Это не Пугачева: как за «сжечь ведьму» простой россиянке 7 лет хотели дать
Е. Афонина:
- Приветствуем всех, кто слушает радиостанцию «Комсомольская правда» и смотрит нашу трансляцию. С вами, как всегда по воскресеньям, ведущие программы Андрей Баранов…
А. Баранов:
- Здравствуйте. И Елена Афонина.
Е. Афонина:
- Знаете, очень часто мы берем для обсуждения и с нашими экспертами, и с вами, наши уважаемые радиослушатели, те темы, которые вызывают наибольший резонанс. И благодаря, в том числе, и членам Совета по правам человека при президенте Российской Федерации мы вообще узнаём о том, что есть довольно острые моменты, реальные истории, на которые следует обратить внимание, и которые, как правило, вскрывают глубинные проблемы нашего общества. Именно поэтому сегодня мы и пригласили в студию главного редактора информационного агентства «Регнум», члена Совета по правам человека и развитию гражданского общества при президенте Российской Федерации, журналиста, писателя Марину Ахмедову. Марина, здравствуйте.
М. Ахмедова:
- Здравствуйте.
Е. Афонина:
- Я нисколько не покривила против истины, когда сказала, что, действительно, благодаря вам и вашему агентству и, конечно, Совету по правам человека мы узнаём о том, что есть такие ситуации, которые даже предположить сложно. В 2022 году, когда вы в обновленном составе Совета при президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества начали свою работу…
М. Ахмедова:
- В 2020-м.
Е. Афонина:
- Вы предполагали, что настолько сложные и острые вопросы вам придется решать?
М. Ахмедова:
- Нет. Вообще Совет до того, как туда пришел Фадеев, до того, как туда пришла я, больше всего занимался политическими высказываниями. Он писал заявления, он защищал каких-то людей от оппозиции. И вся деятельность равнялась тому, что нужно просто принять какое-то коллективное заявление, оно, как правило, было политическим, подписать его и с ним выступить в СМИ. Наверное, в каких-то вещах люди все-таки помогали, но основная часть деятельности заключалась в этом. И меня, когда Фадеев пришел в Совет, это очень удивило. Удивило то, что Совет практически не занимался простыми людьми и проблемами простых людей. И Фадеев - журналист, и я – журналист-репортер, который занимается социальными темами, и мне, конечно же, ближе проблемы простого человека. И постепенно мы их начали поднимать. Ну, не то чтобы мы планировали это делать, просто так складывалось, что все-таки эти проблемы, как обычно, ко мне приходили, потому что я всегда этим занималась. И в какой-то момент я поняла, что у меня есть такой замечательный инструмент, как Совет по правам человека, и я могу с его помощью тоже решать какие-то ситуации.
А. Баранов:
- Он при президенте. А как-то президент оказывает влияние на вашу работу или, может быть, интересуется, или, что называется, осеняет своей персоной работу Совета?
М. Ахмедова:
- Ну, вообще – да. Мы же с ним встречаемся в конце года постоянно, это проходит числа 10 декабря.
А. Баранов:
- То есть у вас скоро будет новая встреча.
М. Ахмедова:
- Да, скоро будет новая встреча. И как только заканчивается наша встреча с ним, мы вносим какие-то предложения. Совет же консультативный орган, мы вообще не должны заниматься проблемой отдельного человека, мы должны заниматься проблемой, понимать ее на каком-то экспертном уровне, разговаривать с людьми, разбираться с ней и понимать, она вообще достойна того, чтобы дойти до внимания президента. Ну, потому что он же занятой человек, как его время можно отнимать? Может быть, ее можно отсечь, может быть, ее можно решить своими силами? Если мы считаем, что какие-то проблемы может решить только президент, мы выходим к нему в конце года, и он дает поручение. И, как правило, он всегда дает поручение.
А. Баранов:
- Давайте о проблемах поговорим. Может быть, приоткроете тайну, какие проблемы в этот раз вы донесете до президента?
М. Ахмедова:
- Это на самом деле тайна.
А. Баранов:
- Тогда по-другому спрошу вас. Какие из существующих сейчас в российском обществе проблем вы считаете самыми насущными и требующими самого быстрого решения? И какие из них наиболее трудно решаемые?
М. Ахмедова:
- Это будет ответ на вопрос, который вы мне задали только что, но, конечно же, я отвечу. Я считаю, конечно, недостатки миграционной политики – очень насущный вопрос.
А. Баранов:
- Да, это у всех на слуху.
М. Ахмедова:
- Да, это у всех на слуху и на виду сейчас, когда этим уже активно занимаются, и многие делают на этой теме популистские высказывания. Совет же начал заниматься этой темой в 2020 году. Сейчас я хотела бы поднять тему курьерского транспорта. Мне кажется, что она слишком мелкая для президента, но не мелкая для нас, граждан.
