Конфликты в школах: кто виноват и что делать
М. Баченина:
- Здравствуйте, уважаемые слушатели. Это «Родительский вопрос»,Мария Баченина, Александр Милкус. Мы сегодня принимаем в гостях многодетную маму, директора и учредители некоммерческой образовательной организации МИРНО, кандидата педагогических наук, автора технологии бесконфликтного общения, помогает общению между учителями, родителями, учениками Наталию Сченснович.
А. Милкус:
- Месяц учебы заканчивается. Уже накопилось достаточно много школьных конфликтов. Это и конфликты между учениками, родителями, с учителями. Школа – место поля боя, можно сказать. В учительских пабликах просто битва с родителями. Мы решили позвать Наталью и попробовать разобрать классические конфликты. Не все конфликты в школе – это плохо. Поговорим, как разруливать те, которые плохо. Мы с Марией определили: есть конфликт между учителем и учеником, между учителем и родителями, между родителями и администрацией школы.
Н. Сченснович:
- А у меня такая классификация. Я все конфликты вне зависимости от того, с кем они происходят, подразделяю на бытовые и развивающие. Бытовые конфликты про то, что мы переходим на личности, упрекает друг друга, не ищем решения, а предъявляем претензии и самоутверждаемся, доказываем только исключительно свою правоту. Но у нас нет цели найти классное решение, идею, найти выход из трудной ситуации.
А вот развивающие конфликты – это классно. В целом наша жизнь – сплошной конфликт. Что утром съесть – это или это? Какой наряд выбрать? Мы все время в конфликте. Развивающий конфликт – это исключительно классная технология для обучения. Знаю – не знаю – хочу узнать. Если это развивающий конфликт, это всегда классно. Именно там находятся удивительно интересные решения для каждого конкретного человека.
М. Баченина:
- Как он выглядит. Мне понятно, что через конфликты личность развивается. Но приведите примеры развивающего и бытового конфликта.
Н. Сченснович:
- Развивающий конфликт выглядит следующим образом. Когда мы сталкиваемся с противоречием, понимаем, что так дальше нельзя. Родители и учитель приходят на встречу друг с другом и говорят: так больше нельзя. Потому что я вижу, что он получает двойки. Учитель говорит: а он еще и дерется. И они садятся за стол переговоров и думают, что и как мы можем сделать, чтобы ребенку стало легче. Мы смотрим на то, какого навыка ему не хватает. Он получает двойки за домашнее задание. Понятно, что, возможно, у ребенка не сформирован навык организации. Поэтому он не умеет планировать свое время. Он не делает домашнее задание, например. Или он дерется. Какого навыка у ребенка нет? Возможно, он не умеет договариваться, аргументировать, артикулировать какие-то свои желания. Поэтому важно с этим навыком поработать. Развивающий конфликт так и называется, потому что там происходит развитие отношений, идей, самого человека. В данном случае учителя и родителя.
А. Милкус:
- Мы берем эту же ситуацию: родитель и учитель садятся, потому что недовольны ребенком. Успеваемость, поведение и так далее. А вот классическая история, с которой ко мне обратился коллега по редакции. Второй класс, ребенок ходит в школу, учительница начальных классов невзлюбила его. Она его все время наказывает, ставит двойки, говорит, что он нехороший. И так происходит с доброй половиной класса. У учителя есть любимчики, а остальные – обуза, которую она просто тянет, терпит их, злится на них. Это маленькие дети. Родители на родительском собрании боятся ей слово сказать. Она не готова садиться за стол. Она обижается: я никогда голос не повышаю! Эти малыши врут. То есть родителей еще подталкивают не доверять своему ребенку. Я посоветовал перевести из этого класса ребенка. Но папа говорит, что ребенку нравится, у него друзья в этом классе, жизнь сложилась.
