Начало учебного года: всё, что вы хотели знать, но боялись спросить

А. Милкус:

- «Родительский вопрос» в эфире. В студии Александр Милкус и Мария Баченина. Сегодня у нас замечательный гость – президент Российской академии образования Ольга Юрьевна Васильева. Поговорим о том, что нам готовит грядущий учебный год.

У массового слушателя может возникнуть вопрос: что такое Российская академия образования сейчас?

О. Васильева:

- Когда нажимаешь поисковик, он находит РАО – Российское авторское общество. Я мечтаю, чтобы прежнее название – Академия педагогических наук – все-таки вернулось. 30 октября 1943 года, до победного мая год и восемь месяцев. Страна принимает решение о создании Академии педагогических наук. В то время, как воссоздание РАН произошло в 1946 году. Возникает вопрос: почему? Да потому что позади был Курск, коренной перелом состоялся. И главное, что стояло перед страной, это не только восстановление, но и научный скачок вперед. Два огромных проекта, которые были впереди – ядерный и космический проекты. Стране требовались специалисты высшей квалификации. Поэтому первая задача была – подготовить специалистов высшей квалификации, кандидатов и докторов наук.

Выделяются шесть направлений деятельности. Через год создаются шесть институтов в 1944 году. Академия работает очень тесно с Министерством просвещения. И первый президент Академии был как раз министром просвещения. Сейчас я сижу в кабинете, а портрет первого президента передо мной. Это все взаимосвязано. Зная, что необходимы еще и прикладные вещи, в Институте коррекционной педагогики специально разработали курс для восстановления речи. Очень много челюстных ранений, солдаты и офицеры теряют речь. Кроме глобальных задач, они все остались, это и наука, и исследования, экспертиза, прогнозирование, создание школы кадров высшей квалификации, академия получила от страны задание – быстро создать программу реабилитации тех, кто ранен. Чтобы восстановить речь.

В 1946 году была восстановлена большая академия. 153 института. Практически в каждой из 15 республик была академия. Работали коллеги в области педагогики, возрастной физиологии, школьной гигиены, тактика, методика, причем по предметам, по направлениям, по стратегии развития, по управлению. Это все была одна большая академия. На всей территории страны обязательно был научный центр, который был связан с академией.

Задаются научные перспективы, апробация всего лучшего, что имеет практическое применение, тут же применяется в системе образования страны. Это внедрение, которое проходило. Исследование, апробация, внедрение. С 2013 года происходят изменения. Институты Российской академии образования, а их шесть, пять в одном министерство, одно – в другом, для того, чтобы заниматься уставной деятельностью, которая у нас есть, у нас четыре государственных академии, учредителями которых является правительство Российской Федерации. Это Академия наук – я ее называю Большая академия. Академия образования. Это Академия художеств и Академия архитектуры и строительных наук – одна из самых малочисленных академий. Все остальные – общественные организации, естественных наук, военных и так далее.

Первое, что возникает в голове, когда ты сегодня смотришь, чтобы все-таки собрать то, что было, воедино. И собрать, то, что уже сейчас в областях знаний о науке, именно на местах. Поэтому в каждом из 85 федеральных округов Российская академия на базе ведущих университетов создала научные центры, их сегодня 35. Это не только исследования, как фундаментальные, так и прикладные, но и организация мероприятий всероссийского и международного масштаба, взаимодействие внутри регионы, передача опыта.

Мы подписали соглашения, когда-то такие соглашения были практически со всеми регионами страны. Это и Москва, и Курск, и Смоленская область. Причем это соглашения о реальном сотрудничестве. Руководители этих регионов хорошо понимают, какова роль науки, чтобы стало чуть лучше. Тот, кто понимает роль науки, он понимает очень многое.

А. Милкус:

- Это понятно. Но для обычных родителей существование Академии образования как должно проявляться? Или это научная организация, на нашей жизни, на наших детях она никак не отражается?

