Алексей Алешковский: Репутация - поступать с другими так, как бы хотелось, чтобы поступали с тобой

- Доброе утро, уважаемые радиослушатели. В эфире программа «Репутация» и я ее ведущий Антон Назаров. Сегодня у нас в гостях Алексей Алешковский, президент Гильдии кинодраматургов Союза кинематографистов России, сценарист, креативный продюсер, преподаватель сценарного мастерства и публицист. Алексей, доброе утро.

- Доброе утро.

- Но сначала наша традиционная рубрика о том, что произошло на минувшей неделе в мире репутации.

В эфире программа «Репутация». И я ее ведущий Антон Назаров. Сегодня у нас в гостях Алексей Алешковский, президент Гильдии кинодраматургов Союза кинематографистов России. Алексей, ну, мы с вами разговариваем вот в дни, когда, в общем, очередная дата с момента ухода вашего папы – Юза Алешковского, светлая ему память. В общем, это одни из тех людей, которые сформировал современную русскую литературу, несмотря на, так сказать, самые разнообразные моменты его биографии. Вот скажите, как с точки зрения репутации, расти в семье такого известного человека, с точки зрения вот отношений в школе, с друзьями, во дворе, это вообще трудно? Или, наоборот, почетно?

- Ну, не то чтобы я замечал какой-то особый труд, но, в общем, это, наверное, что-то накладывает, как-то и хочется быть достойным. Я закончил Литературный институт, это замечательное место, где были замечательные преподаватели и замечательные друзья. И, в общем, конечно, это место, которое во многом сформировало меня так или иначе.

- А вот с точки зрения того, что вот вы стали сценаристом, то есть сценарии вообще, как история или как некая концепция, она вырастает из как раз вот журналистики, из жизни? - Кино мне было интересно всегда, когда я пришел в киноиндустрию, кстати, первой моей работой была работа мальчиком на побегушках на съемочной площадке в 93-м году на съемках фильма «Немой свидетель», где Олег Иванович Янковский играл. Я закончил свою карьеру ассистентом по реквизиту. Это был очень полезный опыт производственный. Это мне помогло очень разбираться в телевизионном производстве потом.

- Ну, именно, наверное, с этим связано то, что вы занимались развитием региональной сети телепрограммы «Времечко», была такая легендарная программа.

- Да, это как раз такой замечательный и любимый мой кейс, надо сказать И вот когда сейчас я тоже в Союзе кинематографистов отвечаю за регионы и молодежную политику, это какие-то очень связанные вещи. Потому что во многом тот опыт дал представление о том, как этим можно заниматься сейчас, какие перспективы открывает сетевая деятельность с регионами

- Вот с чем связана такая достаточная блеклость сегодняшних сценариев вот в целом, да? Жизнь, что ли, стала неинтересной? Или разучились искать истории?

- Последнее, разумеется. Жизнь стала неинтересной кинематографистам, по-моему. Сценаристам, в первую очередь. Ну, наверное, тут есть часть индустриальных проблем. Потому что сценаристы по большей части были заточены под форматы телевизионных каналов, а они достаточно такие устоявшиеся. То есть там канал «Россия», например, отвечает за трудную женскую долю, как у нас это называется. За истории про Золушек. Я, кстати, без особой иронии об этом говорю. Я сам написал несколько таких историй, которые, по-моему, абсолютно честные.

- Они востребованы еще.

- Да, слава богу. НТВ отвечает за мужские истории. Там канал «Домашний», как и канал «Россия», за женские, СТС – за семейные, и так далее. Но проблема в том, что тут уже отчасти вопросы и целеполагания, вопрос качества редактуры очень часто, вопрос какой-то инерции. Все эти истории абсолютно такие сказочные, имеющие как бы очень слабое отношение к реальной жизни. А для прокатного кино это вот вообще какая-то беда. Потому что начинаешь вспоминать фильмы о реальности, так сказать, ну, там приходит в голову «Аритмия», «Дурак» - там и обчелся. В среднем по больнице на самом деле это вот примерно так выглядит.

И я бы сказал, что сейчас, кино-то и должно играть свою роль точно так же, как оно играло ее в Советском Союзе, точно так же, кстати, как играло и в Голливуде. Потому что все лучшие фильмы и советского кино, и Голливуда они, в общем-то, были сняты так или иначе на злобу дня. У нас, к сожалению, это сейчас все находится в совсем зачаточном состоянии. И у меня есть большие надежды, прежде всего, на региональный кинематограф, которому только предстоит развиваться.