Н. Сченснович:
- Да, бывает такое. Я рекомендую родителям приходить к учителю, инициировать эту встречу, задавать очень сильные вопросы. Говорить от себя, о том, что я последнее время замечаю, что у моего ребенка понизилась самооценка, он не хочет в школу, он плачет, когда садится делать домашнее задание. До этого все было хорошо. Дальше родитель говорит: ребенок мне рассказывать то-то и то-то. Я вас не обвиняю, потому что дети могут додумывать, говорить неправду, они тоже страшные манипуляторы. Следующая фраза родителя этому учителю: я хочу с вами поговорить, что мы сделаем для того, чтобы ребенок захотел учиться, чтобы он с удовольствием бежал к вам на уроки, радовался встрече с вами и с таким же удовольствием прибегал домой?
А. Милкус:
- Этот этап уже пройден. Так уже говорили. Учительница говорит: я ничего не знаю, у меня все хорошо, я преподаю хорошо, это ваш ребенок обалдуй, вы им и занимайтесь. Многие наши родители боятся конфликтовать с учителем, потому что учитель отыграется на ребенке. Поэтому все сидят и молчат.
Н. Сченснович:
- Так и есть.
А. Милкус:
- Родители не готовы отстаивать свободу, уверенность…
М. Баченина:
- Они готовы. Им просто страшно за ребенка, потому что он беззащитен перед учителем.
Н. Сченснович:
- Поэтому родительское собрание предлагаю проводить по инициативе родителей, о ценностях, которые мы создаем для детей.
А. Милкус:
- И этот этап был пройден. Учительница отказалась проводить собрание вне расписания.
Н. Сченснович:
- Понятно, что ситуации разные. Можно пойти на разговор с руководителем, просто спросить, что она приумножает, когда она именно так ведет уроки, так разговаривает? Насколько ее политика и то, как она преподает, соотносится с ценностями школы? Действительно ли ценностью вашей школы является унижение детей, их заниженная самооценка? Если это не так, давайте как-то будет влиять на эту учительницу.
А если директор понимает, что она ничего не может сделать, она соглашается, что учителя в таких ценностях работают…
А. Милкус:
- А учителей не хватает.
Н. Сченснович:
- Да.
А. Милкус:
- Все-таки забирать ребенка из такого класса?
Н. Сченснович:
- Лично я перевела своего ребенка младшего, понимая, что данная школа не согласуется с моими ценностями.
А. Милкус:
- А как вы относитесь к тому, что многие родители считают: если жесткий учитель, кричит, чего-то требует, то это хороший учитель?
Н. Сченснович:
- Я категорически против. Просто категорически. Эта мотивация через стыд, через страх и через долг – это наихудшая мотивация, которая только может быть. Она работает здесь и сейчас, в данную минуту. Мы можем застыдить ребенка, он сейчас прекратит драться, но в долгую он не будет меняться. Это вызывает жуткие истерики, заболевания, неврозы и так далее. Я хочу работать через позитивную дисциплину, через осознанное изменение поведения ребенка. Это возможно. И через согласованные действия учителя и родителя. Собрались и подумали, что мы вместе можем сделать для ребенка. А не так: поговорите со своим ребенком, проконтролируйте домашнее задание. И вы сами виноваты.
М. Баченина:
- Надеюсь, что все реже и реже встречается, когда родитель приходит, его вызвали в школе. Его «отчитывает» классный руководитель или другой педагог. И в этой ситуации родитель зачастую становится на сторону педагога, школы и тоже начинает укорять, ругать своего ребенка. То есть не принимает его сторону. Какие последствия?
А. Милкус:
- В родителя вбито еще со времени его учебы: учитель всегда прав. И современный учитель сейчас очень обижается, если родитель не следует этой формуле. А ведь учитель не всегда прав.
Н. Сченснович:
- Эта позиция «я знаю, как надо» - самая страшная позиция. Бойтесь тех, кто знает, как надо. Тем более, в современном мире, когда все очень быстро меняется. И этим детям жить в этом мире будущего. И знать, как тебе надо, это страшно. Учитель может знать, согласно специфике своего предмета, как писать «жи, ши», как решать формулы. Но как жить этому ребенку, он знать не может. Это перекос, когда учителя этого не понимают. Когда родитель не является адвокатом своего ребенка – это самое страшное, что может быть в семье и для этого ребенка. Что бы там ни было, родитель – первый адвокат ребенка.