О. Васильева:

- Она отражается напрямую на наших детях. Все то, по чему дети учатся, те программы, которые созданы, так или иначе это наследие тех, кто здесь работал и работает. Вы говорите о практическом применении того знание, которым академия владеет. Оно возможно и оно есть, через центры, через обращение к нам, через те просветительские лекторы и возможности, о которых мы говорили. Сейчас очень много можно сделать через интернет, в сети, направленной на помощь родителям. Мы начали круг вечеров на самые волнующие темы. Как подготовиться к школе, какие психологические проблемы от 1 до 6. Это очень волнует родителей. То количество просмотров, которое касается педагогических проблем, оно зашкаливает. Как относиться к гаджету от 2 до 6. Эти темы уже обсуждали, обсуждаются и будут обсуждаться дальше в рамках еженедельных круглых столов по четвергам.

М. Баченина:

- Это прямой эфир? Или они выкладываются в записи?

О. Васильева:

- Прямой эфир, безусловно, каждый четверг. Но он остается в записи. Все, что есть, это академические вечера, где маститые ученые доступным языком рассказывают о самых важных проблемах в области воспитания и обучения. Это можно посмотреть и в записи, и в режиме прямого включения.

А. Милкус:

- И на сайте Академии образования, и в группе ВКонтакте.

О. Васильева:

- Да, эта информация там есть. Мы имеем устойчивых подписчиков порядка 67 тысяч. Люди, которые заходят и смотрят постоянно. У нас еженедельно примерно 560 человек новых подписчиков. Это очень важно для родителей. У нас созданы центры, которые так или иначе связаны с деятельностью институтов, которые когда-то входили в состав академии. У нас есть центр инклюзивного образования. Те дефектологи, которые известны родителям, те проблемы, которые очень важны для родителей, у кого есть дети с проблемами здоровья, они могут получать консультацию и получают ее здесь. Ни один вопрос не останется без ответа. Либо это будет прямой ответ, либо это будет ответ для всех через те формы нашей просветительской деятельности, о которых я говорила.

М. Баченина:

- Ольга Юрьевна, я мама школьника и мама ребенка, который еще в детском саду. У меня неплохая выборка. Все чаще я слышу о советской системе образования, о возврате к этой системе. А что это такое – советская система образования? Можно ли к ней в принципе вернуться, спустя 30 лет после распада Советского Союза?

О. Васильева:

- Вы абсолютно правы, когда говорите о том, что это все стало встречаться чаще и чаще. Люди ищут там, где лучше. И тот опыт, который им кажется лучше. Для нас традиционная система, которая была, особенно мне очень отрадно, что, когда я знаю, сколько молодых родителей пользуются учебниками советскими, как эти советские учебники идут на ура, их ищут. А вы не задавались вопросом – почему? Я обычно задаю вопрос авторам: подскажите, математика школьная сильно изменилась? Нет. Физика сильно изменилась? Нет.

А. Милкус:

- Великий Перышкин.

О. Васильева:

- Я сама все это проходила. Девятый класс, химия, начало 90-х, я не забуду никогда. Поэтому я лезу в учебники, по которым учились мы, и популярно объясняю. Возникает вопрос у родителей: а почему сейчас это не так? Почему то, что было сто лет назад, написано сейчас таким языком, которым никто прочитать не может?

Каждый вспоминает свое босоногое детство. Вот почему я гулял во дворе и делал уроки 45 минут, как положено по СанПиНу? Почему мой ребенок сидит по десять часов и ко второму классу не то что в школу ходить, он слышать про нее не хочет? Раньше ко мне приходили родители и говорили, что в седьмой класс дети не хотят идти. Сейчас уже во втором. Дальше начинают говорить умные слова: мотивации нет.

У нас была замечательная встреча с очень известным физиологом. У нас есть единственный в мире Институт детской физиологии. Марьяна Михайловна Безруких вела со мной эту передачу, говоря о родительских мифах. Та загруженность детей, которая есть, что получается сейчас. Идет ярмарка тщеславия не детей, а родителей. Бедное чадо посещает с двух лет два языка. Нужно или нет – никто не знает. Математика такая, математика сякая, развитие такое, развитие сякое. Никто о физиологии, о развитии его мозга думать не хочет. Этому посвящается цикл наших передач. Физиологи говорят, что нужно, а что не нужно. Большая часть оказывается ненужной из того, что мы запихиваем в ребенка.