А. Баранов:
- А в каком разрезе?
М. Ахмедова:
- Ну, его очень много. Курьерских велосипедов очень много на тротуарах наших городов, они сбивают, калечат и (в редких случаях) убивают людей. Это велосипеды, по характеристикам похожие на мопеды, но мопедам нельзя ездить по тротуару, а этим велосипедам можно. И ко мне идет очень много обращений от людей, которые жалуются именно на засилье этого транспорта на тротуарах.
Е. Афонина:
- Но это же не только безопасность, это еще и безопасность государства. Потому что мы знаем, что, к сожалению, были совершены в нашей стране теракты, в том числе и с использованием тех людей, втемную ли или целенаправленно их использовали, которые как раз попадают в эту категорию доставщиков.
А. Баранов:
- Да, мигранты в основном занимаются этой работой, и они в определенной степени подпадают под влияние этих сил реакционных, радикальных, которые используют их против нашего общества.
М. Ахмедова:
- Да, это так.
Е. Афонина:
- В таком случае можно ли эту ситуацию немножко приподнять от бытового уровня, о котором вы говорите, что, действительно, это безопасность обычного человека, но это еще и сохранность государства? Потому что, чем больше совершается терактов, тем, соответственно, больше у людей возникает ощущение, что, увы, мы не можем быть стопроцентно уверены в том, что государство нас способно защитить. Это же подрыв устоев государства. Это же должно волновать, это же должно как-то заботить.
М. Ахмедова:
- Я думаю, если президенту об этом рассказать, понятно, что его это озаботит, и он даст какие-то поручения. Если перейти от этой большой государственной проблемы к отдельному человеку, ко мне, например. Я же постоянно получаю угрозы. И я в тех же списках, в каких находятся погибшие уже люди. И я прекрасно понимаю, что от самоката меня ничто не спасет, если я выйду за дверь своего подъезда, а там будет стоять самокат, начиненный взрывчаткой. А за дверью моего подъезда стоят разные самокаты, курьеры привозят какие-то продукты. От этого невозможно защититься. Но, с другой стороны, вам скажут городские власти, что самокат – это транспорт будущего, и мы ни в каком варианте не будем обсуждать его устранение из города.
Мы просим хотя бы начать обсуждать выделенные полосы для этого транспорта. Мы просим не делать стоянки этого транспорта, стоянки доставки возле жилых домов. Люди из-за этого очень страдают. Именно об этом они мне и пишут многочисленные письма. Я не знаю, получится ли выйти сейчас с этой проблемой к президенту, но я ее, конечно же, держу в уме, и дальше посмотрим по обстоятельствам.
Е. Афонина:
- Андрей Михайлович сказал о тех проблемах, которые наиболее сложно решаемые. Если смотреть тот спектр вопросов, за которые вы беретесь, такое ощущение, что у вас вообще нет тех тем, которые вам неважны, которые вам неинтересны. Потому что это и миграционные вопросы, это судьбы участников спецоперации, это те, кто обращается к вам за реальной помощью, люди, находящиеся в очень сложных условиях. Это те, кто сейчас практически на передовой. Я имею в виду и Белгородскую, и Курскую область, которые оказались буквально в зоне боевых действий. А какие проблемы для вас сейчас наиболее сложно решаемые, может быть, по каким-то юридическим моментам, по скрытости информации? Что для вас такая тяжелая тема?
А. Баранов:
- И с точки зрения политики тоже, никуда не деться.
М. Ахмедова:
- На самом деле нет таких тяжелых тем. Потому что, например, если ко мне обращаются участники спецоперации с какой-нибудь проблемой… Вот недавно было обращение. Многодетная мать, у нее четверо детей, она избивала своих детей, записывала на видео, эти видео вылились в Сеть. И муж этой женщины, отец двух младших ее детей, находится в зоне спецоперации. Когда мы ему позвонили и сообщили о том, что его детей изъяли у матери, он был в шоке, он только собирался выходить на боевое задание (он штурмовик). И молился только о том, чтобы оттуда вернуться, потому что ему надо будет теперь оформлять опеку на сестру. Это вообще не задача Совета по правам человека. Но очень сложно отказать, когда к тебе обращаются. Он пошел в штурм, получил ранение, сейчас находится в госпитале. Его дети находятся в разных социальных учреждениях. Что мы можем сделать в этой ситуации? Он просит: пожалуйста, помогите, чтобы моя жена возобновила общение с детьми. Каким образом? На нее заведено уголовное дело, она все-таки их била, ну, в каком-то смысле истязала. Тут ничем не поможешь. Но держать его судьбу на контроле, помочь ему оформить опеку на сестру мы вполне можем. Почему нет? Это доброе дело. Мы с Фадеевым всегда тем и руководствуемся, что это доброе дело, его надо сделать, хотя это вообще даже близко не входит в наши обязанности.