А. Милкус:
- Это стена и защита.
Н. Сченснович:
- Безусловно, что-то может быть не так. Ребенок может себя как-то не так вести, какие-то могут быть проблемы с учебой. Но для этого я и есть родитель, чтобы посмотреть на моего ребенка, посоветоваться с учителем. И подумать, что не так. Какие сложности у моего ребенка, какого навыка ему не хватает? Почему он постоянно теряет шапку? Вероятно, он не очень внимательный. Поэтому я буду работать над тем, чтобы он стал более внимательным, разными способами. Или ребенок дерется, задирается к своим одноклассникам. Я как учитель наблюдаю эту картину. Я буду внимательно смотреть, что происходит. Возможно, у него не складываются отношения с одноклассниками. Они его троллят, буллят. Это единственный способ у ребенка хоть как-то достучаться до своих одноклассников. Может быть, он потенциальный лидер, а никто его не замечает. И поэтому, выкрикивая с места, не по указке учителя, он хочет показать и сказать: я могу больше, спроси меня! Но учитель вызывает родителей и говорит: он уроки мне срывает.
М. Баченина:
- А учитель не понимает этого потенциального лидерства? Или из вредности, потому что он должен быть один на пьедестале?
Н. Сченснович:
- По-разному. Скорее всего, с учителями ментально все в порядке, они психически здоровы. Потому что они проходят ежегодную диспансеризацию. И я думаю, что им просто не хватает навыков, профессионализма. Они действительно не знают, почему дети дерутся. На мои практикумы, когда я провожу программу повышения квалификации, приходят тысячи учителей вот с такими глазами. Они не знают возрастную психологию.
А. Милкус:
- Процитирую Марьяну Михайловну Безруких, в недавнем прошлом директора Института возрастной физиологии Российской академии образования. Она много лет билась, из программ подготовки в педагогических вузах предмет «Возрастная психология, возрастная физиология» ушел. Или он был сокращен до абсолютно неприемлемого объема. Некоторые вузы сейчас это возвращают. Но системного обучения нет. А я думаю, что не только учителям, но и родителям надо знать хотя бы основные положения.
Н. Сченснович:
- У меня средней дочери 14 лет. Она в восьмом классе. В седьмом классе у них пубертат был в таком ярком виде. Учителя на родительском собрании говорили: ваши дети не учатся, они не хотят, они приходят в школу, только чтобы пообщаться. Я слушаю и думаю: эх, жалко, что ты не знаешь возрастную психологию. Потому что в этом возрасте, в 13-14 лет дети не должны хотеть учиться, они должны хотеть общаться. Потому что это ведущий вид деятельности. Если ты сожалеешь о том, что они не учатся, то это значит, что ты просто не знаешь.
А. Милкус:
- Буду говорить с позиции учителя. Вы знаете, как учитель в прошлом, что самые сложные темы по многим предметам у нас заложены как раз в седьмой-восьмой класс. Физика, химия, биология, без знаниях основ которых потом нельзя в одиннадцатом классе хорошо сдать ЕГЭ. Те, кто составляли программы, тоже не знают возрастной физиологии?
Н. Сченснович:
- Нет, те, кто составляли программы, более того, разработчики ФГОС, это очень умные люди. Они все прекрасно знали. Потому что преподавать физику очень важно не из самого предмета, а из личности ребенка. Каким ты становишься, когда ты знаешь то-то и то-то. Что для тебя становится возможным, когда у тебя будет получаться то-то и то-то, как это может тебе пригодиться в жизни. Ключевой вопрос, который очень беспокоит учителей, когда ребята уже переходят в этап, когда им надо подготовиться к профильным предметам, экзамены и так далее: я не сдаю ваш предмет, поэтому я заниматься не буду, я буду концентрироваться на другом предмете. И учитель, который завязан только на предметные результаты, всегда будет проигрывать.