Но ответ на вопрос, почему он делает уроки часами, это главный вопрос, который я задаю всем ученым. Ответы самые разные. Усталость, физическая усталость, нагрузки психологические, отсутствует грамотность, рассеянное внимание. И дальше по списку. С этим встречается каждый. Возникает вопрос: может быть, нужно с родителями разговаривать? Может быть, ярмарку тщеславия пора заканчивать и возвращаться к тому, что называется… Был великий педагог – академик Запорожец. Величайший. Сейчас вы не найдете никого, кто продолжает его дело. Он занимался дошколятами. Он был страшным противником обучения шестилеток. Он говорил, что главное завоевание цивилизации – это продление детства. Что именно в игре, которую определяет взрослый, идет главный процесс обучения.

А. Милкус:

- Вы сказали, что надо говорить с родителями. Если дети загружены домашним заданием, может, надо с учителями говорить? Как вы относитесь к практике некоторых школ, которые вообще не задают домашнее задание?

О. Васильева:

- Если учитель успевает делать все на уроке, в классе, если кто-то из ребят, который не успевает, которому индивидуально нужно помочь и что-то задать, - это одна история. Но когда четвертый класс, 42 страницы на субботу-воскресенье, когда решает вся семья, причем эмоционально решает, вопрос – зачем?

А. Милкус:

- А почему вы сидели с ребенком – 42 страницы? Вы же могли применить административный ресурс, позвонить в эту школу.

О. Васильева:

- Я никогда в жизни этого не сделаю. Мы должны учиться так же, как учится ребенок. Это моя внучатая племянница. Я просто с ужасом наблюдала, когда же все это закончится. Причем ребенок хочет учиться. 42 страницы, пока родители не восстали. Учительница им сказала: у меня программа. Если я беру программу, она мало в чем изменилась, чем 50 лет назад.

М. Баченина:

- Это как-то странно. У меня никак не складывается в голове. Я всегда себе во главу угла ставлю, что главное – здоровье. Но еще для меня очень важно, чтобы учитель любил детей, чтобы дети хотели с ним видеться. И я вижу доказательства своей правоты, когда мой ребенок любит учителя. Он бежит к нему. Престиж учителя – я об этом еще хотела поговорить.

О. Васильева:

- Все правильно.

М. Баченина:

- О нем сейчас столько говорят. Но почему-то в моей голове воз и ныне там, не сдвигается никуда. Учителя на себя нагрузку берут, несколько ставок.

О. Васильева:

- Опять начинается, один говорит про законы, которые никто не читает, другая говорит про нагрузку. Мы все работали на полторы ставки в советское время. Не надо про это разговор. И я всегда привожу пример. Каждый педсовет последний летний перед новым учебным годом наш директор говорил: «Девочки, страна вас очень любит. У вас такой же отпуск, как у советских шахтеров - 64 календарных дня».

Загрузка, которая есть. Если учителей ставят в такие рамки и создают условия, по которым они должны получать бесконечные бонусы, школа получает бесконечные бонусы, и все это делается под эгидой качества образования, возникает вопрос: а есть ли качество на сто процентов? Или оно создается?

М. Баченина:

- Создается.

О. Васильева:

- У меня десятки примеров региональных школ, где нет такого, а качество ничуть не хуже.

Отвечаю на ваш вопрос, почему одного учителя любят, а другого – нет. Я много разговаривала с учителями, которые вышли из плеяды новаторов. Они меня убеждали, что, прежде всего, учитель – личность. Харизма. Не обязательно он личность от обилия знаний. Он то же самое, что пирожок с начинкой. Какая начинка, вот отсюда мы начинаем плясать. Меня спрашивают родители: в какую школу идти, куда идти? Во-первых, у дома. И желательно, чтобы во дворе. Чтобы была замечательная первая учительница. Для ребенка это важнейший этап в жизни. Он идет в школу. А там совсем не то, чего ожидали. И дальше уже взлета не будет.

Я все время говорю, что школа должна быть домом, чтобы из нее не хотелось уходить. Я в такой школе училась. Я не хотела из школы уходить до 15 лет, пока ее не закончила. Нам было интересно. Я встречаюсь со своими одноклассниками два раза в год, мы закончили школу в 1975 году.

