Ю. Грымов:

- Ну, чудо, магия. Есть такое понятие – Человек Играющий. Для меня оно близко, потому что я в свое время занимался образовательными программами. После понятия Человек Разумный, я считаю, что XXI век – это Человек Играющий. Если ты вступаешь с ним в игру, через игровую форму, ты до него можешь достучаться. Это часть образовательных программ, которые, к сожалению, не так часто пользуются популярностью в России, но мне кажется, что это очень важно.

Георгий, у вас сейчас выходит спектакль, посвященный Великой Отечественной войне.

Г. Исаакян:

- Да. «В 6 часов вечера после войны».

Ю. Грымов:

- Название для меня довольно знакомое. Это же был фильм такой.

Г. Исаакян:

- Да, это знаменитый фильм.

Ю. Грымов:

- Скажите, а как вы рассказываете детям о войне? Вот у нас в Театре «Модерн» буквально на днях была премьера спектакля «Человек с глазами Моцарта». Спектакль о первых днях войны, что война это страшно. Я большой противник, и неоднократно в этой программе говорю о современных фильмах, которые сегодня снимают о войне. Почему-то решили эти фильмы о войне превращать в приключенческий жанр. Я всем объясняю, что война это не приключение, это не «Пираты Карибского моря», это другая история. Война – как минимум, это страшно. Как вы находите этот театральный язык, когда рассказываете детям о войне?

Г. Исаакян:

- Это такое соревнование с Голливудом, перещеголять их. У нас есть такая чудесная история, которая называется музыка. И в этом, конечно, огромный выигрыш музыкального театра. У меня был на эту тему, кстати, очень любопытный разговор, переписка с Солженицыным, когда я просил у него разрешение на создание оперы «Один день Ивана Денисовича». Он был большой противник переделки его прозы во что-либо. И я как раз его убедил, когда сказал, что музыкальный театр по определению сразу ставит тебя в какую-то ситуацию, с одной стороны, дистанцированную, с другой стороны, высокую. Потому что музыка это некий абстрактный язык. И мне кажется, что музыкальный театр в каких-то сложных ситуациях (а разговор о войне, абсолютно согласен, это сложнейший разговор) через музыку делает как-то более правдиво, более понятно.

Ю. Грымов:

- А какая музыка?

Г. Исаакян:

- Это песни военных лет. Песни Хренникова, как раз написанные к этому фильму «В 6 часов вечера после войны», плюс другие песни военных лет. В результате возникает ощущение, вкус, атмосфера жизни. Музыка по природе своей не способна врать. И я вижу на репетициях, что актеры, как только начинают петь эту музыку, они становятся гораздо правдивее, чем они бы просто произносили эти слова. В этом смысле, конечно, выигрыш музыкального театра очевиден, мы всегда немножко защищены великими композиторами, великой музыкой, на которую мы опираемся.

Ю. Грымов:

- Георгий, согласитесь, если мы говорим про молодежь, они же через интернет, в YouTube слушают совсем другую музыку. Если даже мы с вами как-то зацепили этот мягкий переход поколений… Что я имею в виду? Что это единение с семьей – это был один телевизор. Мы вместе смотрели телевизор, и мне папа говорил: «Ой, какая хорошая музыка». А когда телевизоры стали в разных комнатах, мы разошлись…

Г. Исаакян:

- Да, мы смотрим разные телевизоры.

Ю. Грымов:

- А теперь, если, допустим, старшее поколение по привычке (как и я) иногда включает телевизор, то молодые туда даже не заходят. Ну, и мы тоже слушали музыку не всегда приличную, дворовую, с нецензурной бранью…

Г. Исаакян:

- И наши родители так же возмущались, что мы слушаем.

Ю. Грымов:

- Да. Скажите, вы прибегаете к этим уловкам, чтобы эти тинейджеры услышали этот темперамент?