А учитель, который завязан на личностных результатах, они прописаны во ФГОС, на метапредметных результат, он совсем по-другому ведет коммуникацию. Говоря ребенку: да, я понимаю, что ты сдаешь сейчас физику, поэтому история, возможно, не так тебе нужна, на первый взгляд. Но давай с тобой посмотрим вместе, какие навыки ты развиваешь на истории, которые точно тебе пригодятся на физике, математике? Это умение видеть причинно-следственные связи, логическое мышление. Как ты думаешь, на физике тебе это нужно? нужно. Вот давай тогда с тобой подумаем, как эта тема – реформы Петра I или причины Великой Отечественной войны – поможет тебе выработать вот этот навык, который точно тебе пригодится на физике. Но ведь учителя так не говорят.
М. Баченина:
- На это времени может не хватать.
А. Милкус:
- Если поменять методику преподавания, конечно. А у нас, наоборот. Я курирую программу «Медиакласс в московской школе». И я обратил внимание, что дети, которых собрали в этот класс, это дети, которым школа сказала, по сути дела, поставила на них крест: ты математику не знаешь, тогда тебе в медиакласс, в гуманитарии. Ты физику не знаешь, тебе в медиакласс. Я прихожу и говорю: для того, чтобы быть современным медиаспециалистом, работать с видео, с фото, с аудио, нужно знать хорошо физику, математику. Потому что это основа логики. А наша профессия – это логика. И у детей так лица сползают. Потом я говорю: ничего не потеряно, вы можете еще учиться. То, что вам не повезло, вам попался плохой математик или слабый учитель по физике, это ничего не значит. Вы еще можете наверстать, когда вы будете понимать, зачем эти знания вам нужны. И тогда они немножко меняются.
Н. Сченснович:
- Это именно так. И до тех пор, пока учителя не перейдут… Вот вы говорите: не хватает времени. А что, если первый урок в начале учебного года посвятить не тому, «как я провел лето», а посвятить целям: ради чего большего я пришел в эту школу? Что я хочу получить? И не про предметные результаты, а про их личностные. Я хочу стать более уверенным, более самостоятельным, более ответственным и так далее. И радоваться этим классным результатам.
М. Баченина:
- Нам пишут: «А вас не пошлют восьми-девятиклассники?»
Н. Сченснович:
- Нет, ни в коем случае.
А. Милкус:
- Вопрос в традициях школы. Если дети привыкли выражать свое мнение и понимают, что их слышат взрослые, тогда да. А если их с утра начинают с 1 сентября тюкать по голове: ты должен хорошо сдать ЕГЭ, конечно, другая мотивация.
М. Баченина:
- Я хотела бы этот блок начать с такого сообщения, которое пришло к нам. Мы с вами говорим о детях, растущих и воспитываемых в хороших семьях и учащихся в более-менее приличных школах (лицеях, гимназиях). Но как раз там конфликтов как таковых меньше на порядок.
Н. Сченснович:
- Неправда.
М. Баченина:
- Мол, все то, о чем мы говорим, не будет работать в региональной школе, где мало школ, где выбора мало.
Н. Сченснович:
- Я слышу сейчас выученную беспомощность (прошу прощения). Это такой эффект, когда человек, даже не попробовав, говорит о том, что нет, это не получится. Не знаю, от кого пришло это сообщение, от родителей или от учителя…
М. Баченина:
- Человек говорит, что он с педагогическим образованием.
А. Милкус:
- Скорее всего, учитель. Такой плач Ярославны слышен сразу.
Н. Сченснович:
- Мы уважаем его позицию. Потому что, безусловно, есть определенный страх перед новым. Этим и вызвана эта реакция. Поэтому я прошу вас, ни в коем случае не обижайтесь на мои слова, это совершенно нормальное состояние любого человека, которому говорят: слушай, вот так не надо делать, теперь нужно делать вот так. И он будет говорить: ой, нет… И так далее.
Так вот, друзья, точно могу сказать, что на моем опыте (я работаю с регионами очень много, работаю и со странами нашего ближайшего зарубежья), вне зависимости от того, откуда этот ребенок, из какой он семьи, в какой школе он учится, если начинают говорить про него, если что-то происходит важное именно для него, то этот ребенок открывается, начинает воспринимать все то, о чем мы говорим. И это, друзья, работает. Просто нужно пробовать. И этому надо учиться. Алгоритм – раз, два, три, четыре. Этому надо учиться. Конечно, будет именно такая реакция.