Вот вы несколько раз меня похвалили, а у меня, например, есть огромное чувство вины перед людьми за то, что мне-то пишет гораздо больше людей, ко мне обращаются ежедневно с десятками писем, с десятками просьб, как будто бы у меня есть какой-то аппарат. У меня его нет, я только одна. И я, конечно же, не могу ответить на все письма, и я не могу помочь всем людям. И по мере того, как они копятся, на мне вырастает этот груз вины.
Е. Афонина:
- Марина, вы сказали, что у вас нет аппарата, для того чтобы решать какие-то вопросы. Но даже если есть аппарат, воля, желание, если есть прямой указ президента, есть темы, которые почему-то на каком-то определенном уровне настолько тормозятся, что возникает вопрос: а кому это выгодно? Одна из таких тем, например, это то, что сейчас происходит в отношении запрета никабов, например, в тех же школах, хиджабов и прочего. Как вы здесь пытаетесь найти ту самую золотую середину, чтобы никого вроде как не обидеть? Или кого-то все равно приходится обижать?
М. Ахмедова:
- Честно говоря, я золотую середину не ищу, я считаю, что в этом вопросе надо проявить жесткость и запретить эти никабы. Мне кажется, каждый среднестатистический россиянин знает аргумент, почему это должно быть запрещено. Это не только вопрос безопасности, это вопрос бессмысленности этого одеяния на улицах наших городов. Я вообще считаю, что ни в школу, никуда…
А. Баранов:
- Как же так, вы защищаете права человека, а против прав мусульманок вы встаете?
М. Ахмедова:
- Я не встаю против прав мусульманок, я встаю против лицемерия в данном случае. Я встаю за права коренных мусульман в этом вопросе. Объясню. Наверное, это звучит странно, когда я говорю, что на самом деле, говоря о том, что я не пользуюсь услугами женщин в хиджабах и считаю, что никабы надо запретить, утверждаю, что, таким образом, я отстаиваю права коренного мусульманского населения нашего. Но дело в том, что это одеяние, оно никогда не было традиционным одеянием российских коренных мусульман. У них есть свои головные уборы, они довольно красивые, но хиджаб и никаб – это арабская одежда, которую сейчас просто потому, что это модно у исламского сообщества, вот они ее надевают. Но, таким образом, они уничтожают идентичность коренных мусульман России. Потому что, правда, никогда так не одевались, и я за то, чтобы мусульмане России сохраняли свою идентичность. К тому же мы знаем, что хиджаб в школе – это все-таки такая скрытая пропаганда, скрытая провокация. На мой взгляд, дети в школе должны быть одеты одинаково. Поэтому, если говорить про вопросы, которые можно было бы поднимать на встрече с президентом, то единообразная школьная форма – как раз один из таких вопросов, которые можно было бы поднять, чтобы сказали на законодательном уровне: не надо приходить в светское заведение в религиозной одежде. И всё, все бы этому закону подчинились.
Е. Афонина:
- У нас есть регионы, главы которых с вами явно не согласятся. И, насколько я знаю, вам приходится вплоть до того, что чуть ли не объяснять некоторым представителям регионов о том, кто вы, какое у вас происхождение и почему вы придерживаетесь такой точки зрения и т.д. И угрозы в ваш адрес звучат, как вы сами сказали. Как с этим быть?
М. Ахмедова:
- Как быть с регионами? Мне кажется, это их проблемы, они сами должны их решать. Есть закон. И это их проблема, слушаются они закон или не слушаются.
А. Баранов:
- У нас совсем недавно был представитель Дагестана, и он ратовал за то, что у нас страна, единая для всех, и намаз можно совершать где угодно, хоть на парковке в Петербурге. И те, кто делает замечание человеку, который этим занимается, они не правы и подлежат, так сказать, всяческой воспитательной работе с ними. Говорят: я религиозный человек, я имею право расстелить свой коврик где угодно и отправлять свой культ.
М. Ахмедова:
- Я категорически не согласна с этим утверждением. Есть специальные молельные комнаты, куда этот человек может прийти, есть отложенный намаз. Например, если не успел в положенное время сделать намаз, то он потом восполняет эту молитву вечером, когда у него появляется возможность. Очень странная эта молитва напоказ. Я считаю, что правоохранительные органы… Ну, надо создать прецедент, когда бы правоохранительные органы на это реагировали. Ну, был же случай недавно, когда, по-моему, в Иркутске водитель автобуса отказал… Ну, это были его 10 минут, это был его перерыв, и он задержал автобус на 10 минут, потому что он молился. Я считаю, что тут компания, в которой он работает, должна была принять меры.
