Папины дети. Все отцовские роли в жизни детей

М. Баченина:

- В эфире «Родительский вопрос». Меня зовут Мария Баченина. Вместе со мной Александр Милкус, автор и ведущий программы. У нас в гостях клинический психолог Иван Алименко.

И. Алименко:

- Здравствуйте.

М. Баченина:

- Мне в последнее время все чаще и чаще попадается на глаза такая тема – роль отца в воспитании детей. Говоря по-простому, на фига нам нужен мужик? Это я от такой коллективной женщины заявляю. Учитывая, что количество разводов сейчас превышает количество сохраненных браков, этот вопрос достаточно актуален. Оговорюсь, что я не сторонница такой постановки вопроса. Как иногда рассуждает женщина? Я могу родить. Я могу воспитать. Трудно, но могу. Зачем тогда, спрашивается? И все эти разговоры, что роль отца в становлении ребенка, особенно мальчика, как-то уходят на задний план.

А. Милкус:

- Мне кажется, эти идеи изначально оппортунистические. И я думаю, что большинство женщин, которые вынуждены рожать и быть матерью-одиночкой, не от хорошей жизни так живут. Потому что они не нашли спутника жизни, человека, который был бы рядом, когда их ребенок. Думаю, большинство людей прекрасно понимают, что детей должна растить семья.

Другое дело, когда нет подходящего мужчины, нет семьи, а возраст подходит. К сожалению, это такой трагический форс-мажор. С другой стороны, у нас есть устоявшееся словосочетание – «она ему родила». Такие языковые конструкции отражают отношения в обществе. У нас нет «мы родили». Очень редко это произносится. «В нашей семье родился». Как правило, женщина или теща говорит: она ему родила. И это тоже трагическая история, в которой не звучит слово «мы», «совместно». Почему так происходит?

И. Алименко:

- Я бы начал с того, что хотел бы немножко понизить градус ужаса. В России примерно на десять браков приходится семь разводов. Все-таки браков у нас больше, чем разводов. Кто-то же доживает до смерти в один день, не все же расстаются. Есть люди, которые расстаются из-за того, что кто-то из партнеров со старостью умирает. Поэтому браков у нас больше, чем разводов. И это радует.

Что можно сказать о разнице между позициями мужчины и женщины к детям? Изначально она есть. Если мы говорим о генетическом и биологическом смысле, то у мужчины нет потребности в продолжении рода на биологическом уровне. У мужчины есть потребность в оплодотворении. Это инстинкт, который мужчина реализует в жизни женщины. А у женщины есть потребность именно в продолжении рода. Ей хочется забеременеть. Поэтому не «мы рожаем», а «она рожает», или она говорит «я рожаю». Потому что мужчина оплодотворил и он биологический смысл своего предназначения в плане размножения реализовал.

У мужчин потребность в детях больше социальная. Это определенный статус: посадить дерево, построить дом, родить сына. То, о чем говорят наши многовековые традиции. Поэтому женщина рожает, в первую очередь, для себя. Потому что ей так природой велено. У нее есть генетика на эту тему. А мужчины есть задача оплодотворить, и он тоже ее реализует. Так что в генетическом плане мы, действительно, разные.

Но люди спаривались, создавали устойчивые пары эволюционно, на протяжении всей истории человечества. Многие высшие животные создают пары. Кто-то создает более устойчивые пары, как лебединая верность. У кого-то пара на сезон создается. Есть какое-то стадо, племя, общность высших животных, в том числе и человека, и внутри этой общности создается еще пара – семья. Семья – это тоже эволюционный механизм, когда у женщины, у самки человека, если рассматривать в биологическом смысле, беременность в поздней стадии или маленькие грудные дети, она становится беззащитной. И мужчина в биологическом смысле нужен женщине, в том числе, гормон окситоцин – гормон привязанности. Есть еще интересный гормон, он вырабатывается у мужчин и женщин, называется вазопрессин. Это гормон верности, как его называют. По исследованиям, у женщин вазопрессина больше, чем у мужчин, просто на уровне молекул. Инстинктивно женщина стремится к более стабильным отношениям с мужчиной, потому что она понимает на уровне биологии, что она беззащитна на последних стадиях беременности и с маленькими грудными детьми.