Но у нас есть опыт замечательный якутского кинематографа, прежде всего, который нуждается в распространении, мне кажется. Потому что люди снимают о себе. И показатели киносмотрения там совершенно уникальные, там чуть ли не в четыре раза больше смотрят, чем по России в среднем. Там замечательно собирают местные кинофильмы, там снимают, допустим, за шесть миллионов рублей, в первый уикенд собирают 18. А в столичном кинематографе, ну, могут, например, с бюджетом 200 млн. собирать полтора.

- Ну, то есть, если мы берем тот самый якутский опыт, о котором вы сказали, надо снимать о сегодняшнем дне?

- Да, безусловно. И, прежде всего, надо искать истории. А истории они вокруг нас. Ведь если так посмотреть в среднем по больнице, какие истории у нас показывают, ну, там менты, содержанки, коррупционеры, значит, еще что-то. Причем сами по себе истории могут быть очень хорошие, но они про тех людей, с которыми мы, в общем-то, сталкиваемся явно нечасто. И простые зрители уж наверное сталкиваются с ними достаточно редко.

И тут вопрос в том, как обнаруживать конфликт. Как моделировать развитие конфликта и конструктивный выход из него, что и создает драматургию, что и становится основой социального кино в хорошем смысле. А у нас ведь на самом деле, когда мы говорим «социальное кино», у всех, в общем, скорее всего, сводит скулы. Потому что это что-то такое, значит, нудное и зубодробительное. К сожалению, примерно так же выглядит и словосочетание «патриотическое кино».

- Видимо, с точки зрения ментов и содержанок, мы так и не вышли из 90-х годов, в которых как раз они и появились и стали мейнстримом.

- Я бы даже сказал, мы ментально, может, не вышли из этих 90-х годов. Потому что реальность она и тогда была разной, и сейчас тем более она разная. Но вот какие-то шоры, наверное, они существуют. И такая главная базовая, ну, может быть, даже не ошибка, а какой-то этап, это когда надо придумать какую-то историю, где все вот там крутится, вертится, кто-то бегает, стреляет, и кажется, что это интересно.

На самом деле хорошая история она вытекает из характера героя. И это очень важная вещь. Потому что, когда сейчас мы жалуемся, что нет современных героев, современные герои есть, они кругом.

- А как работать со смыслами? Вот вы загадками говорите.

- Как раз нет. Смыслы на самом деле это модели поведения. Если так задуматься, это не какие-то абстрактные рассуждения, если мы говорим о кино да и вообще об искусстве, наверное. Это именно модели поведения, которые мы запоминаем. Мы прекрасно помним там Андрея Болконского, там Раскольников, там Евгения Онегина, кого угодно. Павку Корчагина, и, в общем, кучу и кучу героев. Это… эти модели поведения это и есть смыслы, это и есть культурные коды, о которых мы тоже часто рассуждаем.

- Ну вот, сейчас вышло «Слово пацана», и, в общем, оно тоже произвело определенные, так сказать, круги по воде, да, действительно, это смотрят все, все снова поют «Седую ночь» в исполнении Юры Шатунова. Причем поют те, кто ее никак не мог слышать или помнить, потому что это совсем младшее поколение сегодня, да. То есть это вот сработало. Вот почему, как вы думаете?

- Потому что это очень хорошая история и очень хороший фильм на самом деле. Потому что это узнаваемые герои в узнаваемых ситуациях. Это герои, которым сопереживаешь. И на самом деле это вот очень на мой взгляд, хороший пример социального кино, в том смысле, что мы видим, как выбранные этими героями модели поведения приводят их к краху. И, в общем, это в хорошем смысле нравоучительное кино, наверное. Поэтому оно и стало таким важным. Поэтому, собственно говоря, наверное, достаточно неожиданно для всех, оно стало и орудием нашей мягкой силы. Чего уже, пожалуй, достаточно давно с нашим кино не происходило, к сожалению, над чем тоже надо работать.

- Алексей Алешковский в программе «Репутация» на радио «Комсомольская правда». Президент Гильдии кинодраматургов Союза кинематографистов России. Мы прервемся на пару минут, не переключайтесь, мы скоро вернемся в эфир.