Г. Исаакян:

- Да, конечно. Во-первых, мы практически каждый сезон заказываем современным композиторам, причем разных поколений, как композиторам старшего поколения, уже состоявшимся, классикам, так и совсем молодым людям, делающим только первые шаги на музыкальном поприще. Мы заказываем сегодняшние произведения. Понятно, что они все равно разговаривают сегодняшним языком. В этом смысле мы пытаемся держать пульс. Но это не попытка бежать, задрав штаны, впереди паровоза. Это понимание того, что каждое время поет свои песни.

Ю. Грымов:

- Вы говорите, что заказываете музыку, но это же всё дорогостоящее – композитор, аранжировщик, запись в студии, музыканты. Как с этим быть?

Г. Исаакян:

- Я должен сказать, что мы – обладатели фантастического национального богатства под названием единственный в мире оперный театр для детей. Когда у меня в гостях бывают мои коллеги-иностранцы, руководители оперных театров Европы, Америки, они ходят, трогают стены, говорят: нет, давайте уточним, вы хотите сказать, что государство содержит это огромное здание, эту труппу, симфонический оркестр в 100 человек только ради детей? Нам кажется, что это нормально, но больше никому в мире это так и не удалось. Поэтому этот огромный ресурс, которым мы обладаем, конечно же, нам очень помогает.

Ю. Грымов:

- Я хочу напомнить радиослушателям, что в 17-м году вы получили европейский «Оскар».

Г. Исаакян:

- Да, International Opera awards. Как раз за просветительскую работу и за работу с новыми поколениями зрителей.

Ю. Грымов:

- Европа наградила вас…

Г. Исаакян:

- …как лучший театр.

Ю. Грымов:

- Как уникальное явление. Вы наверняка ездили по разным странам, театрам и видели европейские детские постановки. Мне интересно, этот европейский язык… Можно как угодно рассуждать о европейском театре. Я сейчас очень плотно этим занят, много анализирую. Московский акцент звучит во всех европейских театрах, как ни крути. Чем отличается европейский детский театр от сегодняшнего российского театра? Многие думают, что Запад впереди планеты всей, и в театре тоже.

Уходя на перерыв, мы начали обсуждать, в чем принципиальное отличие европейского детского театра от российского.

Г. Исаакян:

- Честно говоря, когда мы говорим просто европейский театр, мы немножко вводим себя в заблуждение, потому что европейский театр тоже разный. Немецкий, английский, французский, итальянский театры – это очень разные субстанции. И они очень по-разному работают и создают совершенно разные произведения. Что касается детского театра, там есть две крайности. Во-первых, конечно, пока мы все-таки можем с гордостью говорить, что мы первопроходцы и очень многие вещи, которые сейчас делают во всем мире в сфере детского театра, это вещи, которые мы делали десятки лет назад. Это уже для нас пройденный этап. Не исключено, конечно, что по нашей старой традиции мы через какое-то время начнем это импортировать. Потому что мы любим сначала что-то открыть, потом подарить всему миру, а потом начать импортировать. Но две крайности – с одной стороны, я очень часто вижу очень примитивные, очень наивные, просто поделки, сделанные на одной коленке, при этом, коллеги европейские с таким восторгом мне про это рассказывают, что мне даже неудобно. Конечно, я поддерживаю, я хвалю их и говорю, что они молодцы, но это в общем такой любительский абсолютно уровень. С другой стороны, периодически я вижу такие экстремальные совершенно формы, когда там самая авангардная музыка, самые авангардные тексты, самая авангардная театральная форма, иногда доступная детскому сознанию, иногда нет. И вопрос не в том, что ребенку надо преподносить манную кашу или там пережеванные продукты, ребенок на самом деле способен воспринимать очень сложные вещи и очень сложные формы. Но ты должен установить с ним какие-то правила игры. Вот есть тексты, которые ребенку просто недоступны. Просто в силу возраста. Он еще не читал этих книг, он еще не понимает, о чем идет речь. Поэтому вот между этими двумя крайностями при этом периодически я вижу очень любопытные работы, особенно связанные с сегодняшними текстами, с сегодняшней драматургией, сегодняшней литературой. В разных странах, кстати, разный свод сказок. Сказки, которые популярны в Германии и на которых вырастают дети в Германии, мало знакомы английским детям. Английские сказки мало знакомы французским детям. И в связи с этим, конечно же, есть разница вот в этом корпусе культурных кодов. При том, что есть как бы общеевропейские. Ну, «Золушка» - она везде «Золушка». Но при этом «Храбрый портняжка», любимый персонаж немецких детишек, он в других странах имеет мало шансов на то, чтобы стать любимым. Я думаю, что так обстоят дела.