У мужчин тоже есть этот гормон. Поэтому мы создаем пары, нас тянет в эти пары. Нам хочется создавать эти пары, нас туда несет. Как говорится, «любви все возрасты покорны», «жить без любви, быть может, просто, но как непросто без нее прожить». Поэтому биологические механизмы устойчивых пар у людей есть. Это защита потомства, это лучшее выживание потомства, лучшее кормление потомства, это эволюционное преимущество конкретно моих генов, которые я, как мужчина, лучше защитил, лучше содержал, лучше вылечил, лучше выкормил. И мои гены распространяются по планете. Это один из биологических смыслов сохранения вида. Такая конкуренция. Пары есть, пары будут, и всех туда тянет, несет. И функция мужчины однозначно была, есть и будет и в жизни женщины, и в воспитании детей.

А. Милкус:

- Я буду тут на стороне мужчин. В комментарии нашего эксперта не прозвучало важное слово – любовь. И женщина, и мужчина любят свое потомство, любят друг друга. Тогда создают пару. Можно объяснять это какими угодно гормонами, привязанностью и вообще историей социальной, но я считаю, что говорить, что основная роль мужчины – это оплодотворил и пошел дальше, мне кажется, что, по крайней мере, в современном мире это не так.

М. Баченина:

- Там говорилось о биологической роли мужчины. Не социальная.

И. Алименко:

- Мы же сейчас не разбираем полностью все роли. Мы говорим, что биологическая роль есть. Конечно, любовь основана на гормонах. Все наши эмоции имеют гормональную и нервную структуру. Любовь – это не эфемерное чувство, которое летает как розовая энергия. Она существует на уровне работы нервной системы, эндокринной системы, системы наших гормонов. Когда мы живем длительное время вместе, у нас формируются привязанности. Они сформированы как условные рефлексы. Когда есть повторяющееся поведение, еще позитивно подкрепленное поведение – хорошим сексом, лаской, нежностью, заботой, - это позитивное подкрепление. Конечно, это формирует мощные устойчивые нейронные связи. Формируется семейная ячейка. Со временем чувство любви и страсти перерастает в зрелые чувства, когда включается кора головного мозга, любовь заменяется на ту же любовь, но только взрослую. В виде заботы, ответственности, уважения, сопереживания друг другу и благодарности. Таких высших эмоций, на которые способны только зрелые личности, зрелые люди.

Но если мы говорим о функции мужчины, изначально функция биологическая, потом функция защиты, помощи физической. В древние времена это была физическая защита, добыча пищи, а в современное время – добыча денег, жилье, безопасность.

М. Баченина:

- Но эти семь семей из десяти как же тогда без защиты, кормления?

А. Милкус:

- Это же не значит, что эти семь пар из десяти, которые развелись, они потом не составили другие пары.

И. Алименко:

- Конечно. Чаще всего ведь разводятся не с совсем маленькими детьми, а попозже. Есть разные случаи, но в основном маленькие дети удерживают отношения и с точки зрения заботы, и с точки зрения инстинкта, ответственности. Но функцию защиты сейчас взяло государство и общество на себя. И женщина, которая получила больше прав и свобод, действительно, может опираться на функции государства и общества в том плане, что она уже не будет, как в средние века, признана какой-то женщиной второго сорта, когда она совершенно вылетала из функции безопасности социума, ее уже серьезно не воспринимали. Ее бросили, она разведенка, и это уже второй сорт. Сейчас функцию защиты мужчины в древние времена взяла на себя мораль, законы. Женщине теперь легче опираться. Может быть, это и правильно.

Потому что есть статистика, что до условной легализации разводов, которые произошли в девяностые годы (в советское время разводиться было непорядочно), между прочим, снизилось количество убийств на бытовой почве. Люди плохо жили вместе, люди должны иметь право выбирать для себя более комфортную судьбу. Вопрос только в том, какая роль будет в жизни детей, чем заплатим за это.

М. Баченина:

- Есть исследования, что если родители хотят развестись, надо потерпеть до того, как ребенку исполнится три года.

