Отцы и дети: как потратить летнее время на выстраивание правильных отношений с ребенком-подростком

В гостях у Марии Бачениной и Александра Милкуса знаменитый педагог, психолог, режиссер Илья Слободчиков

М. Баченина:

- Здравствуйте, друзья! В эфире «Родительский вопрос». У микрофона Мария Баченина и Александр Милкус. Саша, сегодня мы о чем будем говорить? О том, как дети нам все нервы выматывают, на кулак наматывая? Конечно, проблема отцов и детей, которую мы не можем решить уж который век, я бы сказала. Сегодня мы будем об этом говорить с другом нашей программы. У нас в гостях психолог Илья Михайлович Слободчиков. Илья Михайлович, здравствуйте. Добро пожаловать.

И. Слободчиков:

- Здравствуйте.

М. Баченина:

- Саша, может быть, вы Илью Михайловича представите по всей форме, как полагается?

А. Милкус:

- Доктор педагогических и кандидат психологических наук. Правильно?

И. Слободчиков:

- Наоборот. Кандидат педагогических и доктор психологических наук.

М. Баченина:

- Илья Михайлович, имеет ли родитель право сказать: ребята, отстаньте от меня все, сейчас я сама для себя главная (или главный), оставьте меня в покое? И на все эти вопросы: ты же должна быть добрая, ты что, нас не любишь? – сказать: нет, я вас люблю, просто хочу побывать одна? Они это поймут?

И. Слободчиков:

- Маша, я с вами абсолютно согласен. Потому что я, например, именно так и делаю. У меня есть любимое дите, которое я воспитываю, и оно уже довольно взрослое, но, тем не менее, иногда ровно это. И вообще, если говорить серьезно, сам факт того, что родители воспитывают ребенка или детей (неважно, мама, папа), это не говорит о том, что у них не должно быть времени для себя, и это не означает, что они полностью растворяются в своем чаде. Можно так говорить, это должно быть, естественно, корректно сделано, не в ситуации, что отвянь, ты мне надоел, но обязательно нужно выделять время и для себя. И не только на то, чтобы выглядеть хорошо, но и просто элементарно можно бросить все к чертовой бабушке на час-полтора и пойти побродить куда-нибудь, с книжкой запереться или еще что-нибудь. Это не просто надо себе позволять, а это необходимо себе позволять. Потому что мы живые, наши собственные внутренние напряги, скажем так, и всякие мелочи тоже никто не отменял. Это вообще ни разу может быть не связано никак с детьми, такая параллельная жизнь. Дети – это, конечно, важнейшая, но всего только часть нашей жизни.

М. Баченина:

- Я сейчас усложню вопрос. А если мне не нравится играть с малышней в эти игры, мне скучно, мне только нервы это выматывает, а еще я не люблю гулять, максимум – я люблю говорить, но им надо со мной играть. И вот у нас конфликт кодировок. В этом плане что бы вы ответили как специалист?

И. Слободчиков:

- Здесь есть два нюанса. Во-первых, если все-таки мы воспитываем детенышей не в одиночку, тогда есть такая вещь, как распределение обязанностей, об этом можно договариваться. Причем это не жесткая вещь, а именно договорная.

Второй момент. Извините, огорчу. Пока ребенок маленький, у нас нет других вариантов. Это наше решение было его, извините, завести, и существует определенный джентльменский набор, который, хоть тресни, необходимо реализовывать. Ребенок требует очень много сил и внимания, а самое главное, что от искренности вложения этих сил и внимания будет потом зависеть дальнейшая картина, в том числе и взаимоотношений с ним. В этом смысле мне чрезвычайно импонирует фильм «Москва слезам не верит», потому что Алентова как раз ровно тот самый персонаж собой и являет, будучи взрослой, очень занятой женщиной, со всеми статусами, всеми делами. Это как раз нормально материнско-дружеские взаимоотношения с дочерью. Да, понятно, что это немножко смоделированный вариант, но тем не менее. Но пока ребенок маленький, тут без вариантов абсолютно, потому что главные люди для него – мама и папа. И ничего тут не сделаешь - и читать, и играть, и гулять, и отвечать на вопросы.

