Кого современные подростки считают героями
А. Милкус:
- В студии Александр Милкус и Дарья Завгородняя. У нас новая тема. Я ее назвал «пензенской историей». Я хотел оттолкнуться от нее. У нас в гостях Илья Михайлович Слободчиков, доктор психологических наук, профессор, детский и подростковый психолог. «Пензенская аномалия». Буквально за прошлую неделю две новости были у нас из Пензы. Одна новость о том, что учительница математики восьмерых четвероклассников не пустила на завтрак, потому что они не сделали домашнее задание по музыке.
Д. Завгородняя:
- Петь надо на голодный желудок.
А. Милкус:
- И в другой пензенской школе завуч написала заявление на восьмиклассницу, которая опубликовала в соцсетях неправильный пост – информацию о каком-то собрании, которое коммунисты проводят в Пензе. Она написала заявление в полицию, девушку вызывали. Ничего особого там не нашли. Никаких крамольных вещей. Зато теперь уже травят завуча, угрожают машину сжечь, внука покалечить. Какая-то напряженная ситуация между учителями и детьми.
Недавно был опрос, кого ребята хотели бы видеть в качестве своих героев, примеров для подражания. Родители, родственники – 25 %. Остальное – 15 % герои мультфильмов.
Д. Завгородняя:
- 10 % проголосовали за человека-паука, Железного человека и некоего Наруто.
А. Милкус:
- У нас еще есть молодой человек Николай, который будет участвовать в эфире. Кто такой Наруто?
Николай:
- Есть такое движение – анимешники. Это люди, которые обожают японские мультики. Главное божество – Наруто. У меня в школе, везде смотрят Наруто.
И. Слободчиков:
- Это такой персонаж?
Николай:
- Это героический персонаж мультика.
Д. Завгородняя:
- Последний мультик про него вышел в 2017 году.
А. Милкус:
- Среди этих персонажей нет персонажей российских сказок. Сколько фильмов у нас снимается и про богатырей, и про бабу Ягу. На последнем месте в опросе – 5,4 % - это участники и ветераны Великой Отечественной войны, современные военные. Ни одного процента за учителей не было.
Д. Завгородняя:
- Учителя и наставники не в авторитете. За Гагарина 3 % проголосовали.
И. Слободчиков:
- И вместе с Гагариным – за президента.
Николай:
- И за врачей.
А. Милкус:
- Что происходит? Для человека очень важно, когда он учится в школе, кто его формирует.
И. Слободчиков:
- Начнем с «пензенской аномалии», как вы выразились. По поводу этой истории с учителем музыки, я очень надеюсь, что не будут из моих слов сделаны совсем резкие выводы. С моей точки зрения, это повод для увольнения. Безапелляционно и однозначно. По той простой причине, что все-таки речь идет о четвероклассниках, о состоянии здоровья. А третья ситуация – извини, дорогая, если ты не можешь отрегулировать свои отношения с детьми в четвертом классе и держать собственную профессиональность под контролем…
А. Милкус:
- Давайте просто скажем: детей морить голодом нельзя.
И. Слободчиков:
- Это еще мягко сказано. Здесь же дело не в том, что морить голодом, а в том, что в данном случае это история про использование своего педагогического влияния на ограничение основных жизненных потребностей. Это ровно та же история, когда ребенку не разрешают выйти в туалет из класса. Это когда за малейшую попытку разговора между собой следуют санкции и кары. Это история про то, что дети становятся даже не объектом манипуляций, хотя и это тоже скверно и никуда не годится, а они просто воспринимаются как некое средство самореализации. Я захотела – я так сделала. С моей точки зрения, это вообще никак не приемлемо. Я полагаю, что любой разумный педагог, а их тоже очень немало, так думает.
Кстати, про Наруто я тоже первый раз слышу.
Д. Завгородняя:
- Но почему Мариванна не становится авторитетом? Проще какого-то Наруто выбрать.
А. Милкус:
- И вторая история – с завучем. Тебя взволновал пост про коммунистов. Интересоваться, чем живут дети в сети, взрослые должны.
И. Слободчиков:
- Контроль определенный должен быть.