А. Милкус:

- Я считаю категорически, что это неправильно. Если там уже градус взаимоотношений накалился, ребенка надо эвакуировать и спасать. Если родители могут договориться.

М. Баченина:

- Потерпите, если можете.

И. Алименко:

- Если там физическое насилие, крики, вопли.

М. Баченина:

- Два цивилизованных человека, которые разлюбили друг друга.

А. Милкус:

- Боюсь, что ребенок и в трехлетнем возрасте, и в годовалом возрасте, и в пятилетнем возрасте прекрасно чувствует, когда родители не любят друг друга, когда это все выплескивается на него.

И. Алименко:

- Давайте разделим людей с нарушениями личности, которым надо к психиатру идти, которые не могут при маленьком ребенке вести себя цивилизованно. Это у них проблемы ядерные, на уровне ядра личности. Если люди разлюбили друг друга, но у них есть зрелые эмоции, например, ответственность, то я здесь Марию полностью поддерживаю – можно и потерпеть. Выстроить уважительные отношения друг с другом как родителей. Не обязательно выстраивать отношения как любовников или мужа и жены, но можно выстраивать отношения как родителей.

В три года, по возрастном психологии, это научные данные, происходит первый и самый серьезный кризис развития личности. Это кризис становления эго, становления «я» - сознания и самосознания. До трех лет считается, что ребенок воспринимает себя как центр вселенной, а окружающие объекты, предметы, субъекты воспринимает как части себя, как аватары. То есть маленький ребенок как управляет своими аватарами – родителями? Он считает их частью себя, если ему год, полгода, полтора года, ему кажется, что он может их заставлять. Ему захотелось, чтобы аватар принес ему конфету. И он кричит – аватар тащит ему эту конфету. Аватар исполняет его пожелания. И только в три года формируется осознание себя как сознательного субъекта. И осознание родителей как сознательных субъектов. Это общепсихологические данные, то, что согласовано с нейробиологами, которые говорят о развитии коры головного мозга.

Поэтому для ребенка разрывы до трех лет, например, жил с родителем, потом родитель ушел из семьи. Если не жил, там ничего такого радикального не происходит. А вот если жил, то эти разрывы привязанностей будут формировать повышенную тревожность. Есть такая структура в мозге – миндалевидное тело. Есть уже данные, что миндалевидное тело будет увеличено в размере у этого ребенка, который переживет резкие разрывы привязанностей. Ребенок вырастит с тревожным, фобическим ядром личности. И это будет усугублять у него развитие неврозов, психосоматики и зависимостей в будущем, в том числе. В том числе, и созависимых нездоровых отношений в его жизни.

Поэтому до трех лет, действительно, это так и есть, а оптимально – лет до шести-семи, там еще более спокойный период наступает. Но до трех лет, я поддержу, я считаю, что люди, которые принимают решение завести ребенка, если они эмоционально зрелые люди, они приняли решение жить в месте, конечно, три года – это важный срок для того, чтобы меньше навредить ребенку. Здесь лучше понимать последствия. Конечно, если люди психопаты, если ребенку угрожают физически и морально, то здесь опека должна действовать и соответствующим образом реагировать.

А. Милкус:

- Что происходит с развитием ребенка, его головного мозга после трех лет. Первый кризис в три года, второй – в шесть лет. Третий – уже подростковый.

И. Алименко:

- В шесть-семь лет происходит небольшой кризис. Это кризис формирования воли, когда ребенок готов в школу идти. Дети готовы учиться с трех лет мозгами уже, а вот усидчивости у них не будет. Они не будут сидеть по сорок минут на уроках. Когда формируется уже волевая регуляция поведения, развиваются лобные доли коры головного мозга, то разрывы, разводы и «эдипов комплекс», как раз функции отца в воспитании не только мальчика, но и девочки очень важные, иногда даже сильнее, в плане их судьбы и будущих близких отношений, как девочка будет выстраивать семейные отношения.