Е. Афонина:
- Вообще создается ощущение, и об этом говорят всё громче, что есть некое параллельное государство с какими-то своими законами, и они всё активнее и активнее об этом заявляют. Мы, в том числе, обсуждали не единожды в нашем эфире халяль продукты, халяль услуги, то, о чем как раз мы с вами говорили, возможность справлять свою религиозную нужду там, где нужда тебя застала. То есть, действительно, это проблема, которая уже далеко выходит за рамки некоторых обрядов, религий и предпочтений. У вас есть возможность каким-то образом обратить внимание на это, что-то сделать с этим вопросом? Ну, потому что там, где есть огромная прибыль, где есть огромные деньги, где есть заинтересованность, в том числе и светских структур, в том, чтобы события развивались таким образом, что вы можете противопоставить этому?
М. Ахмедова:
- Вы знаете, на самом деле этому на данный момент очень сложно что-либо противопоставить. Например, что потребовать? Потребовать запретить салонам красоты, чтобы они открывали халяльные комнаты? Это невозможно сделать. Мне кажется, нужно воспитывать…
Е. Афонина:
- Роды халяль не в частном медицинском учреждении, а в государственном.
М. Ахмедова:
- Нет, это как раз надо запретить. Это, на мой взгляд, недопустимо, и надо спрашивать с руководства этого медицинского учреждения. Понятно, что люди болеют деньгами. Ведь распространение этой халялизации, оно идет не потому, что у нас там в руководстве сидят враги, там сидят враги. Они просто поняли эту жилку, что у нас сейчас много таких людей, которые не очень понимают, что такое ислам, но для них очень важно оправлять внешние атрибуты этой религии. И открывают везде эти шариатские комнаты, халяльные комнаты, потому что это бизнес, они на этом зарабатывают, им за это заплатят больше, к ним пойдут мусульманки. Я прошу прощения, я как член Совета по правам человека пришла и говорю: надо это запрещать. Но на самом деле надо это запрещать. Потому что мы, таким образом, дальше дойдем до чего? До того, что у нас будут шариатские суды?
А. Баранов:
- Мне кажется, это как раз тема для разговора с руководителем страны. Потому что за маленьким примером гигантская проблема. Стоит посмотреть на Европу. В Англии есть целые области, куда полиция не суется, потому что там действует шариат, а не закон светского государства. А Англии!
М. Ахмедова:
- Но это делаем мы сами, русские.
А. Баранов:
- Да, мы делаем сами. Вопрос опять по мигрантам, но вне контекста религиозной принадлежности. МВД засекретило статистику по определенным преступлениям, совершаемым мигрантами, в частности, половым преступлениям. Их становится все больше. Ну, закрыли. Видимо, чтобы общество не будоражить, потому что эта статистика растет в геометрической прогрессии. Да и не только по этим преступлениям. Вот здесь права тех людей, которые оказываются нарушены такими действиями, что может сделать Совет по правам человека?
М. Ахмедова:
- Вы имеете в виду работу с жертвами?
Е. Афонина:
- Да.
М. Ахмедова:
- Мы не работаем с жертвами. Потому что мы, опять же, консультативный орган. А что мы можем сделать? Мы это уже делаем. Вот я, например, постоянно говорю о том, что не надо сюда приезжать трудовому мигранту с семьей.
А. Баранов:
- Ну, не надо. А он скажет: я сам решу. Вот если запретить сюда приезжать с семьями, как новая стратегия мигрантская говорит, тогда другое дело, без жен, детей, кого угодно.
М. Ахмедова:
- Да. И снизится нагрузка на наш бюджет. И в то же время, если он не желает ассимилироваться, он тут не будет задерживаться. И у нас не будет такого количества людей, которые необразованны, у которых совершенно другое мышление, на очень низком уровне находится культура. Вы правы, говоря, что наблюдается рост преступлений на сексуальной почве. Но, обратите внимание, они же еще пристают к молодым совсем.
А. Баранов:
- Да. Вот последний случай. В автобусе водитель к 9-летней девочке, на глазах у пассажиров. Они вступились за нее, слава богу. И оказалось, что это не первый случай.
М. Ахмедова:
- Видео, где иностранный специалист пристаёт к подросткам, они появляются практически каждый день. Это я уже говорю как главный редактор агентства, потому что вынуждена все это отсматривать. Ну, и почему они обращают внимание на детей? Потому что дети – самые незащищенные, они не могут дать отпор. А они приехали и считают, что если у него есть потребности, их надо удовлетворить. Так вот, если мы будем грамотно подходить вообще в принципе к миграционной политике, если мы будем смотреть, сколько мы людей запускаем, что они тут собираются делать… Ведь мы же запускали бездумно огромное количество людей, которые сюда приезжали и просто не работали. А как они будут зарабатывать – воровством, криминалом? Зачем мы тогда их завозим? Если мы приглашаем, у него уже должна быть договоренность с бизнесом.
А. Баранов:
- И бизнес должен нести ответственность за тех, кого он приглашает, нанимает.