А. Милкус:
- Но вопрос, почему ты подняла полицию? Поговори с этим ребенком, посмотри, что она написала, зачем она написала, что у него в голове. Это же твоя ученица. Я так понимаю, что это завуч по воспитательной работе. Это абсолютная педагогическая беспомощность.
И. Слободчиков:
- Здесь сразу два момента. Ты не имеешь права выходить за рамки своих школьных полномочий. Одно дело, когда ты наблюдаешь, если что-то происходит, бьешь тревогу. Но это надо делать корректно – и педагогически, и человечески. И второй момент, когда ты вмешиваешься в вещи и дела, которые лично тебя никак касаться не могут. Она же не писала про образование, про то, что учительница гоняется с тапочком за первоклассником, утрирую. Речь шла о совершенно левой ситуации. Она имела полное право высказать свою точку зрения. И свобода этого высказывания, какая бы она ни была, она не может ни в коем случае являться поводом для любого преследования.
Но здесь есть и вторая сторона медали. Педагог – живой человек. Он тоже может ошибаться, он тоже может вести себя не всегда профессионально, грамотно и корректно. И это не должно являться поводом для такой жесткой агрессивной обратной реакции. Фильм «Чучело» помнят все. Здесь показана вопиющая развернутая картина такой ситуации. Причем очень ярко и во все стороны. И в данном случае этот синдром «Чучела» повторяется.
Д. Завгородняя:
- Коля, кто твои идеалы?
Н. Ратников:
- Мои кумиры – это мой прадед. Он воевал. Учителя? Почему не вошли в этот топ. Есть два вида учителей. Одни злые, другие добрые.
И. Слободчиков:
- Классическое деление.
Н. Ратников:
- Например, у меня есть учитель по русскому языку. Она бывает добрая и бывает злая. Если ее не выбешивать, она не будет стучать по столу и орать на всех. А если мы напишем что-то приятное на доске, она может ничего не задать.
Почему они не вошли в топ? Мне кажется, кто выбирал – с шестого по одиннадцатый? Эти люди выбешивали учителей, а учителя им в ответ…
Д. Завгородняя:
- Превращались в неадекват.
Д. Завгородняя:
- На самом деле, учителя – это обычные люди. Моя мама говорит, что учителя – это святые. Да, это правда. Учитель не имеет права притронутся к ученику, дать подзатыльник.
Д. Завгородняя:
- Только мебель может крошить.
И. Слободчиков:
- И то, если очень достанут.
На самом деле, история следующая. «Героические» образы и знаковые фигуры среди учителей – не такая большая редкость. Но это исключение из правила. Если такой педагог, а практически в любой школе есть значимые педагоги, на которых равняются и подростки, им живется не очень хорошо. Потому что они вызывают бешеную ревность собственных коллег.
История про педагогическую агрессию – это отдельный пласт, разговор. Мы не так давно закончили колоссальное исследование по регуляции агрессии в образовательной среде. И для меня была шоковая информация, что уровень проекции взрослой педагогической агрессии на детей вырос в несколько раз.
Д. Завгородняя:
- После пандемии?
И. Слободчиков:
- Нет, за последние пять лет. Дело не в пандемии. За последний год скачкообразно, потому что учителя тоже живые, стресс. Нагрузка бешеное, дистант-обучение, от которого сходят с ума все. Все понимают, что технологически это очень специфическая штука. А психологически и вовсе проблемная. Попробуй все это дело организуй, заставь и идет выплеск несдержанности.
Но беда в другом. В том, что педагогическая культура, это понятие, которое раньше было более конкретизированным, более четким, оно стало немного размываться. И это очень опасный, на мой взгляд, феномен.
Д. Завгородняя:
- Как это проявляется?
А. Милкус:
- Хочу уточнить. Уровень агрессии к ученикам за последние пять лет вырос.
И. Слободчиков:
- Это отмечают и родители, и сами педагоги. Говорят о том, что сложно стало сдерживаться. Они отмечают это на уровне собственных коллег. И подростки отмечают. Респондентами были все группы. Более того, история эта идет, начиная с первого класса, потому что там смотрелись все срезы.
Д. Завгородняя:
- Может, это субъективная точка зрения? Помню, как нас учитель бил указкой по пальцам, сейчас это невозможно себе представить.