Когда формируется воля к шести-семи годам, волевая регуляция поведения, ребенку становится гораздо легче дождаться, когда отец придет, если они развелись, когда он позвонит. Не воспринимается отвержение как здесь и сейчас, навсегда. Я могу регулировать свои эмоции, я могу через лобные доли коры головного мозга, не травмируя свою психику, не через страх, а через волевую регуляцию понять, что я могу потерпеть немножко. В этом плане шесть-семь лет самый спокойный период. Причем лучше это делать с шести до одиннадцати. Потому что в подростковом возрасте тоже уже будут сложности.

А. Милкус:

- Вы подчеркнули роль отца в становлении девочки, в развитии девочки. У меня был близкий друг, военный, высокий, с громадными кулачищами, мужчина – альфа-самец. И у него был сын, он занимался восточными единоборствами, хорошая семья. И как-то на вечеринке мы разговорились. Он сказал: я себя лишил возможности дальнейшего оплодотворения, провел медицинскую операцию. У него жена, хорошая семья, разводиться не хочет, второго ребенка не хочу. Я спросил: зачем это надо? Он ответил: если у меня родится девочка, я буду ее растить, у нее будут красивые платьица, красивые бантики, а потом она вырастет, и я должен буду ее отдать какому-то чужому мужику. Это страшно, я же его убью!

М. Баченина:

- У вас стереотип, что только такие великаны русские могут так считать?

А. Милкус:

- Он самодостаточный, обеспеченный, человек, который готов предпринимать решительные действия. Я поверил, что он обидчика своей виртуальной дочери может действительно…

М. Баченина:

- Мой папа, его уже нет с нами, был противоположностью того типажа, который описал Александр. Папа мой среднего роста, достаточно стройного телосложения. Он никогда не был богатырем. И абсолютно интеллигентной наружности. Он был очень лояльным, коммуникабельным, его люди любили. Я даже не могла допустить, что этот человек не найдет общего языка с моим женихом и впоследствии мужем. Но это случилось. При том, что мои родители находили всегда общий язык со всеми моими «женихами». Я никогда не боялась их знакомить, привести в гости. А тут – нашла коса на камень. И меня это поражало всю жизнь, пока папа не ушел от нас.

А. Милкус:

- Мы всегда говорим, что конфликтная часть семьи, как правило, женщина. Иван подошел к тому, что для становления девочки роль отца, мужчины, может быть, и важнее, чем роль мамы, женщины.

И. Алименко:

- Немножко расставлю границы. Я не сказал, что роль матери меньше. Я сказал, что роль отца в жизни девочки может быть важней, чем роль отца в жизни мальчика. Я не говорил про важность роли женщины. Я не согласен с вашим утверждением, что женщина является главной причиной конфликта. Я тут против любых сексистских заявлений. Я с уважением ко всем личностям отношусь. Ваши примеры как раз и говорят о том, что мы говорим о человеке социально успешном, но психологически закомплексованном. Вместо того, чтобы адекватно порадоваться счастью дочери, мы видим, как отец боится своей собственной безумной, немотивированной ревности. Что я буду настолько ревновать, что я его убью. Кого? Человека, который будет любить твою дочь, ты будешь убивать? Вместо того, чтобы порадоваться, ты будешь ревновать.

Эта тема как раз и говорит о том, что не был пройден эдипов комплекс. То есть там остались фиксации психологические. Эдипов комплекс – это патологически ревнивые отношения с ребенком противоположного пола. Это как раз та самая роль отца в жизни не только мальчика, но и в жизни девочки, которая иногда важнее, чем в жизни мальчика роль отца, на тему того, что нужна ли полная семья или нет.

Что говорит психоанализ на тему эдипова комплекса? Он простирается как раз где-то с трех до шести лет, примерно в этом периоде. С чем он связан? Все высшие животные, в том числе человек, которого я отношу к высшим животным, имеют такую форму развития детенышей как игра. Детеныши через игру определенным образом тренируют взрослые взаимоотношения – охоту, ухаживания, умение отстаивать свою территорию, границы. Высшие животные очень много играют. И дети играют тоже. Эти игры основаны, в том числе, на гормонах. Гормоны регулируют наше поведение эмоциональное. Не только мозг чего-то хочет, есть еще то, что дает топливо нашему поведению, обычно это гормоны.