М. Баченина:

- Была такая крепкая семья, второй дом.

О. Васильева:

- Да.

А. Милкус:

- Уже вопрос как опытному человеку, не как к президенту РАО. Буквально вчера коллега ко мне обратился с просьбой, чуть ли не плачет. Ребенок пошел в первый класс, через полгода конфликт, ребенка невзлюбила учительница. Ребенок не хотел идти в школу, температурил. Но папа упорно водил ребенка до конца учебного года, потому что – куда ж мы денемся?

О. Васильева:

- Школу меняйте, даже не думайте. Вы ее не исправите. У меня было несколько таких случаев, с нашими дефектологами родители разговаривали. Замечательный ребенок, все было хорошо, замечательно. Математика все хуже, хуже, хуже, второй класс. Не бывает хуже, потому что ребенок, который старше на два года, в той же самой семье, вместе занимаются, результаты были хорошие.

А. Милкус:

- Еще одна история. Мама пошла войной, пошла к директору, в прокуратуру, пыталась поменять учителя. Конфликт ее с учителем, родительского сообщества против нее, ребенок между молотом и наковальней. Боролись несколько месяцев.

О. Васильева:

- Я глубоко убеждена, что между школой и родителями должен быть четкий договор и красные линии. Кто за что отвечает, права и обязанности каждой из сторон, которые участвуют в процессе образования. При том, что у нас родители с утра до ночи в чатах, обсуждение – куда она посмотрела, куда она встала, куда она пошла. Это неприемлемая история. У меня такое чувство, что они не работают, а только чатятся с утра до ночи. Какие шторы будут висеть в классе. Какой будет выпускной в четвертом классе.

А. Милкус:

- В этом году стоимость выпускного в четвертом классе была в Москве дороже, чем стоимость выпускного в одиннадцатом классе.

О. Васильева:

- Это какое-то зазеркалье. Выпускной в детском саду, выпускной в четвертом классе, где-то еще. Что будем дарить. Надо сесть и подумать, куда мы двигаемся.

И меня не услышали родители. Должно быть четкое определение прав и обязанностей каждой стороны. Если каждая сторона это нарушает, должно быть какое-то определение… Когда учитель вот так уже с «удавкой» на шее… Я никогда не забуду своего завуча. Послевоенные учителя. Когда приходили родители жаловаться, какие только крики не были, сижу я, сидит завучи и сидит воинствующий родитель, который готов меня стереть в порошок. Она ему говорит: вы, наверное, ошиблись, учитель не мог этого сделать. Мы обязательно разберемся.

Чтобы родители в конце 70-80-х ходили в школу так же часто, как сейчас? У меня точное убеждение, что других рабочих моментов нет у родителей. Только школьные истории. Дайте школе работать, уважаемые родители. Там, где жесткие нарушения, там должны быть уже разборы полетов.

А. Милкус:

- Как вы относитесь к тому, что все больше и больше учителей требуют законодательно закрепить их…

О. Васильева:

- Прекрасно отношусь. Потому что и в Казахстане, и в Узбекистане закон о статусе учителя принят. Во Франции учителя французского языка – госслужащие. В Англии районные учителя – госслужащие. Отношение там четкое. Прекрасно отношусь.

М. Баченина:

- Это значит, что учитель всегда прав?

О. Васильева:

- Даже в 90-х, когда Мария Ивановна всем должна, прошу прощения, - не должна Мария Ивановна. Мария Ивановна на постаменте всю жизнь была, всю историю была. И представить. Что Мария Ивановна ходит, кушает и занимается обычной жизнью, в 70-е года было невозможно. Потому что она была таким человеком, которого я вам даже описать не могу. Я помню свою учительницу и помню ее замечательный розовый шарфик. Прошло 55 лет.

М. Баченина:

- Это означает, что учитель всегда прав – законодательное закрепление статуса?

О. Васильева:

- Это не так. Вопрос, прямо скажем, игривый. Учитель прав только в той позиции, в которой закон ему определит его права. Можно не принимать закон, подписать договор. И в частных школах договор есть, который определяет права и обязанности каждой стороны.