А. Милкус:
- Несколько лет назад в Институте образования Высшей школы экономики выпустили книжку «Поверх барьеров», я там тоже участвовал. Там 13 примеров школ, находящихся в сложных социальных условиях, и как коллектив, собравшись, научившись, вышел из этой ситуации с честью, и ребята стали успешными. Одна из этих школ находится в тяжелом рабочем районе, где закрыто предприятие, где родители в основном алкоголические, живут в общежитии, дети, естественно, в школу не очень ходили и т.д. И вот туда пришла такая очень активная команда. Они наладили сотрудничество с местными органами власти, с управлением полиции. Приходили полицейские, объясняли им: если вы делаете так, то мы к вам придет вот так-то. Иногда и так нужно.
Они разработали целую технологию работу с этими сложными детьми. И эти ребята увлеклись какими-то проектами, которые делала эта школа. Им, может быть, не хватало одежды, может быть, они приходили в школу голодными. Но в школе знали, кто приходит голодным, они их подкармливали. И дети поняли, что единственное место защиты, обучения и развития – школа. Не все, может быть, несколько человек, но школа в течение 5-7 лет превратилась в такой оплот для тех ребят, которые живут в этом районе.
М. Баченина:
- Когда вы это описываете, мне рисуется такая камерная школа. А если мы говорим об огромных школах. Или я неправа, и в огромных масштабах это тоже работает?
А. Милкус:
- Огромных школ на самом деле не так много, кроме как в Москве. А в Москве мы говорим про то, что социальные условия немножко другие.
Н. Сченснович:
- Александр сказал ключевую фразу – команда. Только команда. Когда учитель, например, прошел мои программы, обучился, потом приходит, дает мне обратную связь и говорит: «Вы знаете, Наталия Евгеньевна, а мне мои коллеги говорят: «Да зачем тебе это нужно, что ты придумала? Да ладно тебе, давай, как раньше». Ведь если увидит директор то, как она теперь по-другому работает, он ведь и их тоже будет склонять к этому.
М. Баченина:
- Или скажет: «Не усложняйте нам жизнь».
Н. Сченснович:
- Именно. Поэтому команда – это ключевое слово.
А. Милкус:
- У меня был забавный случай. Я подарил эту книжку директору одной из ведущих школ в Рязани. Директор посмотрела и говорит: «Слушайте, Александр Борисович, а что такое школа, находящаяся в сложных социальных ситуациях?»
М. Баченина:
- Я тоже не очень понимаю.
А. Милкус:
- Я говорю: «Я понял, у вас такой ситуации нет».
М. Баченина:
- Я полагаю, каждый, кто не работал в таких коллективах, вряд ли может глубинно осознать, о чем мы говорим. И поэтому каждый понимает на своем примере. Я училась в свое время в элитной школе, она была одна на весь город, английская элитная школа. Затем я, рассорившись с учителями, попросила меня перевести, наверное, в эту социальную… Полусоциальная она была.
А. Милкус:
- В сложных социальных условиях.
М. Баченина:
- Да. И я там была звездой. Но дело не в этом. Дело в том, что я очень хорошо помню, достучаться до учителя невозможно. То есть именно эта позиция «учитель всегда прав», она работала абсолютно против отношений учителя с учеником. Потому что ты не имел права голоса, хотя хотел его иметь. Потому что порой ты был вообще ни в чем не виноват. Сейчас такие ситуации тоже остались, просто учителя более отрешенные, и говорят: «Слушайте, вы разберитесь со своим ребенком». То есть это не его ребенок, а ваш ребенок.
Как усадить учителя за этот стол переговоров, о котором вы говорили в самом первом блоке?