- Алексей Алешковский, президент Гильдии кинодраматургов Союза кинематографистов России, сценарист, креативный продюсер, преподаватель сценарного мастерства и публицист, в программе «Репутация» на радио «Комсомольская правда, и я, ее ведущий, Антон Назаров. Мы продолжаем разговор. Ну, вы сейчас считаетесь таким талантливым охранителем Вы ведете блок в социальных сетях, Telegram-канал так же называется – «Дневник реакционера». Вот на самом деле ваши взгляды, если так внимательно на них посмотреть, существенно отличаются от позиции вашего великого отца.

- Нет. На самом деле, и мне это было необыкновенно приятно и необыкновенно важно для меня, что отцу очень нравились мои тексты. Его совершенно, по-моему, никак не волновала моя политическая позиция, вообще он всегда брезгливо относился к политике, его интересовало, наверное, качество текста, качество мысли. И вот здесь как раз он с большим интересом меня читал. И потом, слово «либерал» было для него ругательным еще полвека назад. И это было, разумеется, не о ценностях, а это о таких людях-пародиях на эти ценности. Он мне однажды сказал, когда я ему прислал очередной текст: «Алеша, мы с Андрюшей Битовым еще 50 лет назад про них всё поняли. Что ты мне хочешь еще рассказать?» Поэтому тут как раз не вижу особенных противоречий, даже при том, что отец полвека, по-моему, практически прожил в Америке, которую он очень любил. Он, наверное, по взглядам был таким республиканцем-трампистом, наверное, можно было бы сегодня сказать скорее. И поэтому здесь я даже скорее наследую в какой-то степени его мировоззрение.

- Ну, и слово «реакционер» тоже имеет, в общем, такую, еще из советских учебников взятую, негативную коннотацию, то есть когда воспринимается слово несколько хуже, чем оно на самом деле есть. Реакционер – это тот человек, который осуществляет реакцию на что-то, если простым языком говорить.

- Реакцию на прогрессивные стремления, что ли. Отец, кстати, тоже был реакционером.

- Вы много лет прожили тоже за границей, причем…

- Нет.

- Нет? Но вы много там бывали, и главное, что и отец, собственно говоря, ваш действительно очень много лет там прожил, ну, в Соединенных Штатах точно. Сегодня вы живете в России, и, в общем, не просто живете в России, а во всех смыслах ее поддерживаете, вы достаточно много скептически высказываетесь о Западе. Вы о Западе в принципе скептически мыслите или речь идет о том, каким он стал сегодня?

- Разумеется, о том, каким он стал сегодня. Потому что я вполне (как бы это сказать?) человек, воспитанный на западной культуре, который очень любит и Соединенные Штаты, и Европу. Но то, во что они превратились сейчас именно с такой когнитивной, что ли, точки зрения, мне это кажется пародией на Советский Союз в плохом смысле. Я, кстати, совершенно не жил долго на Западе, я, по-моему, по обмену жил полгода в Германии, в Америке я провел, может быть, в общей сложности полгода. Так что всю свою жизнь я прожил в России как раз. Но вот Запад сейчас вызывает скорее ностальгию. Это такие европейские конфетки, бараночки, а сейчас, конечно, то, что там происходит (я за этим внимательно слежу), это достаточно неприятно. И слежу я за этим не столько по нашим средствам массовой информации, сколько по тому, что пишут мои знакомые в социальных сетях, то, что я вижу…

- Которые там живут.

- Да, конечно. То, что я вижу по западным источникам. И, кстати, люди, совершенно необязательно пророссийски настроенные. И это все, конечно, достаточно печальное зрелище. Потому что, ну, наверное, всяк кулик свое болото хвалит, но у меня такое полное ощущение, что мы живем сейчас в очень свободной стране, учитывая то, что она еще и воюет.

- Вы в своем блоге как раз говорите о том, что мало того, что до последнего времени от Запада оставался один фасад (я могу неточно цитировать, но смысл примерно такой), а сейчас и фасад рухнул. Как вы думаете, мы сейчас, Россия, становимся таким вот в старорежимном смысле Западом, вот в старых его ценностях, ориентируемся на это? Или все-таки мы действительно нашли свой путь, вот прямо именно свой, балансируя между Западом и Востоком, вот эта наша евразийская сущность и т.д.? Где здесь в этом контексте Россия, и насколько она может перенять те самые старые добрые западные ценности?

- Ну, вообще мы с ними, так или иначе, росли, наверное, как-то. Но, правда, Советский Союз христианские ценности, предположим, отрицал, хотя его декларируемые ценности тоже были ничем не плохи, надо сказать.