М. Баченина:

- Когда вы говорили о ваших вечерах, о психологах, о Марьяне Безруких, должен ли ребенок пользоваться услугами психолога? В современном мире это необходимость или только по необходимости?

О. Васильева:

- Выскажу свое мнение. Каждый принимает решение сам. Он ответственный человек, которого воспитывали. Если проблемы, с которыми ты не можешь справиться в одиночку, не может помочь семья, и ты четко понимаешь, что эту проблему профессионал может решить, то почему нет?

М. Баченина:

- Может быть, есть какие-то превентивные?

О. Васильева:

- Превентивные – безусловно. Для этого мы эти вечера и делаем. Не случайно первая встреча с Марьяной Михайловной была на тему «Родительские мифы». То, о чем они думают, на что они направлены. Вот два языка надо обязательно учить. Четко физиологи рассказывают, что не надо этим заниматься. Если вы не билингва, то этого делать не надо. Это миф, который бытует последние 15 лет. До этого его не было.

Если мы будем больше прислушиваться к людям, которые являются реальными учеными, - физиологи, психологи, дидактики, методисты, - наверное, что-то пойдет немножко быстрее вперед. А если мы будем прислушиваться к всевозможной информации интернета, в чатах, - пойдет вперед, но не с такой скоростью, может быть, не сразу туда, куда надо.

А. Милкус:

- С точки зрения современной науки, вашего отношения, я много занимаюсь обучением ребят медиа-технологиям, безопасности в интернете, и у меня появилось ощущение, что у нас формируется новый человек, не гомо сапиенс, а человек цифровой, человек дигитальный. У нового поколения несколько другая психология, они знают, что всегда можно погуглить, что у них есть помощник в виде карты и так далее. Когнитивные навыки меняются. Те навыки, которые были у нас, у наших родителей, в доцифровую эпоху, и нынешние ребята, они, по-моему, по-другому воспринимают мир, по-другому воспринимают действительность, по-другому живут.

О. Васильева:

- Абсолютно так.

А. Милкус:

- Нужно ли это учитывать?

О. Васильева:

- Конечно. Поэтому сейчас основные исследования как раз и идут. Потому что у нас сейчас самое большое исследование межпредметное – это облик современного подростка и облик современного студента. Это и психологические, физиологические особенности. Это фундаментальные исследования, которые ведут у нас, в первую очередь, психологи, физиологи, и дальше – все коллеги, которые работают в этом направлении. Безусловно, учитывать надо.

Но сейчас самый главный вопрос стоит вот в чем. Как все это влияет на здоровье и как все это влияет на когнитивные возможности. На сегодня исследования, причем не только наши, но и мировые исследования показывают, что существует прямая связь между использованием гаджетов и результатом. И чем больше мы сидим у гаджетов, тем, как ни парадоксально, плачевней результат. Существует прямая связь между использованием гаджетов родителями и использованием гаджетов подрастающим поколением. Если у тебя с года главная игрушка – мамин телефон, то не жди ничего хорошего.

Существует прямая зависимость у детей, которые тратят большое количество времени перед экраном, отмечается большая тревожность, эмоциональные проблемы больше, чем у сверстников, которые тратят на это меньше времени. Как правило, это меньше удовлетворенность отношениями как с друзьями, так и в семье. Как ни парадоксально, отличники тратят на одну треть меньше времени на гаджеты, чем все остальные. Это исследования, которые общие, не только наши. Что говорят физиологи? Что больше двух часов взрослый человек, подросток не может быть вообще у интернете.

М. Баченина:

- А они говорят, что делать? Ребенок говорит: нет, три часа, отстань от меня, не имеешь права.

О. Васильева:

- Есть семьи, в которых этих вопросы решены. Причем решены с рождения.

М. Баченина:

- А если уже опоздал, а я хочу исправиться?

О. Васильева:

- Есть семьи, где вопрос чтения вслух, обсуждения книги решен. Если нет системы подходов, не будет результата. Нельзя быть спонтанным. Сегодня я его успокоила этим, а завтра это не сработает, успокою этим. Любое обучение – принуждение, в том числе.