Н. Сченснович:
- Как мне кажется, ключевой повод, для того чтобы учитель все-таки захотел научиться управлять конфликтами и сесть за стол переговоров, это желание получать удовольствие от работы, желание иметь только развивающие конфликты на уроках и вне их. И получается вот это профессиональное счастье. Если учителю этого хочется, тогда этот учитель начнет учиться и начнет хоть что-то делать. Если учитель в позиции жертвы – «нас не уважают, нас не любят, заставьте их нас уважать, у нас авторитет, образовательная услуга»…
А. Милкус:
- Наоборот, образовательной услуги у нас теперь нет, мы ее вымарали из всех законов.
Н. Сченснович:
- Да. Вы можете себе представить, сколько денег сейчас государство потратит, для того чтобы изменить законодательные акты, чтобы убрать эту фразу и т.д. Просто потому, что учителя, они ведь даже не читали определение, что такое образовательная услуга.
А. Милкус:
- А нет образовательной услуги. Вот принимали недавно закон о том, чтобы изъять из законов фразу «образовательная услуга». Но дело в том, что в Законе об образовании 2012 года, который до сих пор действует и который собираются обновить и т.д., этого словосочетания нет. Поэтому мы боремся непонятно с чем – «А давайте мы уберем образовательную услугу». Внутри себя надо вести себя так, чтобы вас не воспринимали как человека, который предоставляет услугу.
М. Баченина:
- Давайте вернемся к конфликтам. Александр Борисович привел пример, когда второклассника гнобит учитель (буду называть вещи своими именами). Если в районе нет других школ, которые удовлетворяют меня как родителя этого второклассника, да я и не хочу, потому что я здесь живу, мне комфортно, что же мне делать тогда?
Н. Сченснович:
- Я как мама пойду до конца.
А. Милкус:
- До конца – это куда?
М. Баченина:
- И как сделать так, чтобы мой ребенок не оказался между молотом и наковальней?
Н. Сченснович:
- Я пойду, естественно, на разговор с руководителем – одним, вторым. Я буду делать все возможное, для того чтобы прояснить, какие ценности школы. Мы вообще про что здесь и сейчас? Мы что приумножаем, какие ценности создаем для детей? И когда учитель себя так ведет, он чему на самом деле учит ребят, он что для них создает? Я пойду вот с такими разговорами. Я не пойду с кляузами, на сайт и т.д., я пойду с серьезными, ценностными разговорами к руководителю и к этому учителю. Но наши родители тоже этого боятся, и они не знают, как разговаривать. Потому что иногда учителя важно отрезвить и сказать ему (но только не по-хамски): ты что делаешь, ты что творишь?
М. Баченина:
- Ну да, и не угрозами.
Н. Сченснович:
- И не угрозами, а через это понимание, какую ценность мы создаем для детей.
М. Баченина:
- Вы в это верите, Наталия? Я, например, давно не верю в то, что можно достучаться до того, кто обижает второклашку.
Н. Сченснович:
- Я этому обучаю. Я в это не просто верю, я вижу результаты, вижу эффекты. И все равно есть случаи, когда это не срабатывает. Тогда мы говорим о профнепригодности человека, о профессиональном выгорании этого учителя. И это тоже может быть.
А. Милкус:
- Вопрос в том, что тогда возникает проблема – что делать? Потому что учителя у нас перегружены. Вот вчера я разговаривал с учителем. 33 часа в неделю при норме 18. Это практически две ставки. То есть он просто не в состоянии даже включиться в какие-то конфликты. Ему надо готовиться к уроку, нужно заниматься повышением своей квалификации (потому что это обязательно), проверять тетради. В общем, это очень большая нагрузка.
А. Милкус:
- Я говорил про загрузку учителей. Мы от них, на мой взгляд, слишком многого хотим (хотя, наверное, и справедливо иногда). Наталия, вы сказали, что, с вашей точки зрения, есть два вида конфликтов – бытовые и развивающие. Я подумал, что есть развивающие конфликты немножко другого плана. Мы затрагивали уже тему подростков, когда подростки друг с другом конфликтуют, особенно в пубертатный период, это и есть, на мой взгляд, такая социализация и развитие. Это конфликты из-за девочки (у меня в школе такой был), конфликты между мальчиками, кто сильнее, кто брутальнее и т.п. Как школе относиться к этому? Или это мы выносим за рамки школьной жизни?