М. Ахмедова:
- Бизнес должен нести ответственность. Если дети не могут поступить в школу, сдать экзамен на знание русского языка, потому что они русский язык не знают, им, наверное, лучше остаться у себя дома, со своей мамой, ходить в школу, учиться на своем родном языке. И тоже часто говорят: ну, что же вы, по правам человека, поназначали вас, а лучше бы кого-то другого на ваше место поставили, милосердного. Но тут же мы тоже защищаем права не только наших детей, которые, когда сидят в классе, и там еще 15 учеников, которые не говорят по-русски, у них просто тормозится очень серьезно образовательный процесс. Мы также защищаем и этих несчастных детей. Дети-то ни в чем не виноваты. Вот он сидит в классе, не зная ни слова на русском языке. И что? Он же не учится. Пусть он лучше останется дома, и там он будет учиться, там ему будет хорошо. Это и есть защита прав детей.
Е. Афонина:
- Марина, мы много говорили о проблеме миграции, мы говорили о том, каким образом можно помогать участникам спецоперации. Но у нас сложилась удивительная ситуация. С одной стороны, есть люди, которые пытаются с помощью исключительно официальных методов добиться признания иноагентского статуса для всем известной примадонны, которая уже наговорила не на одну статью Уголовного даже кодекса, не то что Административного. С другой стороны, есть те, кто высказывает определенные реплики, комментарии в адрес представителей власти здесь или свою личную оценку, и довольно серьезное наказание им за это грозит. Вот один из таких недавних случаев, насколько я понимаю, вы сейчас активно пытаетесь разбирать. Расскажите о нем, пожалуйста.
М. Ахмедова:
- Мы его уже разобрали. Вы, наверное, имеете в виду случай с Евгенией Рогозиной. Это продавщица рыбного магазина из Удмуртии, которая прочла пост министра сельского хозяйства… Ну, не пост. Это был пост с ее цитатой, она в этой цитате объясняла, что цены на сливочное масло растут, потому что люди стали жить лучше. Ну, простая женщина, у которой муж – таксист, двое детей. Ну, они живут средне, если не сказать бедно. Она почувствовала возмущение, потому что не поняла, как это так, и она написала комментарий – «Сжечь ведьму». И всё. На нее возбудили уголовное дело, ей грозило 7 лет лишения свободы за эти слова, ее обвиняли вообще-то по статье «терроризм». Очень серьезная статья. Забрали ее в СИЗО, хотя она - мать двоих несовершеннолетних детей. Абсолютно непонятно, зачем это было делать. Честно говоря, когда я впервые услышала об этом деле (ко мне обратился ее муж), я подумала, что оно настолько дикое, и наверняка там есть какой-то серьезный политический подтекст. Поэтому я поручила сотрудникам нашей редакции, чтобы они просмотрели все ее социальные сети, любую ее жизнедеятельность в интернете, может быть, там найдутся какие-то антигосударственные, политические высказывания, которые систематически…
А. Баранов:
- То есть ее по совокупности привлечь.
М. Ахмедова:
- Да, я так думала. Но мы вообще ничего не нашли. Это настолько не интересующийся политикой человек, ее просто беспокоит цена на масло. Потому что у них там, в их Можге, в Удмуртии, есть фирмы, там коровы, они дают молоко, из этого молока производят масло. Так почему же цены на масло растут? Непонятно. Вот и весь вопрос, который ее занимал. Когда обратился ее муж, я не понимала, почему никто за нее не заступается. Я думаю, все опасались.
Е. Афонина:
- Потому что она не либерал. Вот если бы она была из гнезда либералов…
А. Баранов:
- Ну, она, так сказать, на министра бочку покатила. А местные власти, чем ниже, чем ревностнее защищаются.
М. Ахмедова:
- Ну, у нас есть еще и патриотические СМИ. Я понимаю, что люди опасались, и для меня тоже был вопрос. А потом я пришла, рассказала Валерию Александровичу Фадееву об этом деле, и мы с ним сошлись на том, что грешно (мы оба в Бога верим) отказывать такому человеку. Я поставила себя на ее место. Я знала, что она очень переживает из-за своих дочек, что в школу она их не провожает. Она написала очень эмоциональное письмо. Ну, а кто их должен забирать из школы, кто им должен готовить обед, если не мать? У них нет денег на то, чтобы нанять какую-то тетю, которая будет приходить и это делать. Ну, я высказалась.
А. Баранов:
- И где она сейчас?
М. Ахмедова:
- Суд прошел. Мы по-серьезному высказывались. Спасибо, были крупные блогеры, которые, когда поняли: а, первая пошла, то есть первая высказалась, значит, можно, - которые меня поддержали. В конце концов, меня поддержал Фадеев. Как он поддержал? Когда Рогозину перевели в СИЗО Екатеринбурга, мы позвонили нашей Татьяне Георгиевне Мерзляковой, которая тоже член СПЧ, и она уполномоченная по правам человека в Свердловской области. Я ее попросила сходить к этой женщине. Она сходила, и она тоже поняла, что это человек, очень далекий от политики, она не понимает, что с ней произошло, она очень страдает там от сокамерниц, которые ее бьют. Татьяна Георгиевна сказала свое слово. Рогозина написала письмо, в котором она просила прощения у министра сельского хозяйства. Фадеев это письмо взял и перенаправил его прокурору Российской Федерации и министру сельского хозяйства со своей сопроводительной запиской.