М. Баченина:

- Я хочу встать на темную сторону.

О. Васильева:

- Мы не должны вставать на темную сторону. Эта темная сторона во что выливается? Я не буду называть город и место. Шестилетние дети не все могут завязать шнурки на ботинках и не все знают, как курточку снять и повесить ее на крючок. Детей этому не учили. Вы много можете назвать семей, где есть четкие обязанности самообслуживания и всего остального? Где кто-то моет посуду, кто-то приносит хлеб. Да нет этого. Когда я с кем-то разговариваю, спрашиваю: твой парень может гвоздь прибить? – А зачем? Он вызовет мастера на час. Тогда вопросы заканчиваются.

А. Милкус:

- А если другая крайность.

О. Васильева:

- Вы считаете, что самообслуживание – это крайность?

А. Милкус:

- У меня есть знакомые, которые до восьмого класса запрещали ребенку пользоваться гаджетом. Он был белой вороной в школе, где у всех уже были мобильные телефоны. Это же тоже крайность?

О. Васильева:

- Это крайность. Но я сразу могу сказать, что ребенок вашего знакомого – удивительно сильный человек, если до восьмого класса он выжил и, наверное, выжил неплохо. Это тоже крайность, которой быть не должно. Но объяснение, почему этого делать не надо в большом количестве, должно быть с самого начала. Если вы ребенку говорите неправду… Самое страшное – говорить одно, делать другое, думать третье. Если вы таким образом на этой волне с ребенком общаетесь, результата не ждите. Вам нужно в любом случае объяснить, почему это нельзя, почему это сложно. Вы должны быть готовы к тому, что переходный период накроет вас в любом случае. И вы уйдете с главных мест. К этому надо готовиться. Это у каждого поколения. Поколенческий разрыв у каждого возраста.

Ученые знают, как эти вещи менее болезненно решать. Почему бы их не послушать? Мы не избежим переходного периода, сложностей его. Никто этого не избегал. Об этом нужно говорить. Взрослеющий человек не будет советоваться с вами, не потому, что он вас не любит, а потому что пришло то самое время, когда его дружеское окружение для него важнее, чем все ваши прекрасные слова, вместе взятые. Но к этому тоже нужно готовиться.

Мне кажется, мы сейчас вот что потеряли. Мы потеряли, но очень хотим это вернуть, что родитель – главный друг. Меня воспитывал как мой отец. Я была непростым ребенком. Но что бы в жизни ни происходило, ты можешь ко мне в любую секунду прийти, я тебя выслушаю и помогу. Я всегда знала, что есть место, куда я всегда могу вернуться, - это моя семья. И это всегда держало нас. Это отношенческие вещи, они тоже выстраиваются.

Возвращаюсь к вопросу Марии. Если это прекрасный психолог, специалист, наверное, надо обратиться.

М. Баченина:

- А вот это ушло из нашей современной жизни? В моей семье так по сей день, что в любом случае я и папа здесь, по любому вопросу приходи, мы всегда поймем, мы на твоей стороне.

О. Васильева:

- У многих семей здесь тоже проблемы. Когда ребенок взрослеет, становится подростком, ему кажется, что весь мир против него. Это так. И очень важно, чтобы в этом противостоянии всему миру остров был семейный, чтобы можно было туда вернуться в любом состоянии. Этому надо учиться и родителям, и детям. Это не приходи, этому учатся.

А. Милкус:

- Мы немножко ушли от темы советской школы. Я помню, когда вы пришли министром образования и науки, одним из ваших ярких заявлений в начале работы было, когда вы говорили о том, что ребенок в школе и убрать за собой может. Тогда на вас накинулись страшным образом. А сейчас все больше и больше родителей говорят: если мы говорим о возвращении к истокам, к советской школе, ничего плохого в том, что ребенок за собой уберет в классе после уроков. Может быть, идея возвращения трудового воспитания важна сегодня?