А. Милкус:

- Я понял, наша программа сегодня будет называться «Об эгоизме родителей».

М. Баченина:

- Нет. Я сразу просто решила взять быка за рога. Знаете, почему я так начала? Открою тайну. Я постоянно, регулярно, ежечасно сталкиваюсь с тем, что родители говорят, что дети – это самое главное в жизни, и что для них главнее ничего нет. И я вижу, как это ведет к тому, что человек становится несчастным, он забывает про себя. Это необходимо. Это не значит, что ты перестаешь любить, ухаживать и т.д. Ты не должен забывать себя. Это очень и очень важно. К сожалению, донести это, особенно до русского человека, очень сложно. Потому что они меня начинают обвинять, какая я эгоистка, какая я плохая мать и т.д.

И. Слободчиков:

- Маша, в самой этой постановке вопроса есть очень большой подвох, причем он даже двойной. Я сейчас скажу вещь, за которую меня можно даже, если хотите, пинать ногами и кидать тапочками. Когда родители с пеной у рта начинают доказывать, что ребенок – это для них самое главное, нередко они врут. Они врут себе и врут, что называется, окружающим. Но прежде всего, себе, конечно. Дело не в том, что ребенок неважен, ребенок – не главное, не ценность и еще что-то. Безусловная ценность, и это вообще не обсуждается. Но надо понимать, что любить ребенка и выполнять долг и реализовывать некие внешние установки (я хорошая мать, я хороший отец) – это вообще про разное совершенно, и это никакого отношения к нормальному воспитанию не имеет. В этом смысле, когда я воспитываю ребенка… Опять же, классика жанра – «Однажды двадцать лет спустя», великолепный фильм с Гундаревой, когда она все время возвращается к этим своим детям многочисленным. Эта история очень показательная не в плане гениальной актерской игры Гундаревой и всего остального, а в том смысле, что мы такие, какие мы есть, мы ведем себя естественно в этой ситуации, у нас что-то получается, а что-то не получается. Если мы искренне любим ребенка, мы понимаем, что хотим ему счастья, но при этом мы живые, мы можем ошибаться, мы можем что-то делать не так, мы можем конфликтовать, мы можем уставать от своих детей, это нормальная история. Это очень тяжелая работа – воспитывать ребенка, это колоссальное напряжение. У нас могут быть свои неприятности, которыми мы где-то делимся, а где-то не делимся. Мы можем себя плохо чувствовать. Масса всего может быть, что вообще никакого отношения не имеет к этой ситуации.

Когда мы искусственно отодвигаем все, связанное с собой, выдвигаем на первый план тезис, что дети и только дети, такая жертвенность как бы, мы ровно это самое и делаем, мы воздвигаем жертвенник и начинаем истово, извините за такую грубоватую аналогию, класть туда поклоны. И заканчивается это ровно той самой формулой: заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет. Вот лоб и расшибаем.

А. Милкус:

- Дайте определение, что такое хороший родитель.

И. Слободчиков:

- Научное определение?

А. Милкус:

- Человеческое.

И. Слободчиков:

- Хороший родитель – это тот, кому искренне нужен ребенок, не лично для себя (хотя и для себя тоже, потому что факт моей ценности через это реализуется), а для того, чтобы он был счастлив, даже если мне это не нравится. Я для себя это так позиционирую. Тогда, когда я, родитель, искренне (это главное слово) делаю все для того, чтобы обеспечить своему ребенку благополучие, покой внутренний, психологический покой, защиту. Это, наверное, самое главное слово, с которым вообще все связано, - защиту физическую, моральную, какую угодно. Почему я подчеркиваю слово «искренний»? Заблуждаться ведь тоже можно совершенно искренне, и врать себе тоже можно искренне, еще что-то можно искренне делать. Искренне в данном случае означает «честно». Честно я делаю эту ситуацию в рамках своего воспитания, своего понимания, своих человеческих каких-то предиктов, условно говоря. Я не воспринимаю этого ребенка как вещь, я не воспринимаю его как факт моей самореализации. Я горжусь внутренне тем, что я родитель, но при всем при этом я вместе с этой гордостью понимаю, какое это напряжение.