- Ну, формально-то отрицал, а на самом деле заповеди строителей коммунизма – это 10 заповедей те самые, переписанные просто.

- Да. И интернационализм, в общем, замечательная ценность была. Так что не все было так плохо. Я на самом деле не очень люблю рассуждения об особом пути, потому что на самом деле у каждой страны по факту свой особый путь всегда. И те особые пути, которые можно придумать умозрительно, они, в общем-то, не особенно чего-то стоят. Поэтому, естественно, мы - перекресток дорог Востока и Запада, естественно, мы – наследники и европейской культуры, и византийской культуры, и азиатской культуры, наверное. Может быть, в меньшей степени, но учитывая количество наших народностей и культур, все это как раз такой имперский конгломерат, который и позволяет наследовать и аккумулировать совершенно разные культуры, традиции достаточно гармонично.

Сейчас ведь достаточно неудивительно, что такие либералы в плохом смысле очень любят развивать тему деколонизации. Потому что как бы это ни было глупо, может быть, и смешно, с нашей точки зрения, бьют они достаточно правильно. Потому что если их задача – расколоть наше общество, расколоть нашу страну, то, конечно, вся эта повесточка, она такая, очень рабочая. Но при этом она как-то не очень интересует, надо сказать, большинство населения. А те люди, которые разделяют, они постоянно, как в спавших штанах, путаются в двойных стандартах и поэтому выглядят достаточно жидко.

Есть все-таки такая, мне кажется, достаточно важная вещь репутационного даже характера, как последовательность. Поэтому, если ты за какие-то ценности, то ты должен быть за них во всем. А если как бы серединка на половинку, то это называется готтентотской моралью. Она тоже вполне понятная. В конечном счете, наверное, биологически мы и стремимся все, так сказать, предельно к той самой готтентотской морали. Ну, по крайней мере, если мы это понимаем и осознаём, это хорошо. А если мы пытаемся натянуть на эту готтентотскую мораль какие-то, значит, христианские ценности, ну, это выглядит очень комично. И как раз деконструкцией этих попыток я, в общем-то, в своем блоге и занимаюсь. Потом что я говорю, что моя специальность – метафизика идиотизма. В таком классическом смысле.

- Сейчас очень модно романтизировать Советский Союз. Ну, уж в Советском Союзе вы выросли и прожили очень много лет. Вот насколько вам близки эти ценности, и насколько эта романтизация, она способствует тому, чтобы мы все-таки в хорошем смысле переварили этот опыт и использовали его для дальнейшего своего развития?

- Ну, прежде всего, это неизбежно. И потом, граждане либералы очень любят использовать мемас – не путайте Отчизну с его превосходительством. К сожалению, путают практически всегда именно они. И я никогда не отождествлял советскую власть со своей страной и с Союзом замечательным, который, в общем-то, разумеется, был империей. И по этой империи можно ностальгировать. И действительно, в том, что касается человеческих отношений, там была масса всего замечательного. Ну и вообще, как в любой жизни, как в любой стране, там были ужасы, были победы, было хорошее, было плохое, карикатурное, ужасное, какое угодно. Это все составляет жизнь, наверное, каждого человека в любой стране.

- Почему вот эти все наши уехавшие, те, кто оттуда, так сказать, знают лучше, как нам тут, соответственно, жить, но при этом почему-то эти идеи не находят массовой поддержки. Почему-то не верят во все это. Не выглядит это как светлая Россия будущего.

- Ну, потому что народ вообще-то, я так думаю, мудр на самом деле. Просто потому, что он перенес столько на своей шкуре и на своих плечах, что, ну, как Баратынский еще писал, на глубине всех опытов и дум поймешь сокрытый смысл народной поговорки. Я совершенно не готов мазать всех одной краской и воспринимать, там абсолютно разные люди есть. Я скорее говорю о каких-то таких карикатурных представителях оппозиции, об обитателях форумов свободной России и всем прочем или о каких-нибудь бывших советских прислужниках советской власти, которые вдруг превратились в больших демократов. Они еще на коне, они нас учат.

- Алексей Алешковский, президент Гильдии кинодраматургов Союза кинематографистов России, в эфире программы «Репутация» на радио «Комсомольская правда». Не переключайтесь. Через пару минут мы вернемся в эфир.

- В эфире программа «Репутация» на радио «Комсомольская правда» и я, ее ведущий, Антон Назаров. Сегодня у нас в гостях Алексей Алешковский, президент гильдии кинодраматургов Союза кинематографистов России, сценарист, креативный продюсер, преподаватель сценарного мастерства, публицист.