И. Слободчиков:
- Безусловно. Вообще, уровень агрессии очень сильно растет. Скачкообразно. Этому есть объективные причины. Надо понимать, что и вторая сторона медали имеет место быть. Мы значительно дальше продвинулись в умении ее контролировать. И все эти атмосферные вещи позитивные, их никто не отменял. Не надо думать, что у нас все плохо, это не так. Просто сама по себе ситуация усложняется.
А. Милкус:
- Есть ли объяснения этому?
И. Слободчиков:
- Есть. Я думаю, что речь идет о том, что социальная психологическая стабильность стала существенно меньше, меньше стало предсказуемости завтрашнего дня. Об этом говорят со времен распада СССР, когда история качания почвы под ногами для всех важная, на сегодняшний день это еще более значимая ситуация в контексте тех вызовов, которые получились, пандемические, в том числе. И возрос резко уровень тревожности за собственное здоровье, возрос уровень нагрузки. Изменилась стрессоустойчивость.
Плюс на поверхность вылезли вещи, которые раньше тщательно держались под контролем – собственные педагогические страхи. История про усталость, про утомляемость, потому что история про выгорание у педагогов всегда была одной из самых болезненных зон. И эта ситуация, она становится более видимой, что ли. Куски айсберга вылезают на поверхность.
Дети и подростки – народ не всегда добрый, мягко скажем. И не всегда воспитанный.
А. Милкус:
- Они чувствуют уязвимость.
И. Слободчиков:
- Да.
Д. Завгородняя:
- Очень сильно снизилась дисциплина.
И. Слободчиков:
- Абсолютно точно. Формальные все это факторы начинают играть роль. И мы на сегодняшний день однозначно имеем обострение ситуации с точки зрения разделения на лагеря. И вот это, на мой взгляд, очень скверная тенденция, когда начинает формироваться постепенно расхождение в две разные стороны. Лагерь педагогов и лагерь детей, при этом родители занимают движущуюся позицию, когда удобно – они с детьми, неудобно – они с педагогами.
А. Милкус:
- Итог нашей сегодняшней программы – уровень агрессии и конфликт между учениками и учителями будет увеличиваться в нашей школе.
И. Слободчиков:
- Я не берусь делать именно такой прогресс, но то, что на сегодняшний день по сравнению с пятилетним периодом ситуация намного осложнилась – это точно. И частью повлияли внешние факторы, частью – любое выгорание начинает переходить из количества в качество.
Д. Завгородняя:
- Николай что-то хочет добавить.
Н. Ратников:
- Учитель по музыке – первый пример. Она подходит: ты что творишь такое? Она уже замахивается, хочет отобрать линейку, что-то там. А он ей резко говорит: статья такая-то такая, вы не имеете права меня трогать, забирать у меня какие-то вещи.
И. Слободчиков:
- Дети стали невероятно юридически образованными.
Д. Завгородняя:
- И что делать?
Н. Ратников:
- Вот. И хотел сказать по поводу дистанционки. Это ад, честно. Я в четвертом классе, у нас было что-то посвященное 9 мая. И настолько у нас ученики! Не буду называть имя, он шел по улице с телефоном и пытался что-то делать.
И. Слободчиков:
- Кстати, частая ситуация, когда на ходу этот процесс регулируется.
Сейчас пришла в голову мысль. Героизация. Тут надо понимать важную мысль. Там 23% вообще никого не выбрало, не смогли определиться с выбором отчасти еще и потому, что выбор может быть, мягко скажем, не одобряемым.
Д. Завгородняя:
- То есть, они выбрали каких-то злодеев, но не признались.
И. Слободчиков:
- Даже дело не в злодеях, а в том, что сама ситуация может быть фигур, которые не являются идеалом для подражания.
Д. Завгородняя:
- Социально не одобряемые.
И. Слободчиков:
- Конечно. И не надо забывать, что подростковый возраст, начиная с 6 класса младшие, но подростки, синдром кумира никто не отменял. И вся это история, как была в 70-х, в 80-х, и сейчас продолжает место быть. Художественная, литературная, музыкальная общераспространенная, и отсюда понятно, почему мультяшная и анимашная история выходит на первые пласты. Меня только удивило, что только эти трое. Я пролагал, что будет значительно больше список.
