Как избавить класс от ученика, терроризирующего детей

А. Милкус:

- В студии Александр Милкус. Моя постоянная соведущая Дарья Завгородняя. Наш гость – Лариса Юрьевна Овчаренко, кандидат психологических наук, доцент Московского городского педагогического университета.

Л. Овчаренко:

- Приветствую всех.

А. Милкус:

- Тема у нас сложная. Отталкиваемся от истории, которая произошла в Южно-Сахалинске в первые дни после начала учебного года. Третий класс вышел вместе с родителями на крыльцо школы и устроил митинг.

Д. Завгородняя:

- Пикет с требованием убрать из класса мальчика, который затерроризировал весь класс, не дает учиться, дерется с учителями, с учениками. Его в прошлом году переводили на дистанционное обучение. А тут школа решила его вернуть обратно в класс. Его переводили в другой класс к более опытному педагогу. Он не справился.

А. Милкус:

- Какой может быть опытный педагог, если у ребенка явно есть проблемы с психикой? Он показывает половые органы, ругается. И мама тоже разговаривает матом. Почему за это должна расплачиваться школа?

Л. Овчаренко:

- Я с вами соглашусь. Мой опыт работы в школе показывает, что если есть психические нарушения разного формата и амплитуды, то даже самый опытный педагог может сгладить какие-то ситуации, может чуть более конструктивно выстроить эти отношения, но сделать их абсолютно оптимальными при наличии серьезных нарушений здоровья вряд ли сможет. В школе есть педагогический консилиум, психолого-медико-педагогический консилиум, где решаются вопросы о возможности поиска подхода. Если эти инструменты не дают результата, то тогда ставится вопрос о направлении на городскую комиссию. И там дают медицинские, психологические заключения, принимается решение об образовательном маршруте ребенка с таким поведением.

Д. Завгородняя:

- В этом случае началась проверка в отношении родителей, которые против этого мальчика.

А. Милкус:

- За то, что они организовали вместе с детьми несанкционированный митинг.

Д. Завгородняя:

- О причине митинга никто не думает.

А. Милкус:

- Где грань? У родителей и учителей ощущение, что детей с СДВГ стало больше. А где та грань, когда они могут учиться с обычными детьми, а когда им нужна помощь специалиста?

Л. Овчаренко:

- Этой гранью всегда будет являться уровень социальной адаптации. Насколько у ребенка развит и активен его адаптационный ресурс. Сюда много что включается. Как родители научили ребенка взаимодействовать, какие правила в семье, как ребенок образовательной организации справляется. Как выстроены отношения в классе. Зачастую даже СДВГ не всегда звучит в официальной документации, с которой ребенок приходит в школу. Часто детские карты чистые. Ребенок официально, с точки зрения заключения врачей, имеет полные показания к обучению в массовой школе.

Но в реальной учебной деятельности мы видим определенные особенности. Очень часто у школы не бывает официального пути подтверждения, чтобы инициировать процедуры для дополнительного обследования. До тех пор, пока родитель не согласится на это.

А. Милкус:

- Родители не хотят. Сдал в школу – и пусть отвечают за него.

Л. Овчаренко:

- Родители очень часто боятся диагнозов. В этом нет ничего страшного. Наоборот, эта история позволяет двигаться дальше, оказать помощь. Медики могут разработать медикаментозную помощь, вместе с педагогами, с психологами разработать дорожную карту, по которой можно продвигаться ребенку в более успешном варианте.

Д. Завгородняя:

- Какие ресурсы у школьного психолога?

А. Милкус:

- А есть ли ресурс у школы, чтобы иметь школьного психолога? Школьные психологи – не клинические психологи. Они не занимаются психиатрическими болезнями. Что может сделать школа?

Л. Овчаренко:

- Как правило, все подчиняются директору школы. Мы составляем бесконечные документы, свои психологические заключения, логопедические, заключения социального педагога. Мы собираем школьный консилиум. Будут характеристики от педагогов. Это длительный процесс.

А. Милкус:

- А в это время ребенок ходит на уроки. В классе, где учился мой сын, мальчик ходил и тыкал в шею детей ручкой. Я его просто завел за угол, поднял за шкирку и сказал: если ты на кого-то поднимешь ручку… Больше он так не делал.

Л. Овчаренко:

- Александр здесь поступил как заботливый родитель, а не как педагог. С точки зрения педагогического воздействия, скорее всего, мы скажем, что это неправильно. Нужны другие пути. Но Александр поступил так, как поступили бы многие родители, защищая своего ребенка. Мы часто приглашаем родителей сидеть на уроках, провести целый день в школе со своим ребенком, понаблюдать за тем, как реально ребенок себя ведет в школе. Часто родители искренне удивляются: мой ребенок так себя ведет?

А. Милкус:

- В истории с этим Васей мама сама разговаривает матом. Ее приглашали посидеть в классе. В результате вместо одной проблемы класс получил две. Что делать учителю?

Л. Овчаренко:

- Надо сообщить об этом директору, писать от класса письмо на имя директора. Если в школе есть общественный совет, попечительский совет, управляющий совет, подключать их. По уставу многих образовательных организаций, обязательно согласование с общественными органами. Обращаться в вышестоящие организации. Сигнализировать о том, что такой случай есть. Чтобы правильно выстроить в правовом поле ситуацию, чтобы получить результат. Надо получить несколько согласовать, написать характеристики, сигнализировать про несколько ситуаций. До пожарного случая, когда сразу подключаются все службы.