Алексей, как ваш собственный патриотизм рождался, вот исходя из чего он появился? Что есть Россия и куда ей идти, и что вы скажете самым разнообразным скептикам и циникам, которые сегодня Россию поливают?

- Ну, скептикам и циникам мне сказать особо нечего. Поливают и поливают, как бы имеют право. Почему бы и нет? Что касается патриотизма, ну, наверное, это воспитание и отцом, и матерью, потому что они-то всегда были патриоты, на мой взгляд. И чтение отцовских книг, я помню, как мать меня водила на «Неизвестную войну», этот сериал советско-американский документальный про Великую Отечественную, если помните такой.

- Да.

- В общем, и Высоцкий, и Галич, и Окуджава, я бы сказал, но, хотя мы начинали с того, что вроде это может сейчас немножко диковато звучать, но для меня это, наверное, патриотическая атмосфера и была на самом деле. Потому что любовь к родине, а не к советской власти, она, по-моему, всегда присутствовала вокруг меня, если угодно, да. Поэтому больше всего, наверное, меня и напрягает – к вопросу о репутации – вот эти постоянные двойные стандарты и попытки менять одежды. Мне кажется, последовательность, действительно, это все-таки достаточно важная вещь, а не зацикленность на каких-то взглядах, потому что, разумеется, они так или иначе меняются и развиваются, наверное, у каждого нормального человека. Но это вот как разница между ценностями и идеологией. Потому что идеология – это, как правило, всегда ложь, даже если она основана на совершенно хороших идеалах. А ценности – это то, что настоящее. И вот наше общество в этих ценностях нуждается. И совершенно очевидно, что не только для нас, а для любой страны любовь к родине – это абсолютно определяющая ценность. Ценность государства, наконец, тоже, потому что, если мы любим и ценим права и свободы, то мы понимаем, что права и свободы может обеспечить только сильное государство. А слабые государства, ну, мы видим, что с ними происходит.

- Собственно, и тот самый суверенитет, который говорит о том, что мы живем так, как мы хотим жить, а не так, как нам навязывают, это тоже ценность, которую обеспечивает сильное государство.

- Конечно. И когда мы говорим о когнитивном суверенитете, это тоже очень важно. Это те вещи, которые мы должны фиксировать, потому что вот когнитивная война – не мой термин, но который абсолютно справедливо появился и который достаточно точно описывает происходящее – конечно, я себя чувствую участником когнитивной войны.

- Ее еще называют информационно-психологической войной.

- Но мне кажется, что мы на достаточно удачных позициях, скажем так, аккуратно находимся в этой когнитивной войне.

- Вы тоже много лет работали в журналистике, причем, в журналистике, еще которая действительно считалась хорошей, настоящей, качественной. Мы помним, что большинство классиков вообще начинали с журналистики и только потом становились великими писателями. Вот сегодняшняя журналистика, она отвечает этим потребностям?

- Я как раз сомневаюсь, потому что с журналистикой происходит примерно то же самое, что и с кино, как мне кажется, и проблемы примерно те же. Это связано с некоторым забвением жанра репортажа, как мне кажется. Потому что мне довелось ездить со школой реальной журналистики и читать мастер-класс «Retailing для репортеров». Потому что я внезапно обнаружил, что все ремесленные приемы, которыми пользуются сценаристы, они абсолютно подходят и репортеру. Там, где репортаж содержит историю героя, конфликт, анагонист и т.д. Разумеется, законы драматургии они абсолютно одни и те же и для кино, и для репортажа. И вот сейчас, мне кажется, в журналистике есть та же самая проблема – как находить героев, как находить истории, как развивать конфликт, репортаж и т.д. Вот то, чем мы сейчас в гильдии и занимаемся, и в Союзе кинематографистов, в общем, наша активность связана именно с этим, в первую очередь.

- Но, пропали не только качественные репортажи, но и в свое время были такие жанры, как очерк, который еще более масштабный и глубинный, да, как эту проблему решать, если обобщать уже и с кинематографом, и со сценариями кино, телевидения и вот журналистикой?