Считается, что где-то с трех до шести лет у детеныша человека – у мальчика и у девочки – формируется гормональный всплеск. Определенное развитие сексуального поведения. Это некоторая тренировка сексуального поведения. И мальчики начинают активно заигрывать с матерью. Маменькин сынок появляется. Девочки активно заигрывают с отцом. Появляется папина дочка. Часто семья сталкивается с тем, что ребенок манипулятивно начинает выстраивать принципиально разные отношения с отцом и матерью. С матерью сын такой покладистый, хороший, а с отцом начинается жесткая конкуренция. В конце концов отец не выдерживает и может сказать: иди, сама с ним договаривайся. Или наоборот, девочка заигрывает с отцом, а с матерью начинает очень жестко реагировать. По сути, это такая тренировка половой конкуренции. Понятно, в биологическом смысле животные конкурируют за партнера, за генетический материал.

М. Баченина:

- Я понимаю, что все это заложено эволюционно.

И. Алименко:

- Эволюции человечества сорок тысяч лет, а эволюции рода homo миллион лет. Это несравнимые вещи, если мы обратимся к биологической теории.

Что во время эдипова комплекса должно происходить в семье? Если мальчик начинает тянуться к матери, он ласковый, нежный, тактильный, мальчики часто говорят: когда папа умрет, я на тебе женюсь. Девочки очень лояльны к мужчинам, они такие эротизированные бывают в этом возрасте, заигрывают, подглядывают, флиртуют. Они этого не понимают до конца, они это делают по наитию, по инстинктам. Какая роль мужчины в жизни девочки? Мужчина должен быть максимально тактильным. Он не должен бояться сам вот этой эротизации дочери. Обниматься, целоваться. Есть табуированные зоны, например, грудь и пах у женщины и пах к мужчины, это трогать и смотреть туда нельзя. Это табуируется. А вся остальная тактильность – ласки, поцелую, поглаживания должны сохраниться.

Роль матери в этот момент какая? Мать должна выдержать агрессию, не опустить на уровень ребенка и не начать с ней конкурировать. Мать – принимающая, отец – тактильный. И в итоге он дочери показывает, что вот я тебя люблю, но самой лучшей женщиной в моей жизни, самой любимой является твоя мать. И тогда девочка после шести-семи лет должна развернуться в сторону матери и начать с ней идентифицироваться, как женщина с женщиной. Потому что она начинает думать о том, что для того, чтобы меня полюбил такой, как отец, я должна стать такой, как мать. И они создают свой женский союз. И в норме отец после шести-семи лет должен девочку к матери направлять, а не продолжать играть свой эдипов комплекс.

М. Баченина:

- А если отца нет, как здесь деформируется эта модель?

И. Алименко:

- Это сложная тема. Считается, что незавершенный, непроработанный эдипов комплекс создает большие проблемы с выстраиванием близких отношений. Это доверие, любовь, семья с того времени могут быть очень сильно разрушены. Если женщина приняла решение растить ребенка одна, так сложилось, человек умер, например, случился развод, должны быть какие-то замещающие родительские фигуры. Например, это может быть родственник – брат, дядя, дед, педагог, тренер, который будет давать максимум принятия, насколько это возможно в социальном плане. Обычно в этом возрасте мало кто рефлексирует на эту тему.

М. Баченина:

- Это какой возраст?

И. Алименко:

- С трех до шести-семи лет. Это самый ключевой возраст, самый важный как в жизни мальчика, так и в жизни девочки. Отец в жизни мальчика тоже играет роль. Он тоже начинает конкурировать с ним. Он сам начинает агрессировать. А там то же самое, только наоборот. Мать дает максимум принятия, тактильности, а отец старается не конкурировать, старается удержаться в позиции отца, а не в позиции конкурирующего самца.

А. Милкус:

- Я вспомнил еще одного друга, который очень сильно переживает. У него дочка в подростковом возрасте, идет такое отторжение, неприятие. Она приходит, закрывается в своей комнате, мало общается с отцом. А они живут без матери. Ирочка была папиной дочкой, всегда была на его стороне, всегда его поддерживала. А сейчас такое неприятие. Как такому отцу выстраивать отношения? Понимая, что он просто физиологические проявления дочери в младшем подростковом школьном возрасте принял за чистую монету. Он-то переживает, что дочка его разлюбила, перестала воспринимать его авторитет, перестала обращать на него такое внимание, как было раньше. Папе было приятно, когда дочка бежала к нему, даже отталкивая маму, которая тогда была в семье.