Я вам могу привести пример того, что я называю «хороший родитель», очень четкий, очень понятный, всей стране известный. Фильм «Служебный роман» (коль уж я сегодня на кинематографические примеры ссылаюсь постоянно). Тот самый папа, которого играет потрясающе Андрей Мягков. С точки зрения родительской позиции для меня это самая правильная и самая хорошая история и есть, это и есть хороший родитель.

М. Баченина:

- Я могу отталкиваться, конечно, от своего опыта, но я уверена, что он у многих повторяется. Я очень боюсь упустить ребенка. Не упустить в плане воспитания, что-то недодать, а что нарушится в этот момент подросткового пубертата и отрыва от родителей эта тонкая связь, тонкая ниточка разорвется, и он мне не будет что-то рассказывать. И вот тогда наступит беда, когда-то я не смогу ему посоветовать, доверие нарушится, мы перестанем с ним тактильно как-то… Ну, хотя бы обниматься. Целовать он себя перестал вообще давать (ему 13 лет). Как этого перестать бояться, и как понять, что опасно, и как сделать так, чтобы эта связь оставалась? Потому что это очень опасная грань: родитель – друг, товарищ или родитель – авторитет. Кто-то говорит, что так нельзя, а без этого нельзя остаться в доверии.

И. Слободчиков:

- Маша, все, что вы говорите, для меня суперактуально, потому что мы с моим сыном ровно в этой парадигме сейчас и находимся, когда я постоянно, с одной стороны, дергаюсь по поводу того, что у него есть какая-то внутренняя жизнь, и я ревную, что меня в какие-то элементы этой жизни не пускают. И я себе отдаю в этом отчет совершенно точно. Но в то же время я пытаюсь искренне с собой работать, понимая, что он не всегда будет рядом со мной, что эту дистанцию надо увеличивать, хочу я этого или нет. Мы разговаривали тут с одной моей старинной подругой, у которой тоже взрослые уже дети, и она говорила: «Илюш, терпи. Я помню себя, когда у меня сын женился, так я на стенку лезла просто от мысли, что должна отдать его какой-то совершенно незнакомой мне бабе, и вообще уже никакого места в его жизни не занимаю». Во-первых, это не так, разумеется. И когда мы все-таки это бешеное напряжение по поводу себя… Это уже вообще не про ребенка, это про себя история. Когда мы все-таки умудряемся самоорганизоваться и как-то всю эту историю, весь этот психоз, невроз взять под контроль и понять, что, хотим мы или не хотим, но ребенок – не наша собственность, не вещь, мы должны, вынуждены его отпускать. Да, мы очень этого боимся, мы очень страдаем по этому поводу, да, у нас создается ситуация неопределенности, да, мы бешено ревнуем, до зеленых звезд в глазах, оттого, что мы не главные теперь в его жизни.

Но, во-первых, это «не главное» вторично как бы, здесь подменяя понятий идет. Это тот случай, когда главных может быть и несколько. Самая интересная история, что это такой экспериментальный вариант получается, потому что мы готовили, готовили, готовили ситуацию, теперь мы ее должны выпустить в свободное плавание. А дальше уже, извините, как повезет, и ничего мы с этим поделать не можем совершенно точно. Потому что это высокий риск, это очень сложный риск, а самое главное, что мы точно должны отдавать себе отчет, что этот риск может не оправдаться. Бывает ситуация, что даже у суперхороших родителей вырастают не очень благодарные дети. Ситуации бывают всякие. И бывают ситуации ровно обратные, когда родители так себе, прямо скажем, а ребенок заботится о них всю свою жизнь. Это уже из формулы «возможный вариант».

А. Милкус:

- Очень важно, что заговорили по поводу пубертата. Илья Михайлович, мы часто говорим про этот подростковый возраст. Буквально вчера я прочел на сайте психологов, рассказывает специалист, что к нему пришла мама с 12-летней дочкой и говорит: «Исправьте мне ребенка. Сделайте, какой она была раньше».