Педагоги, тут есть момент еще. И на это важно обращать внимание. Восприятие самой системы образования. Подросток зачастую воспринимает это, как ситуацию искусственную. Он не сам туда пришел, он не сам учится, ему результаты этого образования нужны, в лучшем случае, особенно про старшие классы – для поступления в вуз. К сожалению, очень многие подростки думают, что вот я поступлю в высшую школу и буду свободен от всей этой рутины. И всего остального. Они не понимают, что дальше только сложнее будет. Когда ты закован в эту систему, да еще и по собственному выбору, давление психологическое еще больше. Педагоги, как раз, пытаются им это объяснить, что, дети, вот пока есть стройная система, пусть она дает вам знания. Потом вы будете сами пытаться на эту гору влезть. И это значительно сложнее.И противовес этому давлению тоже вызывает некоторое отрицание. Именно поэтому происходит не дегероизация, я не могу так сказать, а восприятие образовательной системы как некоей рутинной, обыденной, повседневной и очень утомительной.
А. Милкус:
- И поэтому учитель не является героем.
И. Слободчиков:
- Да, несмотря на то, что среди педагогов очень немалое число значимых для детей и для родителей людей.
Д. Завгородняя:
- Мне понравилась идея о том, что педагоги не становятся авторитетами, когда гневаются. Гнев – это не красиво, лишает его авторитета. На эту мысль навел Коля. Илья Михайлович ее развил. Я подумала, что, может, какие-то курсы для учителей организовать по управлению гневом?
И. Слободчиков:
- На сегодняшний день разрабатывается такая система. И вот это психолого-педагогическое мастерство, контроль и регуляция собственных эмоций, управление гневом, история про регуляцию агрессии – эта ситуация разрабатывается. И она идет в помощь педагогам. Но здесь мы сразу сталкиваемся с другой проблемой. Педагог должен быть мотивированным на изменения. Когда у него бешеная нагрузка плюс две ставки, дистанционка, домашние задания, воспитательная работа, господи, он не знает, за какую голову – виртуальную или реальную – ему хвататься, чтобы все это выдержать. И при этом сдерживаться, вести корректно, соблюдать все юридические и этические разновсякие нормы. Понятно, не самые простые.
А. Милкус:
- Завершилось исследование перед пандемией. Институт образования, Марина Пинская подсчитали, сколько у нас выгоревших учителей. – около 5%. И это мы говорим до дистанционного периода.
И. Слободчиков:
- Это мало еще.
А. Милкус:
- Это около 700 тысяч… Прошу прощения. 150?
Д. Завгородняя:
- Все равно много. Важно то, что гнев иногда помогает навести порядок в классе. Ты любопытно разозлился, все испугались – и тишина.
И. Слободчиков:
- Я вам больше скажу. Иногда некоторые формы, а тут вопрос, в какой форме эта история идет, некоторые формы выражения собственных эмоций, особенно с подростками, они очень здорово помогают. Подросток понимает, что ты живой человек, ты злишься, сердишься, у тебя плохое настроение не от того, что ты гад последние. А у тебя повод для этого объективный есть. И отсюда начинается точка и возможность договариваться. Потому что все, о чем мы говорим – это история про коммуникацию, про желание договариваться, но это желание обоюдное. Оно должно быть и у педагогов, у которых оно часто есть, и у подростков. И здесь родители, а мы сегодня про них мало говорим, они, к сожалению, часто являются для детей и подростков демотиваторами, потому что сам по себе ребенок и подросток проблему с точки зрения акцентирования агрессии на себя представляет не очень часто. Абсолютное большинство наших школьников вполне себе среднестатистически очень обучаемая масса, вполне человеческая, приличная более чем. И договороспособная. Но это же семейная история все равно. Обстановка и атмосфера в семье, ситуация взаимоотношений детей и подростков в семье. Детей, подростков, родителей, старших родственников. Вся эта история часто выливается в школу и на голову педагогов.
А. Милкус:
- Я хотел поправиться. 70 тысяч учителей у нас выгоревших. И надо вспоминать, что родители тоже эту школу закончили. И они ее хорошо помнят.
И. Слободчиков:
- У них есть еще свой образ, конечно.
А. Милкус:
- И далеко не всегда радостный.
У нас кончился эфир. И мы продолжим в следующее воскресенье.