Ю. Грымов:

- А вы чем-то пользуетесь? Я, например, знаю, что в Будапеште совсем недавно, в связи с этим коронавирусом люди ходят в масках и в Будапеште решили усовершенствовать эту медицинскую маску и сделали уши. Пришили уши к ней, чтобы оперу лучше слышать детям. Представляете, вы сидите в последнем ряду и видите ушастых зрителей? Это же…

Г. Исаакян:

- Ну, как бы, да, любая игра хороша, конечно, со зрителем.

Ю. Грымов:

- Ну, во-первых, это лучше слышно. Мы же понимаем, что, когда мы к ушам приставляем ладони, то немножко другая акустика. Но мы, кстати, в театре «Модерн» в связи с этой пандемией и шахматной рассадкой, я посадил больших мишек плюшевых, гигантских, в зале. Но, к сожалению, не везде сажаю. Вот на «Войну и мир» не делаю. На военные спектакли не делаю. Ну, чтобы не разрушать атмосферу, понимаете, да? Но возвращаясь все-таки к европейскому и российскому театру, в Европе все-таки, наверное, 99% - это частные театры. И гранты. А вы государственный театр, правильно?

Г. Исаакян:

- Да.

Ю. Грымов:

- Вы относитесь к федеральному финансированию, правильно?

Г. Исаакян:

- Да, это федеральный государственный академический театр.

Ю. Грымов:

- Я вот совершенно четко понимаю, что детский спектакль всегда дороже любого взрослого. А вот внимание государства к вам – я имею в виду не лично к театру Сац, а вообще к театру детскому, вы чувствуете внимание государства? Или все-таки это остаточный принцип?

Г. Исаакян:

- Я думаю, что надо отдать должное и справедливости ради сказать, что в последние годы несколько сразу были программ запущены по поддержке целенаправленной именно детских театров. И отдельная программа по поддержке региональных детских театров. И, поскольку я вхожу в комиссию по этому гранту, я знаю, какие значительные суммы самые отдаленные, самые неблагополучные регионы получали в прошлом и позапрошлом году. И на материальную базу, и на перевооружение техническое, и на создание новых спектаклей. Это и программа парламентская, и программа президентская, и программа министерства культуры, сразу несколько параллельно программ возникло. И, я думаю, что сегодня уже сказать, что детские театры находятся в зоне небрежения и по остаточному принципу финансируются, наверное, было бы совсем неправдой. А уже если говорить о таких флагманах, как наш театр, как РАМТ, как театр Образцова, это такие федеральные центральные детские театры, то мы чувствуем вот это внимание, эту опеку, в моем театре через два месяца начинается глобальная реконструкция и мы перевооружаем технически большую сцену нашу, чего не было за последние 40 лет ни разу.

Ю. Грымов:

- А куда вы переедете на время ремонта?

Г. Исаакян:

- Мы остаемся в своем здании, потому что мы уже реконструировали малый зал, малую сцену, и это теперь сцена трансформер, тоже там современная, приспособленная к любым типам спектаклей, у нас там идут уже и камерные балеты, и камерные оперы, и синтетические формы театральные, и, я думаю, что мы вот этот год-полтора, пока будет идти реконструкция большой сцены, будем играть свои спектакли в своем же доме. Мало того, мы пересмотрели в принципе (пропал звук)…что для Натальи Сац, основательницы нашего театра, было дикостью. Она считала, что раньше шести-семи лет ребенка в оперу водить не имеет смысла. А у нас с бешеным успехом идут микрооперы для детишек, многие из которых даже толком не разговаривают и не ходят.