М. Баченина:

- А что удивительного? Мне это каждый день хочется сказать: почините мне дите.

А. Милкус:

- То есть мы понимаем, что когда ребенок входит в пубертатный период, меняется многое.

И. Слободчиков:

- Очень многое.

А. Милкус:

- Ребенок пытается себя поставить и т.д. Вопрос не в этом. Мы все понимаем, этот период переживали, но для родителей все равно вдруг, как будто по щелчку – был такой послушный, внимательный, хороший, а теперь ерепенится и т.д. Как заметить этот переход? Какие есть признаки? Потому что в принципе, если мы говорим про каникулярный период, как раз это взросление, оно связано еще с физиологическим ростом, это как раз летом обычно и происходит – растут руки, растут ноги, растет все что угодно, что положено природой. В общем, тяжело родителям.

И. Слободчиков:

- Саша, я вам больше скажу. Эта история связана не только с физиологией, но еще и со свободным временем. Вот сейчас у нас экзамены закончатся, он все сдаст, что положено, и у него начнутся большие каникулы. Я прекрасно понимаю, что у меня своя работа, огромное количество своих дел, я не могу с ним находиться 24 часа рядом. Взрослый мальчик, и у него будет своя какая-то параллельная жизнь, в которую он не очень, прямо скажем, жаждет меня впускать. Здесь вариантов нет, мне придется, скрепя сердце, с этим смириться или как-то договариваться.

А что касается признаков, по которым мы это начинаем определять, тут все очень просто. Во-первых, есть система внешних признаков, когда ребенок действительно начинает что-то недоговаривать, умалчивать. Причем надо четко понимать, что это происходит не всегда потому, что он нам не доверяет, а потому что есть вещи, которые иногда сложновато обсуждать даже с очень близкими друзьями, если он нас таковыми считает. Лучше, конечно, когда дите включает нас в этот круг. Но этого может и не происходить.

Второй момент принципиально важный, когда это самое дите начинает по-другому совершенно распределять время. Мы понимаем, что где-то там, в своем мире, он завтракает, но он не с нами, он где-то там, в своей истории, периодически поглядывает в телефон, еще где-то что-то. У него по-другому физически время начинает строиться просто-напросто.

Следующий элемент – это история, как я говорю, таких выпадений. Для подросткового возраста прямо суперклассика, когда внезапно начинается проваливание куда-то в эту свою историю. «Ты о чем думаешь?» - «Я здесь, я разговариваю». Но вот эти выпадения – это нормальная совершенно вещь. Естественно, ситуация обострения конфликтов – это тоже стопроцентный признак совершенно. Потому что растет внутреннее напряжение. Это не с нами связано, он не нас обидеть хочет, у подростка растет внутреннее напряжение, и он не может контролировать себя и внешний периметр одновременно, поэтому возникает это столкновение специфическое.

И вот эти мелочи, их довольно много, надо сказать. И здесь, как я всегда говорю, из жизни растений. Когда мы видим, что листья начинают желтеть и опадать, явно на улице осень. Так вот, здесь примерно то же самое, как смена сезонов, мы наблюдаем внешние определенные признаки, по которым мы четко можем говорить: начинается другой этап. Вопрос в том, как мы на это реагируем. Потому что мы можем это принять, не принять, но, извините, природа от этого не изменится, это наша проблема, в конце концов. Он все равно будет прорываться в эту физиологию, в эти взаимоотношения, в этот свой мир, во что угодно. А самое главное вот еще что. Если все-таки у нас есть установка, что мы хотим, чтобы наш ребенок вопреки нам был самостоятелен… Ни один нормальный родитель не хочет отпускать своего ребенка далеко, мы переживаем, мы боимся, это нормальная история. Но если мы при этом понимаем, что ему надо быть самостоятельным, что мы не вечные, как бы нам этого ни хотелось, завтра, согласно Булгакову, все произойдет – и всё, комсомолка на трамвае, Аннушка с маслом, короче, все как положено. И ему придется жить своей жизнью. Он будет к ней адаптироваться, приспосабливаться, криво, косо, как угодно. Но пусть лучше он это делает, пока я еще жив и здоров и могу что-то в этой ситуации посоветовать.