После этого состоялось судебное заседание, решение не выносили. Следующее прошло через месяц. И там ее приговорили… То есть с нее не сняли террористическую статью, что для меня вообще удивительно. Ее приговорили к штрафу. То есть ее выпустили, хотя она уже несколько месяцев…
А. Баранов:
- Большой штраф?
М. Ахмедова:
- 500 тысяч.
А. Баранов:
- Ничего себе! Сколько масла можно купить на эти деньги.
М. Ахмедова:
- Очень много масла, вы правы, можно купить на эти деньги. Да, вот такое было дело. Опять же, мы как Совет по правам человека и развитию гражданского, мы вообще не должны заниматься этими частными делами. Но я считаю, что из таких частных дел, из прецедентов потом вырастают очень опасные течения. Если сейчас ее признаЮт террористом за то, что она написала такой эмоциональный комментарий, то потом любого человека можно будет грести за что-нибудь похожее.
Е. Афонина:
- Как я вначале сказала, не любого, как мы знаем.
М. Ахмедова:
- Знаете, в мой адрес чего только не пишут. Есть же люди, которые не согласны с моими взглядами, и они проявляют в отношении меня высокую степень ненависти. И то, что они мне пишут, даже рядом не стояло с этим комментарием «Сжечь ведьму». Я, конечно, не испытываю положительных эмоций, когда читаю эти комментарии, но мне, например, никогда бы в голову не пришло, если там не содержится разбор, как меня будут убивать, расчленять, с моим адресом и т.д., чтобы я понимала, что это что-то большее, чем просто эмоциональный выплеск, я, например, не считаю нужным. Тем более, по такому животрепещущему вопросу для нашего народа. Вот наш народ, он на себе тянет и вытянет СВО. И Рогозина, она представитель этого простого глубинного русского народа. Она собирает помощь для бойцов, она собирает имена погибших и относит их в церковь, она подает записочки, она воцерковленный человек, она помогала бездомным животным. Я просто не понимаю. Если такого человека признавать террористом, так мы вообще просто размоем это понятие – терроризм. Не может так быть. Терроризм – это суровое, кровавое деяние, но это точно не какой-то глупый эмоциональный комментарий в Сети по поводу сливочного масла.
Е. Афонина:
- Вы сейчас говорите, и я вспоминаю историю. Очередной региональный чиновник, за взятку заведено уголовное дело. Но в чем как бы забавность этой истории? Буквально пару лет назад или даже чуть меньше такая же простая женщина в адрес этого чиновника написала что-то из серии «вор» или еще что-то. Суд был. 70 тысяч рублей, по-моему, она заплатила за эту свою реплику. Сейчас чиновник посажен практически. И возникает вопрос. А 70 тысяч женщине вернут? Понимаете, вплоть до этого сейчас происходят такие ситуации. Кстати, к решению судов у вас вопросов нет? У общества очень много. Я понимаю, что, опять же, не ваша компетенция, но просто как главного редактора информационного агентства. Потому что иногда выносятся такие судебные решения…
А. Баранов:
- «Комсомолка» пишет об этом постоянно, и мы на радио говорим. Просто удивительно. Люди делают добро, а их за это, мало того, что штрафуют, а еще и сажают.
М. Ахмедова:
- Может быть, конкретный случай какой-то расскажете?
А. Баранов:
- Да полно случаев. Человек заброшенную дорогу привел в порядок. А ему говорят: ах, ты здесь деревья срубил, всё, дорогой, иди-ка сюда.
Е. Афонина:
- Человек вступился за женщину, превысил самооборону. «Несчастные мигранты» оказались в стороне, а человек в итоге, как мы понимаем, понес серьезное наказание. Помните, детский лагерь не так давно, охранник пытался дать отпор наркоману, который терроризировал весь населенный пункт. В итоге отбивали всем миром этого мужчину-пенсионера, у которого на руках внук или внучка (у ребенка нет родителей). Ну, как такое может быть?
А. Баранов:
- Я вам больше скажу. Алексей Овчинников, наш специальный корреспондент, человек с начала 2000-х годов вместе с одним латышским партнером хлеб выпускал. Латышский партнер оказался человеком русофобского плана, помогает ВСУ, деньги слал с прибыли этого их совместного предприятия. Наш возмутился и перекрыл ему один кран. Так наш же суд приговорил нашего же человека за то, что он мешает этому человеку использовать прибыль от их совместного предприятия на финансирование киевского режима, нашего же признали виновным. Газета вступилась. И только через несколько лет его оправдали.