И. Алименко:

- Во-первых, вашему другу нужно понять, что у него свой эдипов комплекс не проработан. Вместо того, чтобы понимать, что дочь нормально сепарируется. Что происходит с подростком? У нее гормональный всплеск, у нее появилось половое поведение, она как подросток не может его реализовать. Триста лет назад в двенадцать уже замуж выдавали. Сейчас такого не происходит. Сейчас образование очень длительное. И совершеннолетие отодвинулось, в том числе чтобы дети могли быть адаптированы в социуме. Что делать подросткам с сексуальной неудовлетворенностью? Быть в печали и в тоске. Все люди, у которых сексуальная неудовлетворенность, вечно всем недовольны, хлопают дверями. И взрослые делают ровно то же самое, что и подростки. Только взрослым как-то можно легально, а этим вообще нельзя.

И отец должен видеть в ней гормональное взросление. А он начинает обижаться, ревновать: меня разлюбила дочь! Это уже говорит о том, что его эдипов комплекс не был проработан. Поэтому он вступил с ней вот эти игривые отношения «папина дочка». Проблема же в том, что, когда у родителей не проработан эдипов комплекс, родитель сам покупается на него. Две реакции есть. Либо родитель совсем боится тактильности ребенка и отталкивает его, либо он в такие игрища заходит, что мать там вообще не нужна просто. Отец с дочерью сплелись в эту коалицию. И это плохо. Должно быть обращение к матери обратно после шести-семи лет. А он сам заигрался в этот эдипов комплекс. И сейчас, когда она отошла в сторону, у него свои чувства обнажились, не к дочке. Он начинает чувствовать себя, что его разлюбили, что его бросили, что ему одиноко. А она не его собственность, она не должна быть его половинкой.

А. Милкус:

- Как он должен был проработать этот комплекс? И можно ли его проработать уже во взрослом возрасте?

И. Алименко:

- В любом возрасте можно. И самое главное – не переносить это на детей. Просто, когда на детей это переносится, вместо выстраивания союза с ее матерью, он выстроил союз с дочерью. И за это расхлебывают все.

М. Баченина:

- Я помню из своего советского детства, когда отец и мать разводятся, то сторона матери и сторона отца начинают хулить друг друга. Доходит до очень унизительных вещей. И это все адресовано ребенку. Его начинают перетягивать каждый на свою сторону. Даже мама иногда говорит в адрес отца, не присутствующего сейчас, плохие вещи, унизительные. «А, такой же, как твой отец!». Есть ли эффект негативный, который сказывается на взрослении и восприятии жизни ребенком?

И. Алименко:

- Все зависит от возраста. Если это происходит после 11-12 лет, когда сформировалось вербально-логическое мышление у ребенка, это возраст формирования логики, то там ничего критичного не будет. Есть логика, и ребенок поймет, что это их отношения. Если конкретно образное мышление, до 12 лет, то ребенок может воспринять, что это он плохой. Что я сам плохой. Что меня можно не любить, если я буду похожим на своего отца. Здесь могут формироваться такие перегибы, когда ребенок пытается быть не похожим на своего отца, если есть такое осуждение. А по сути они пытаются не быть собой.

Что значит – похож на отца? Это и нервная система, и внешний вид, и особенности темперамента. Это то, что передается генетически. Если мы начинаем это в себе душить, это может создавать определенные комплексы и неврастении, астенизацию нервной системы. А после 11-12 лет ничего такого, дети сами уже смотрят на родителей как на идиотов.

М. Баченина:

- А есть ли шанс у одинокого родителя воспитать полноценного ребенка? Полноценного в психологическом смысле слова.