Поэтому шаг назад, давая свободу ребенку, лучше делать самостоятельно, не перебарщивать как бы с этим напряжением. Я себя периодически на этом ловлю, поэтому мне все это очень знакомо.

А. Милкус:

- Дите начинает хамить. Ну, понятно почему. Во-первых, гормоны, во-вторых, так природой заложено, потому что надо отдаляться от родителей и пытаться вить собственное гнездо. Но мне же обидно, когда мне ребенок хамит.

И. Слободчиков:

- Очень обидно. И об этом можно разговаривать, что даже отдаляться, извините, можно цивилизованно.

А. Милкус:

- Это бесит. Я помню, когда у меня дети были в этом возрасте, конфликты были страшенные просто. Как себя сдерживать? Идти к психотерапевтам? Я его вырастил, я ему штаны покупал в 1-м классе…

М. Баченина:

- Я его вообще вынашивала. Что ваши штаны?

А. Милкус:

- А он со мной так разговаривает.

И. Слободчиков:

- Да, по-свински себя ведет, не ценит, никакой благодарности за все, что мы в него вложили. Обидно, черт побери.

А. Милкус:

- Очень.

И. Слободчиков:

- История следующая на самом деле. Здесь есть сразу два момента. Во-первых, какая бы свобода и взросление ни было, это не должно переходить цивилизованные рамки общения. Хамить уж совсем в свинском варианте позволять нельзя, потому что это уже история воспитания. Нельзя не в том смысле, что я его обрубаю: «Заткнись, говнюк» (извините за мой французский).

М. Баченина:

- Ну, опускаетесь на его уровень.

И. Слободчиков:

- Да, я именно это и хочу сказать, что все-таки можно цивилизованно эти вещи объяснять. И существуют определенные правила противодействия: извини, дорогой, я с тобой в таком тоне разговаривать не буду, при всей моей к тебе любви. Существуют границы, рамки, регуляция, они все есть. По поводу того, что нам обидно. Ну, извините, ребята, это наша забота, и мы с этим ничего сделать не можем. Идти с этим к психотерапевту иногда можно, если мы точно понимаем, что ничего с этим сделать не можем. Но ничего большего, чем говорю я, психотерапевт вам не скажет, потому что эту историю надо проживать и внутренне смиряться с тем, что ребенок – не наша собственность, как бы мы этого ни хотели, это не вещь, мы не можем его отдать в химчистку и вычистить заново, и он станет новенький. Он меняется, причем меняется под влиянием внешних обстоятельств, которые нам могут активно не нравиться. Единственное, что мы в этой истории можем сделать, это постоянно на всех уровнях констатировать факт: что бы ни произошло, я здесь, я рядом, ко мне можно обратиться, дверь открыта, я готов тебе помогать, защищать, поддерживать и т.д. Вот эта история, как ни странно, работает во всех случаях – когда он хамит, когда он не хамит, когда он думает о своем. Потому что это как раз и есть история, которая формирует этот внутренний базис доверия, что мне в крайнем случае есть, к кому пойти.

М. Баченина:

- Да, я всегда на твоей стороне.

И. Слободчиков:

- Да. Но и на своей тоже.

М. Баченина:

- Я столкнулась с тем, что это поколение не понимает, что это есть хамство. Я не говорю, конечно, о грубых словах или о том, что является определенно махровым хамством, а о каких-то вещах, которые… Ты на него смотришь, и он говорит: «А что я не так сделал?» - «Это хамство». – «Вы мне говорите. Спасибо, ребята, а то я не понял». И начинаешь задумываться: это с моим что-то не так?