Н. Сченснович:
- Школа – это место, где дети учатся общаться. Тем более в пубертат, когда это их ведущий вид деятельности. Если школа, если учитель, если это пространство не помогает им научиться все это делать…
А. Милкус:
- А как? У школы задача – учебный план, а не выстраивать отношения у ребят.
Н. Сченснович:
- Неправда. Когда учителя начинают это говорить, я всегда говорю: друзья, читайте ФГОС, пожалуйста. Во ФГОСе все прописано. Там триединые результаты – предметный, метапредметный и личностный. И если школа заточена только на учебный план, для того чтобы научить их писать «жи», «ши», это значит, школа не выполняет ФГОС. Поэтому это неправда, школа должна это делать.
А. Милкус:
- В пубертатный период часто школа или друзья являются спасением. Потому что так природой заложено, что начинается деление взаимоотношений между родителями и ребенком. Ребенок приходит в свою комнату, закрыл дверь – «Ко мне не заходите». Он играет с утра до вечера, она пошла в короткой юбке и т.д. У нас была очень интересный психолог, Наталья Кандыбина, она сказала, что есть такая история, исследователи дали родителям понюхать запахи маек. Так вот, самый противный запах – это был запах их детей. Потому что в природе было заложено, что пора отдаляться. И получается, что у детей в это время колледж или школа – это единственный островок, где они могут получить какую-то отдачу от учителя, от своих сверстников. Как здесь настроить, как дать возможность школе понять, что самый опасный, самый сложный период, когда можно сорваться неизвестно куда. У меня был учитель русского языка, который меня и вывел в журналистику. Потом мы с ним встречались, лет через 10-15, он говорил: «Я видел, что если бы ты не пошел ко мне, ты бы пошел в уличную компанию». Ну, у меня были друзья, такие «правильные пацаны», и неизвестно, где бы я оказался. И вот он понял и начал меня вытягивать, подтягивать. В результате я пошел в журналистику. Но это же не задача учителя.
М. Баченина:
- Кстати, если учитель чувствует, как в этом примере, что на нем гражданская ответственность вытянуть Сашу, Васю, Леню, Петю и Сережу, а не просто его обучить, таких учителей мы читаем классными и помним всю жизнь.
Н. Сченснович:
- Именно так. Я, например, считаю, что это неправда, если учитель говорит, что это не моя задача. Нет, конечно. У родителей в пубертат вообще нет шансов стать важными взрослыми. А у учителя есть этот шанс, вы правильно сказали. Поэтому, как только учитель начнет любопытствовать по поводу ребенка, замечать у него что-то, но при условии, как вы правильно сказали, если у него на это есть время и силы. При нагрузке в 36 часов это практически невозможно. Потому что ему нужно хотя бы качественно подготовиться к урокам.
И когда меня спрашивают, что можно делать в этой ситуации, я всегда рекомендую. Первое. Начинайте использовать потенциал родителей и потенциал детей.
А. Милкус:
- Это как?
Н. Сченснович:
- Потому что учителя ныне превратились в аниматоров. Они всё готовят для них, за них, они придумывают какие-то чудесные уроки, они подбирают какие-то видео, какие-то игры и т.д., а дети приходят и потребляют. А моя технология и моя вариант именно методики преподавания заключается в том, что я использую потенциал ребят. Принцип перевернутого класса, когда они непосредственно дома изучают теоретические моменты, а на уроках мы делаем классные проекты вместе.
Как я использую потенциал родителей, например? Когда на родительском собрании мы определяем, какими мы хотели бы видеть детей, и что мы как родители и мы как школа можем сделать для них, чтобы они такими стали. И родительские собрания не про то, чтобы отчитать, рассказать, что и как школа делает. И про это тоже, конечно, но ценное время уделить именно поиску интересных решений, как мы поможем детям стать вот такими. Дети хотят быть важными, они хотят участвовать. Мы, учителя, не даем им это сделать.
Самый простой пример. Организация «огонька» по случаю какого-нибудь праздника. Ведь что делают родители и учителя? Они же делают детей потребителями.