Ю. Грымов:

- Я думаю, что вам надо идти дальше и проводить вечера для беременных…

Г. Исаакян:

- А вот есть у нас спектакль для будущих мам. И это абсолютно восхитительно, когда ты видишь полный зал мам, которые ждут еще только рождения ребенка и, положив руки на животики, вслушиваются в эту восхитительную музыку, поэтому мы так радикально пересматриваем то, что традиционно считается детским театром.

Ю. Грымов:

- Замечательно! Вот я на самом деле ввел бы даже какой-нибудь такой грант, чтобы все театры для взрослых платили бы детским театрам! Могу объяснить, почему. От качества того, как вы работаете, зависит наша касса. Вы же воспитываете зрителя.

Г. Исаакян:

- Да, аудиторию завтрашнюю, да.

Ю. Грымов:

- Если вы заложите в мозг, в состояние, в настроение этого ребенка или родителя, какой-то негатив к театру – согласитесь, бывают такие театры, когда…

Г. Исаакян:

- Да, детская травма театром – это самое страшное.

Ю. Грымов:

- Да, еще бывает страх такой, когда бывает такое, когда детей приводят за кулисы и вдруг ребенок видит этого Карлсона в помаде… это разрушение магии, я так считаю.. Это не прикол. Я считаю, что ведь не просто так сцена на полтора-два метра выше. Все равно есть дистанция вот этой магии. А когда вы к ней прикасаетесь, это совсем другое существование, согласны?

Г. Исаакян:

- Конечно, конечно.

Ю. Грымов:

- А еще когда, знаете, где-то в курилке актер какой-нибудь курит, какой-нибудь зайчик… так это не заснуть вообще, понимаете… хотя из зайчиков много кто выходит… Вот у меня идет «Война и мир», у меня грандиозно играет Александр Колесников, актер театра «Модерн», он всегда играл в театре «Модерн» до моего прихода зайчиков, а теперь играет Пьера Безухова. Я считаю, что это очень важно вот это превращение актера, который может апеллировать в любому зрителю. А детский зритель он же самый честный… его труднее обмануть… нет, его можно увести в сторону, но вот обман не пройдет…

Вот у меня такой маленький вопрос – а у вас есть школа юного зрителя? Вы как-то общаетесь с родителями, со зрителями, которые потом придут во взрослый театр?

Г. Исаакян:

- Да, у нас для начала есть то, что теперь копируется всем миром. Это называется педагогический отдел, и это просто целый штат сотрудников театра, педагогов, которые занимаются с нашими зрителями, занимаются с детишками, которые встречают их до спектакля, которые занимаются с ними в антракте, рассказывают про театр, рассказывают про спектакли. И у нас есть такая система зрительских конференций, когда особенно это касается премьерных спектаклей, но не только премьерных, мы часто работаем со школами, ездим в регионы, общаемся с публикой, рассказываем, что такое музыкальный спектакль, потому что все-таки не забываем, что это даже более сложный тип театра для восприятия – оперный, балетный театр. Поэтому это отдельная такая большая структура работы в рамках нашего театра – общение со зрителем, некая обратная связь и некое понимание того, как то, что мы показываем на сцене, отражается в зрительском сознании. Кстати, очень любопытно, иногда зрители нам рассказывают очень любопытные сюжеты, которые мы даже изнутри упускаем во взаимоотношениях персонажей, в каком-то двойном, тройном смысле того высказывания театрального, которое они только что видели.