И. Слободчиков:

- Это не с нами что-то не так и не с ними что-то не так. Вы абсолютно правы в том, что у разных поколений разное представление о правильном, неправильном, о возможном, невозможном, о том, что является культурным и не является культурным. На сегодняшний день, к сожалению, очень уплостились и упростились очень многие понятия. Меня, например, это выбешивает со страшной силой. Я вам больше скажу. Изменилась система потребностей у наших детей, и то, что для нас было супернеобходимым, то же самое проявление эмоций, большая доля тактильности и всего остального, для очень многих из них на сегодняшний день необходимым, к сожалению, не является. Это очень обидно. Потому что здесь я могу рассуждать уже не как родитель, а как психолог и четко совершенно говорить о том, что если ребенок не понимает, что необходимо открываться, в том числе, извините, и физиологически (все эти обнимашки и все на свете), дальше приведет к тому, что он не сможет реализовывать собственные эмоции в полной мере. Современные дети боятся говорить, боятся высказывать собственные чувства, боятся разбираться в собственном внутреннем мире. Происходит такой изрядный раскол, я бы сказал: я внутренне отдельно, я внешне отдельно. При этом это не всегда масочное поведение, это может быть органика, нормальная история, просто я для себя – это одно, а я для вас – это, ребята, другое. И что такого, это нормально, все так живут.

Я в этом смысле всегда говорю: ребенок, я – не все, со мной так нельзя поступать. Мне важно, что ты думаешь, что ты чувствуешь, мне важна эта обратная эмоциональная связь, потому что я живой, мне это нужно. И в этом смысле, когда мы постоянно аккумулируем вот эту обратную связь, даже до надоедливости, мы тем самым транслируем не собственную проблему, но собственную потребность в том, что, ребята, мы не приложение к вам, мы не ресурсная база, хотя мы готовы вам помогать, обеспечивать и т.д., но давайте мы будем выстраивать взаимоотношения как живые люди.

И вот если это удается сделать, все остальное абсолютно свободно. Потому что свобода должна быть у всех, с одной стороны, но и зона доверия должна быть у всех, с другой стороны: я тебе точно так же должен доверять, как разрешаю тебе доверять мне. Вот про что речь идет.

А. Милкус:

- Хорошо, давайте перейдем в более практическую плоскость. Я о чем? Каникулы. С детьми допубертатного возраста более-менее понятно, они управляемые, бабушка, лагерь и т.д., то есть, есть куда пристроить. В крайнем случае, родители берут отпуск на 2-3 недели и куда-то уезжают. Подростки так не управляются, подростки живут своей жизнью. И даже если вы достали путевку в лагерь на одну смену, это 21 день в лучшем случае. Остается еще 2 месяца. Как быть? Вы не будете ходить с ним за ручку, вы не знаете, где он шляется, вы не знаете, что он делает, запершись с этим гаджетом своим. В средних и крупных городах дети кучкуются в торговых центрах, им больше негде находиться. Раньше сидели по подворотням и детским площадкам, а сейчас на детских площадках дети, и мамы их оттуда активно сгоняют эту пубертатную поросль. В любом фудкорте любого города страны вы обнаружите, особенно летом, праздно шатающуюся молодежь, причем так агрессивно настроенную против родителей, которые их оттуда сгоняют. Как продумать, чтобы это лето было с пользой, чтобы ребенок не попал в какую-то дурную компанию? Лето – это как раз такое время, когда находятся «странные» друзья. Особенно сейчас, с помощью социальных сетей это происходит достаточно просто.

И. Слободчиков:

- Давайте разведем две вещи – историю про свободное, неуправляемое, неконтролируемое время и историю про то, как придумать, чтобы не появились «странные» друзья. Странные – то есть нежелательные, чтобы он ни в какую дрянь не попал. Вторая история решается как раз той самой зоной доверия. Если у нас относительно открытые, доверительные отношения, он понимает, что бы ни происходило, со мной можно об этом разговаривать. Но при этом и я понимаю, что на цепочке ты его водить не будешь, хоть тресни, и опыт приобретается разный и всякий. Но у него должно быть достаточное количество мозгов, чтобы понимать, что есть вот это и есть вот это, и есть вещи, которые не надо делать, даже если очень хочется. Это, к сожалению, зона риска, с которой ничего сделать нельзя. Мы не можем, еще раз говорю, его водить на цепочке. И здесь остается уповать на относительное благоразумие, но потом, правда, как я всегда говорю, расхлебывать последствия тоже. Потому что все равно, хотим мы или не хотим, но часть негативных последствий будет обязательно, никто практически без этого никогда не обходится.