А. Милкус:
- Они собираются и договариваются, как должно быть.
Н. Сченснович:
- Да. А если учитель просто запустит эту идею ребятам, естественно, поддерживая их…
А. Милкус:
- Но они же неправильное что-то предложат.
- Да. И до тех пор, пока бытует это убеждение, оно так и будет. Поэтому, чтобы они пришли к директору, договорились о разрешении этого «огонька», чтобы они распределили, кто и что делает. И начинается уже совсем другая история жизни этого учителя. Используйте потенциал ребят, они хотят этого и они к этому готовы, особенно современные дети.
М. Баченина:
- Когда крайний момент, когда ты понимаешь, что надо менять школу?
А. Милкус:
- Я называю это «эвакуировать из школы».
Н. Сченснович:
- Трудно сказать. Не дай бог, упустить что-то. С младшим сыном у меня этот триггер был четко проявлен. После разговора с директором этой школы. Когда я поговорила, я поняла – всё, это не мои ценности, я не готова. Мы доходили неделю – и всё, я забрала документы.
М. Баченина:
- Как не обесценить учителей в целом в глазах твоего ребенка? Мой сын учится на заочном. Я смотрю лекцию и иногда ловлю себя, что при нем говорю: «Господи, бездарь, к другому идем». И я понимаю: что же я делаю, что я говорю? Да, это не талантливая лекция, она неинтересная, я могу это оценить, потому что у меня тоже есть педагогический опыт, и я могу найти интересное, и вижу, как это работает на нем же. Но потом думаю: так, наверное, нельзя при ребенке.
Н. Сченснович:
- Она неинтересна для вас, потому что вы особый человек, у вас особый темперамент, у вас особый принцип восприятия. Но наверняка найдутся люди, которым именно такая манера будет интересна.
М. Баченина:
- То есть держи свое мнение при себе?
Н. Сченснович:
- Да, не обобщать. Чтобы не обеспечивать учителей. И это очень важно, дорогие родители, не надо их обесценивать. Мы все очень разные, и для каждого конкретного подходит свой учитель. У меня столько учениц, которые стали учителями английского, потому что они хотели быть такими, как я, и были ученики, которые говорили: «Вы знаете, вы очень яркая, очень быстрая, я не успеваю за вами». Мы все очень разные. Эта лекция не подходит для вас, потому что вы такой человек, но она подойдет явно для другого.
М. Баченина:
- Очень хороший совет и мнение.
А. Милкус:
- Мы очень разные, и надо уметь слушать друг друга, понимать и уважать. Это первое, это главное в школе. И второе. Нужно понимать, что есть развивающие конфликты, что не каждый конфликт – это трагедия, можно учиться на конфликтах, только не доводить их до какого-то истеричного состояния. Можно развиваться с помощью конфликтов, только понимая, что эти конфликты находятся в таком вакууме или, как говорят, в пузыре, который не будет уж сильно травматичен для ребенка.
Н. Сченснович:
- Да. И это ключевой вопрос – что такого важного для меня происходит в этом конфликте, чему я учусь, что я получаю для себя? Когда я задаю себе эти вопросы, я получаю сигнал для изменений. И этому детей надо учить, вот этих подростков, о которых мы с вами говорили, они ждут этого от нас.
А. Милкус:
- Я рассказывал про книжку «Поверх барьеров» о школах, оказавшихся в сложных социальных условиях. Эту книжку бесплатно можно скачать. Я не делаю рекламу какому-то коммерческому продукту. Эта книжка доступна, вы можете ее по поиску найти и скачать себе в электронном виде. Для учителей и, наверное, для родителей было бы полезно, потому что там абсолютно разные истории, которые могут вам помочь наладить отношения в вашей школе. Я могу вот такой совет дать.
Н. Сченснович:
- Да, безусловно.
М. Баченина:
- Получается, что надо учиться. Наталия, на вас где-то можно подписаться?
Н. Сченснович:
- Конечно. Я очень активный блогер. В Telegram – «Mirno» латиницей набираете, а ВК – «Mirno_dpo».
М. Баченина:
- Спасибо.