И. Алименко:

- Как сказала одна моя клиентка: если у ребенка есть родители, то ему все равно будет нужна психотерапия. Конечно, шансов воспитать полноценного ребенка после разводов практически нет. Есть исследования, что дети после разводов все равно более тревожные, более ранимые, более зависимые. Они могут разную защиту выстраивать. Кто-то нарциссом станет, кто-то, наоборот, очень шизоидным, тревожным. Разные виды защиты не отменяют его глубинной внутренней боли по отвержению, недоверию миру, разрушенных привязанностей, тревожности.

В этом плане гораздо больше шансов у женщины, которая родила, и они не жили с отцом никогда. Если отношения даже редкие дистантные, раз в год, например, то они будут гораздо более здоровыми, чем те отношения, которые были интенсивными, а потом резко оборвались. Эти отношения более травмируют.

М. Баченина:

- Правильнее – ни в коем случае не лишать. Чем более полноценным будет общение с ребенком, тем более правильно.

И. Алименко:

- Я бы даже сказал, чем более добрым. Пусть общение будет редким, но добрым, чем полноценным, интенсивным, но связанным с чувством вины, тревоги, агрессии, конфликтов, зависти, ревности. Как раньше мудрые женщины говорили: твой отец был летчиком-космонавтом, погиб. А так на самом деле он был дальнобойщиком с трассы. Она никогда ему об этом не расскажет. И ребенок живет с совершенно другим самоощущением. Конечно, должен быть позитивный образ родителя. Лучше всего, если есть хоть какая-то замещающая родительская фигура.

Хочу обратиться ко всем женщинам, кто свои травмы разводов не пережил. И к мужчинам, кстати, тоже. Не забывайте о том, что вы – самый худший отец на земле для своего ребенка. Хуже отца, чем мать, не бывает. Любой отец будет лучше, чем мать. Даже если он не очень отец, такой средненький и слабенький, то он будет получше, чем мать. Мать – самый плохой отец на земле.

М. Баченина:

- А отец – самая плохая мать?

И. Алименко:

- Отец – ужасная мать. Отвратительная. Лучше даже не стараться. Делайте то, что вы можете делать. Любите ребенка, как вы можете любить. А поводу ролей, идентификации – самый сложный возраст с трех до семи лет. И там лучше всего иметь какие-то замещающие фигуры женские и мужские, которые позволят более-менее полноценно отыграть наши инстинктивные эволюционные игры, чтобы нервная система укрепилась и дальше могла развиваться у ребенка.

А. Милкус:

- Эти кризисы заложены. Люди это не очень понимают. И кризис, когда ребенок осознает конечность жизни, неминуемый приход смерти, что мама, папа, бабушка с дедушкой когда-то уйдут. Это лет в шесть-семь тоже важная история. Мы говорили, что развод – это травма. Но если родители ругаются, если дома очень плохая атмосфера, то лучшая ситуация, когда родители разойдутся по разным углам, желательно – в разных квартирах.

И. Алименко:

- Меньшее зло.

А. Милкус:

- Статистика нашей программы «Родительский вопрос» говорит о том, что, несмотря на название, больше 60 % наших слушателей по эфирному радио, это мужчины.

М. Баченина:

- Искренне удивлена!

А. Милкус:

- У нас много заботливых, внимательных мужчин и отцов, которых интересует тема воспитания, обучения детей. У нас было очень много диалогов с нашими слушателями – внимательными дедушками. Родители интересуются этой темой очень активно.

А вторая версия более утилитарная. Наша программа выходит утром. Это время, когда добытчики, отцы, руководители племени выезжают в магазин за продуктами или с детьми на прогулку. И включают Радио «Комсомольская правда» в машине.

М. Баченина:

- Программа была очень интенсивной и полезной. Спасибо говорим клиническому психологу Ивану Алименко.

А. Милкус:

- Я бы пожелал нашим мужчинам, защитникам Отечества, оставаться такими же мужественными, решительными и заботливыми в своей семье.

И. Алименко:

- А я бы добавил, чтобы мужчины не забывали, что они тоже нежные и эмоциональные. И эту часть в себе тоже развивали. В том числе, к своим сыновьям и дочерям. А в первую очередь – к своим женщинам.

М. Баченина:

- А я скажу женщинам: берегите своих мужчин. Они у нас создания очень хрупкие в плане психики. Они трепетные.