А. Милкус:

- Мы ждем, когда что-то случится.

Александр из Белгородской области:

- У нас главный моральный авторитет, главный инженер человеческих душ сейчас Сергей Шнуров. Вот поэтому такие у нас случаи. Бывший министр образования бежит за счастье брать у него интервью. Может, в стране дураков это нормально.

А. Милкус:

- Думаю, что третьеклассники Шнурова не смотрят и не слушают.

Владимир из Москвы:

- Третьеклассники Шнура не только смотрят, слушают. Здесь надо быть реалистами. Никто не отменял наблюдение врачами таких детей. И детскую комнату полиции никто не отменял. Если родители сократят ассигнования на нужды класса, то руководство школы найдет способы воздействия на этого ребенка. И никто не отменял нашего законодательства и методологию работы врачей с такими детьми.

А. Милкус:

- Спасибо. Ирина пишет: «У нас в классе был такой ученик. Четыре года орал матом, кусался, всех бил, истерил. Писали жалобы директору – бесполезно». Ребенок явно нездоровый. Что можно сделать, чтобы ему помочь? Чем раньше мы ему поставим диагноз, с ним будет заниматься специалист, тем больше шансов, что он не будет терроризировать в средней и старшей школе и в зрелом возрасте.

Л. Овчаренко:

- Эта цепочка, начиная с работы каждого специалиста, которые потом собираются на школьный консилиум. Дальше этот кейс передается в городскую психолого-медико-педагогическую комиссию. Там есть врачи разных профилей, включая психиатра и невролога. Они могут помочь родителям сориентироваться, по какому пути правильно пойти. Но если мы речь ведем о ребенке третьего класса, то здесь за этого ребенка полностью несет ответственность родитель. Нужно проводить большую работу с родителями, чтобы убедить их обратиться к специалистам и проходить курс лечения.

А. Милкус:

- Это школа должна работать с родителями?

Л. Овчаренко:

- Ребенок находится в школе. Для школы это явилось сложной ситуацией. Школа ее пытается решить. Школьные специалисты объясняют родителям, дают дополнительную информацию, чтобы родитель согласился пойти дальше. Мы не можем без согласия родителей применять к ребенку какие бы то ни было меры. Этот барьер мы всегда проходим с довольно большими трудностями в случае таких детей.

А. Милкус:

- «Мы первоначально беседовали с таким мальчиком, от которого были проблемы в классе, с его родителями. Это не помогло. Мы подключили классного руководителя, директора школы, медиков и полицию. Совместно добились успехов. Надо работать с родителями. Ребенок явно недолюбленный», - пишет Максим из Новокуйбышевска.

Д. Завгородняя:

- Часто детские проблемы – это проблемы родителей.

Л. Овчаренко:

- Прежде чем помочь трудному ребенку, надо помочь его трудному родителю. Это прямая связь, без исключений.

А. Милкус:

- Еще одна история. Класс фотографировался на память. Классный руководитель попросила мальчика с ДЦП отъехать на коляске, чтобы карточка получилась хорошая. Правда, потом они сделали фотографию с этим ребенком.

Д. Завгородняя:

- Откуда берутся такие учителя?

А. Милкус:

- Учитель за небольшую зарплату работает в переполненном классе. Туда еще инклюзию. Что учитель должен делать?

Л. Овчаренко:

- Современная подготовка педагогов включает эти аспекты. Мы готовим наших студентов к работе с разными ситуациями. Профстандарт учителя обязывает педагога эти компетенции профессиональные приобретать для работы с разными детками, в том числе с детьми в инклюзивном пространстве. Здесь на помощь педагогу приходят специалисты, которые есть в школе, в методических центрах. Есть большое количество детских центров, которые находятся в системе образования, где работают разные специалисты. Выходы можно найти. Требования к современному учителю очень высокие. Он должен уметь много чего. Работаем мы с разными детьми. Они все имеют право получать образование.

А. Милкус:

- Мы должны эту учительницу осудить?

Л. Овчаренко:

- С моральной точки зрения – да. С профессиональной точки зрения, мне кажется, может быть, ее поступок имел какие-то объяснения ее индивидуальные. Но в своем профессиональном поле она действовала не совсем правильно.

А. Милкус:

- Какие дети с какими диагнозами могут учиться в обычном классе? Может, этот Вася должен учиться в коррекционном классе?

Л. Овчаренко:

- Есть документы от Минздрава, согласованные с Министерством просвещения, есть согласованные диагнозы, медики дают заключение, какая школа и какое обучение показано. Какой нужен режим дня, с какими особенностями. Медики решают эту задачу. Только по медицинским показаниям, по заключению врача делается заключение. Ребенок перед поступлением в школу проходит большое количество специалистов-медиков.

Д. Завгородняя:

- Почему некоторые диагнозы оказываются не прописаны?

Л. Овчаренко:

- Иногда бывают проблемы коррупционного характера, когда родители договариваются с медиками, чтобы они не писали диагноз. Либо это сложности диагностики психических состояний.