- Мы эти проблемы начинаем решать в формате киношкол. Например, мы в декабре в Барнауле провели киношколу, в которой тремя авторскими группами написали за пять дней три короткометражных сценария на основе репортажа местного телеканала. Это был очень примечательный такой опыт, который имел успех и который оказался дико интересен всем нам, потому что это как раз и перспектива малобюджетного производства. И это очень, так сказать, интересно с творческой стороны и с точки зрения развития конфликтов, взгляды на людей, и интересно, в том числе, с точки зрения производственной и даже бюджета производства. Потому что кино на самом деле можно делать очень задешево. Если в регионах развивать свое производство, начиная с коленки, то это будет создавать рабочие места, это будет развивать не только киноиндустрию, но и экономику в целом.

- То есть, инфраструктура появится, соответственно, эффект масштаба в связи с этим наступит?

- Конечно. Конечно. Любой малобюджетный фильм и любая короткометражка может стать, как минимум, основой для полного метра, потому что, если там есть история, если есть какой-то задел, то его уже могут развивать и бюджетно, и масштабно, и как угодно. Ну, вспомним историю с «Реальными пацанами», которых сняли там на коленке, чуть ли не на VHS-ке и из этого родилась огромная совершенно компания, которая заработала там бешеные деньги и развилась там и стала одной из ведущих продакшенов теперь в стране, да. Это вот замечательный опыт, который показывает, как это работает в принципе.

- А что делать вот с теми, про кого вы как раз сказали, что бюджет 200 миллионов, а собрали полтора? Вот с этим что?

- Невидимая рука рынка, как это ни странно, она может расставить все по местам, потому что, если региональное кино будет показывать замечательные результаты и теснить какие-то серьезно дорогостоящие ленты в прокате, ну, видимо, как-то и ситуация может меняться. Хотя, разумеется, мы понимаем, что прокат нуждается и в больших, дорогостоящих картинах, блокбастеры никто не отменял, наверное. И понятно, что есть компании-мейджоры, которые их могут снимать и т.д. Здесь уже у меня, например, скорее, вопросы к сценарной экспертизе, например, да. Потому что и как член экспертного совета Министерства культуры по игровому кино, я понимаю, что здесь все совсем не очень хорошо и совсем не так, как хотелось бы. Но это опять то же самое, с чего мы начинали. Потому что ведь в кино важнее всего, о чем оно, если угодно. Год назад я проводил мастер-класс для детей где-то с 10 до 14 лет и я их попросил – а можете придумать вопрос, вот что вас больше всего беспокоит в формулировке «почему» - с вопросительным знаком в конце. И один мальчик сказал – почему люди такие жестокие? Я говорю – оп, бинго! Вот уже сформулировав такой вопрос, можно придумать реальную историю. Потому что кто ее герой? Ее герой, наверное, либо жертва жестокости, либо человек жестокий, которого предстоит исследовать, и мы буквально за полчаса набросали структуру какой-то истории, которую вполне можно было бы написать. Поэтому владея ремеслом, владея методом, можно развивать действительно актуальные и интересные истории. А мы пока больше продолжаем жить в формате сказок. И в этом есть такая ментальная проблема, если угодно.

- Ну, у нас программа называется «Репутация», поэтому мы не можем не задать ключевого вопроса – что для вас значит репутация, как вы ее для себя определяете?

- Порядочность, ум, деловые качества, возможно. А сейчас репутацию для многих, скорее, определяет там либерал ты или патриот. Ну, для меня абсолютно по-прежнему все осталось. И хотя сейчас репутацию можно сформулировать и как маркер релевантности, предположим, по-умному говоря, а на самом деле для меня ничего не изменилось. Я не отношусь к людям, исходя из их взглядов каких-то, а все те же – ум, порядочность и какие-то деловые качества – это, наверное, то, что для меня определяет человека.

- Что сегодня важно сделать для того, чтобы репутация простого человека, не только в социальных сетях, вообще в жизни, да, была на достойном, должном уровне и человек воспринимался так, как он хочет, чтобы его воспринимали?

- Мне кажется, ничего сегодня нового посоветовать нельзя. Этому совету или лайфхаку много тысячелетий, он называется золотым правилом. Поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой.

- На этом мы и заканчиваем нашу программу сегодняшнюю. Сегодня в гостях у нас был Алексей Алешковский, президент Гильдии кинодраматургов Союза кинематографистов России, сценарист, креативный продюсер, преподаватель сценарного мастерства, публицист. Алексей, большое спасибо за сегодняшнюю программу. Помните, никто не имеет права посягать на вашу честь, достоинство и репутацию. Но и вы должны отвечать тем же. Встретимся с вами ровно через неделю в эфире радиостанции «Комсомольская правда». Хорошей вам репутации!

- Спасибо.