Е. Афонина:
- Таких историй достаточно много. Наверняка в вашем редакционном портфеле такие истории тоже есть.
Хотелось бы поговорить о тех, чьи права сейчас считают очень сильно урезанными, люди не могут высказываться и даже – о, ужас – не могут выйти на питерские улицы, для того чтобы массово спеть и потанцевать под песни иноагентов. И этому вы, Марина, противитесь. Как же так?
М. Ахмедова:
- Кстати, я не противлюсь тому, чтобы они выходили и танцевали под песни иноагентов. Я не могу сказать, что мне это нравится. Мне это противно, особенно когда я возвращаюсь из Белгорода, где бесконечные ракетные атаки, атаки БПЛА, где люди гибнут. Где люди совсем другие, они проявляют мужество, стойкость. И ты возвращаешься домой и смотришь на прыжки на площадях, на эти песни и понимаешь, что этим людям и дела нет до того, что происходит у них в стране. Если бы они хоть чуть-чуть понимали, что у нас произошло в Курской области, если бы они хоть чуть-чуть думали о гражданских людях, которых просто выводили на казнь и расстреливали, об изнасилованных людях, об убитых детях, они бы никогда в жизни не вышли и не скакали бы под иноагентские песни. Потому что, во-первых, это не время для прыжков.
Я против чего? Против экстремистских высказываний или каких-то высказываний, которые глумятся над смертью тех же жителей Донбасса. Если вы имеете в виду конкретно случай в Санкт-Петербурге, где уличные музыканты выходили и пели песню иноагента Noize MC, который, кстати, из Белгорода, который просто предал свой город, который поддерживает ВСУ, убивающие жителей Белгорода, там были слова, которые глумились над гибелью жителей Донбасса. Мне это, конечно, противно. Я же в данном случае не какой-то запретитель, я в данном случае как гражданка своей страны тоже имею право высказать свое мнение. И я высказала свое мнение против этого. Наконец-то, после многих публикаций… Я как обратила на это внимание? Это видео завирусилось. Сначала это видео сняла сама эта группа, и его выложил иноагент Noize MC, его обсудили на иноагентском телеканале «Дождь». Его стали критиковать или хвалить разные люди, то есть его обсудили тысячи и тысячи людей. На «Дожде» его обсуждали в таком контексте: ой, как бы кровавый режим не арестовал девочку. Иноагент Noize MC хвастался, что его имя в России еще кто-то помнит. То есть каждый преследовал свои интересы. Девочка эта тоже преследовала какие-то интересы. Потому что до того, по словам ее мамы, она пела военные песни. Когда она пела эти военные песни, на нее никто не обращал внимания. А вот когда она стала петь иноагентские песни, писать что-то у себя в канале в поддержку Украины (а она писала), на нее иноагенты обратили внимание и подняли ее, как белый флаг. Но когда тебя иноагенты поднимают как белый флаг, это значит, что они тебя собираются разорвать, как жертву. Ну, в конце концов, это и случилось.
Я высказала свое мнение у себя в канале, что мне это не нравится, и я не хочу, чтобы это было, и я имею право на это свое мнение. Ну, и на нее обратили внимание правоохранители. Они на нее уже обращали внимание, у нее был привод в полицию, ей говорили этого не делать, но она решила повторить. К тому моменту, когда я об этом написала, на нее уже пожаловались подписчики ее канала, написали заявление в полицию. Потому что люди не хотят, чтобы это происходило. У нас вообще-то война идет. Ну, и на нее пожаловались депутаты петербургского Заксобрания. Но либеральная общественность решила обвинить меня в том, что я написала донос на эту певицу. Причем это слово «донос», они сейчас с ним таскаются, они полностью уничтожили его смысл. Я уверена, что они действуют по методичке. У меня был абсолютно публичный пост, такой же публичный, как и у иноагентского канала «Дождь», как у других, просто они само это выступление хвалили, а я его критиковала. Ну, тогда вы тоже написали донос.
Людей постоянно держат за дурачков. Да, эта война, она идет не только на линии фронта. Война, она еще и вот такая: сейчас мы возьмем человека, который против, мнение которого что-то значит для определенного круга людей, и уничтожим его. И будем всем рассказывать, что он доносчик. Это отвратительно, но мое мнение после этого не поменялось, я считаю, что нельзя так делать, когда у вас, извините, гибнут люди в приграничье, когда эти БПЛА прилетают. И в Санкт-Петербург что, они не прилетают? Они везде прилетают. Вы как-то задумайтесь. А песни иноагентов, если вам хочется, слушайте, пойте, это не запрещено, просто границы не переходите.