О. Васильева:

- Это называется самообслуживание. Многие школы по этому пути идут. У них есть и факультеты домоводства, кулинарии, и токарные станки, дети точно смогут держать в руках молотки, гвоздь забить. Но вопрос в другом. Если это дом, имеет ли ребенок возможность встать, знать, как правильно умыться, когда чистить зубы, как убирать свою кровать, как чистить обувь. Если он к этому дома приучен, для этого у родителей нет проблем. А когда девочка не знает, как стираются колготки, предметы личные в 9-10 лет, это уже наводит на вопрос: почему так? Значит, никто не приучал.

М. Баченина:

- А зачем? Машинка ведь стиральная есть.

О. Васильева:

- Не все даже самая суперлюксовая машинка стирает.

М. Баченина:

- Это была ирония. Когда вы говорили про шнурки, вы смягчили даже. Я совсем недавно напоролась на форум, где мамы семиклассников обсуждали, что стоит ли им по сей день покупать детям обувь с липучками, потому что со шнурками проблема, с завязыванием. И тут я поняла, что мой ребенок – вундеркинд. Я хорошая мать.

О. Васильева:

- Может быть, вам просто повезло больше.

А. Милкус:

- Я был на судне, у нас были кадеты – мальчики и девочки, уже девятиклассники, первый курс колледжа, у них была морская практика. Подходит девочка 15 лет, говорит: объясните мне, пожалуйста, как заправлять постель. Говорит: мне мама всегда заправляла. Это как?

М. Баченина:

- Чтобы мы не скатились совсем в бытовуху, точнее, оправдали этот разговор, потому что мне понятно, почему мы его ведем, глубинный смысл, я бы хотела, чтобы вы обосновали, почему это так важно. Ведь самообслуживание, по большому счету, сейчас все в доступе. Но с точки зрения духовного развития как это подкрепляет?

О. Васильева:

- Любая мелкая моторика очень хороша, хотя это тоже один из мифов, как говорят физиологи, но считается, что мелкая моторика должна присутствовать. Любое дело из разряда самообслуживания так или иначе системное мероприятие. Это он делает сегодня, завтра, послезавтра, убирает свою кровать. Только количество может перейти в качество. Особенно в области воспитания и обучения. Эта системность может дать результат.

Самое главное, как говорили все великие педагоги, у ребенка не должно быть хаоса. Ребенок точно должен знать, а родители должны ему в этом помогать, что он делает сейчас, через десять минут, через пятнадцать минут. Смена занятий, прочитайте Сухомлинского, это то, что очень важно. Каждая смена – это познавательно. Навыки – это игра. Игру моделируете вы, взрослые. Потому что в этой игре вы приучаете его к жизни. Не он играет сам по себе, а вы моделируете игру.

Марьяна Михайловна рассказала об уникальном случае, когда при огромном количестве игрушек ребенок сильно скучал. А когда хороший психолог сделал ему игрушку из носового платка, куколку, сделали вместе, играли вместе, придумали ситуации, в которых эта куколка была героем, другом, - жизнь засверкала красками. При этом – в зале, где стояло все, вплоть до дворцов. Вот ответ на вопрос.

Мы тоже увлекались. Я вспоминаю себя, молодую маму, мы читали Спока. У Спока было много чего ценного.

А. Милкус:

- Только легенда говорит, что умер он в одиночестве, дети от него отвернулись.

О. Васильева:

- Мы не знаем, почему.

М. Баченина:

- Были тренды. При первом материнстве я одно читала, потом начала другое читать. Сейчас понимаю, что все эти разговоры мне больше мудрости дают. Всему свое время.

А. Милкус:

- Что бы вы порекомендовали учителям, школьным управленцам и ученикам в начале нового учебного года?

О. Васильева:

- Я бы попросила всех нас - и родителей, и учеников, и учителей, - беречь друг друга и беречь себя. Относиться к людям ровно так, как хотите, чтобы относились к вам. Это Нагорная проповедь, ей очень много лет. Больше жалеть друг друга. Может быть, где-то уступать, там, где уступать совершенно не хочется. Терпимость – великое качество, мне кажется, оно приходит с возрастом. Еще 15 лет назад я бы такого не пожелала.

И от всей души поздравляю всех нас с новым учебным годом!

А. Милкус:

- Спасибо.