Ю. Грымов:

- Ну, это замечательно, потому что, мне кажется, это очень важно, когда это русское понятие семьи – а театр это семья – ведь на самом деле туда включается зритель. Не просто семья, которая строит декорации и играет на сцене, а еще и зритель. Поэтому вот сейчас папы и мамы, которые слушают, реально идите бегом в театр Сац, потому что, помимо спектакля, у вас есть уникальная возможность пообщаться. Потому что ведь проблема сегодняшнего общества – это в коммуникации. Переход этих границ – с кем общаться, как, на каком языке вас понимают, вы учитесь понимать. Это очень важный момент и я рад, что в музыкальном театре имени Натальи Сац это происходит.

Маленький блиц, если позволите, Георгий.

Что для вас является главным критерием хорошей оперы?

Г. Исаакян:

- Музыка, безусловно. Если музыка хороша, она поднимает и сюжет, и постановку до небесных высот. Если музыка плоха, очень часто никакая самая прекрасная постановка не может спасти ее.

Ю. Грымов:

- Но мы же знаем с вами, что раньше функцию режиссера выполнял композитор. Он же сам был режиссером. Сегодня театр все-таки больше режиссерский и, конечно, я с вами полностью согласен, что музыка – это абсолютное чудо… и вот у меня есть одна опера – «Царская невеста»… и есть прекрасная фраза, когда плохая постановка, говорят – давайте просто свет выключим и послушаем хорошую музыку…

Г. Исаакян:

- Да…

Ю. Грымов:

- Второй вопрос. Продолжите, пожалуйста, фразу – «Обращаться к детям нужно всегда помнить о…

Г. Исаакян:

- …честности. Мы с вами уже говорили об этом. Это вещь, которую люди недооценивают, недопонимают. Ребенок не прощает лжи. Во-первых, он моментально считывает, он стесняется, он понимает, что он вас поймал и ему стыдно за вас и он перестает вам доверять. Поэтому это безумно сложно. Мы этого очень часто не можем сделать и в реальной жизни, а уж в театре мы привыкли… Нет, ребенок хочет доверительного, честного, искреннего, честного, правдивого, глубокого разговора. Поэтому честность – прежде всего.

Ю. Грымов:

- Театральному зрителю часто не хватает…

Г. Исаакян:

- …терпения. Это наша сегодняшняя привычка прыгать со страницы на страницу в интернете и щелкать каждые три секунды разные каналы, ролики и т.д., она противоречит природе театра. Театр – это место спокойствия, тишины и вглядывания, всматривания, вслушивания. Вообще, когда мы с вами говорили о театре семьи и о том, что это связано с неким переживанием, мне кажется, это очень важная функция тоже детского театра – дать возможность совместного переживания родителям и детям. Когда еще родитель может на полтора-два часа выключиться из жизни, взять за руку ребенка, сидеть рядом с ним и вместе переживать то, что они видят…

Ю. Грымов:

- Это как раз проблема несвободы, понимаете… я же тоже вижу, когда в театрах не то что дети, а иногда и взрослые заглядывают в телефон… а это же ужасно, это люди совершенно несвободные.. помните слова Толстого, когда ему сказали – знаете, а теперь поезд в Петербург будет ездить на три часа быстрее… он сказал – а что мы будем делать в этими тремя часами? А у нас, получается, что у всех времени не хватает посмотреть спектакль и в то же время посмотреть новости в интернете у себя на телефоне.

Следующий вопрос. Какое произведение, на ваш взгляд, невозможно поставить на сцене театра?

Г. Исаакян:

- Тупик. Мне кажется, что любое произведение можно поставить на сцене театра. Просто любому произведению нужен свой автор, интерпретатор, режиссер.

Ю. Грымов:

- Что может, по вашему мнению, победить время?

Г. Исаакян:

- Искусство. В данном случае – музыка.

Ю. Грымов:

- У нас в гостях был Георгий Исаакян, художественный руководитель музыкального театра имени Натальи Сац. Большое спасибо! Я считаю, что детский культурный код мы формируем своими руками. Мы детям это делаем. Вот мои родители закладывали во мне любовь к театру, к кино, к живописи, поэтому, как я всегда говорю, - увидимся в театре!