Е. Афонина:
- Вы сами сказали о том, что по-прежнему есть определенное желание, в том числе, и поддерживать вот эту питательную среду здесь, внутри России. А для чего? Это сейчас вопрос вам как журналисту, вопрос вам как писателю. Этих молодых людей, их для чего выращивают, холят?
М. Ахмедова:
- Их выращивают для протеста. Во-первых, есть корыстная цель показать своим спонсорам, находящимся за рубежом… Ну, например, тот же иноагентский телеканал «Дождь», он же должен на какие-то деньги существовать. А если в России все поддерживают линию государства, то какой смысл зарубежным грантодателям держать этот канал, если тут нет почвы для работы? И они всячески пытаются показать, что тут есть почва для работы, посмотрите, вот же выходит молодежь. Ведь эта песенка, это четверостишье, оно содержало и призывы к революции: где вы были 8 лет, такие-то нелюди, я хочу смотреть балет, пусть танцуют лебеди. Ну, мы же знаем, что лебеди танцевали после смерти какого-нибудь генсека, или когда у нас путч происходил. То есть это такой даже не очень-то завуалированный призыв к протесту, к революции. Люди делают вид, что этого не понимают, они говорят, что лебеди – это лебеди, что вы к нам пристали.
А. Баранов:
- Дурочку включают.
М. Ахмедова:
- Да. Но на самом деле, конечно же, это протестная активность. Более того, мне было очень обидно за Санкт-Петербург, я думала: что же они так подходят, они же слышат, что это за слова, они же глумятся… Я просто с 2014 года находилась в Донбассе, я находилась там ровно 4 года, я в Москву практически не приезжала. И смерти людей происходили на моих глазах, потому что я жила в Донецке, я все это видела. Я приезжала к мамам, у которых детей убили, я смотрела им в глаза, я плакала вместе с ними. Я не хочу, не потерплю и не буду как человек, не как член СПЧ, чтобы кто-то высмеивал их смерть. Я помню каждого человека. Мне неприятно, когда смеются над людьми, и я как гражданин высказываю по этому поводу свой протест. И мне казалось, неужели питерцы, слыша эти слова, подходят и просто скачут так бездумно, глумливо. Потом я просмотрела канал этой музыкальной группы и увидела, что на самом деле они анонсируют свои выступления, и к ним приезжают из разных городов те, кто хочет послушать песни конкретно этого иноагента, заказывают эти песни. То есть это не столько имеет отношение к жителям Санкт-Петербурга, сколько к подписчикам данного канала.
Что касается этих иноагентских СМИ, которые уехали, которые сбежали после начала СВО, которые антироссийские, конечно же, им нужно показать, что у нас тут есть какая-то протестующая среда, протестующая молодежь, которая, кстати, очень опасна. Из какой среды вышла Дарья Трепова?
Е. Афонина:
- Террористка.
М. Ахмедова:
- Да. Чтобы получать деньги. Это же всё про деньги, это всё алчность, это всё корысть.
А. Баранов:
- Да, задача понятна – наскрести какой-то протестный потенциал, чтобы попробовать с его помощью сменить вектор политического развития страны.
М. Ахмедова:
- Ну, вряд ли они смогут сменить вектор, но денег заработать они смогут, но денег заработать они смогут.
А. Баранов:
- Кому казалось в 1985 году, что Советского Союза не будет через 6 лет? Все может случиться. Вы совершенно правы, это очень опасно. Если это упустить, эта пена выбрасывается фонтаном из бутылки. Собери ее потом. Вот такая - необразованная, молодежная, которой хайповать хочется, на чем, неважно.
Е. Афонина:
- Марина, сейчас у вас есть желание, возможности, время продолжить свою деятельность как писатель?
М. Ахмедова:
- Я пишу. Я только что закончила последнюю повесть. Мне так тяжело писать, вы себе не представляете. Потому что писательство – это не про то, что ты можешь урвать один час в день. Это ты должен сконцентрироваться на своей истории, и ты должен в ней жить. А меня постоянно терзают разные инфоповоды, ко мне идут обращения, я работаю в СПЧ, я работаю главным редактором, и мне очень сложно сосредоточиться на сюжете. Но, тем не менее, я уже закончила сборник, буквально неделю назад дописала последнюю повесть, сейчас ее редактирую. Это рассказы и повести об СВО, те истории, которые я сама видела.
А. Баранов:
- Мы вас поздравляем. Пусть эта книга хорошую дорогу увидит.
М. Ахмедова:
- Спасибо большое.
Е. Афонина:
- Спасибо вам огромное за то, что нашли время, пришли в наш эфир. Потому что, действительно, очень хотелось с вами поговорить. Еще раз скажу, что благодаря вам, вашему агентству, Совету по правам человека мы действительно узнаём очень много реальных ситуаций, из которых складывается или позитивная, или, наоборот, негативная картина нашей жизни.
Подписывайтесь на новые выпуски нашего подкаста на любой удобной платформе и слушайте, когда удобно!