Если ребенок не попадает ни в какие сложные ситуации, у него не возникает опыт проживания этих ситуаций и выхода из них. Я вам приведу пример, он, правда, не связан с летним временем. Когда я своему чаду говорил, что вот вечер, есть такие клубы, есть такие, можешь пойти, можешь взять кого-нибудь из приятелей, иди. Я понимаю, что вечер, ночь, Москва и т.д. Тем не менее, я понимаю и другую вещь. Что если он не научится социализироваться в свободном пространстве, как по-другому? Я его отпускаю. Это история про доверие, про всю эту ситуацию.

А вторая история про свободное время. Есть возможность подработки – идеальный вариант. Есть возможность занять чем-то полезным в рамках какой-то деятельности – замечательно. Но если ничего этого нет, значит, он будет проводить время так, как ему заблагорассудится. У подростка должно быть время, свободное от нашего присутствия, хотим мы или не хотим. Для него это общение важно, для него это ситуация нужная. Для него очень важна сама история, связанная с тем, что он может как-то контролировать эту свою систему взаимоотношений.

М. Баченина:

- Скажите, а должны ли мы проверять его социальные сети, мессенджеры, переписки? Ну, понятно, что это надо делать втайне, ну, как-то умудряться, либо не должны? И если да, то почему?

И. Слободчиков:

- Здесь я тоже четко совершенно могу ответить, потому что этот вариант мы тоже проходили. Мы в свое время договорились: ребенок, мои телефоны все открыты, все контакты, все открыто, в любой момент, если захотелось, ты имеешь право. Но я тоже, беспокоясь за тебя, хочу иметь открытый доступ к этой истории.

М. Баченина:

- А если он скажет: слушай, пап, мне твой телефон неинтересен, и ко мне нельзя?

А. Милкус:

- Моя личная жизнь.

И. Слободчиков:

- В этом смысле я говорю следующую вещь: «Ребенок, будешь абсолютно свободен от меня – никаких проблем. Пока я несу ответственность, у меня должна быть точка входа. Не потому, что я тебе не доверяю или хочу как-то вмешиваться в твою личную жизнь, а потому что нынешняя жизнь настолько, извините, гадски устроена, что у меня всегда должна быть возможность профилактически, условно говоря, понимать, что тебе никакая опасность не грозит. Я не в твою жизнь вмешиваюсь, я создаю ситуацию, чтобы у меня не было повода психовать. Тебе же спокойнее будет, грубо говоря».

М. Баченина:

- То есть вы радеете за то, чтобы открыто это делать.

И. Слободчиков:

- Я за то, чтобы ситуация была предельно открытая. Больше того, у нас был в свое время спор с моей подругой. Она тоже педагог с огромным стажем, мудрейшая женщина. И она как раз говорит ровно то, что пишут во всех книгах. Что у ребенка должно быть свое пространство, что должна быть определенная зона закрытости, должны быть свои секреты. Должны быть, никто не спорит. Но я считаю, что родители должны о них знать, хотя, может быть, и не обсуждать с ним. Это моя субъективная точка зрения. Это не надо делать внаглую, это не надо делать демонстративно, но иногда это можно делать открыто. В том плане, что он знает, что я могу зайти в его компьютер, посмотреть ВК. Мы четко совершенно оговариваем, что я не комментирую, никакого своего присутствия не обозначаю, кроме кризисных случаев. Все, что он посчитает нужным, он сам обсудит со мной, я туда не лезу, но я получаю информацию о том, что происходит в его жизни.

Кроме того, здесь есть еще одна важная вещь, которая (я так считаю субъективно) меня как родителя оправдывает. Мне очень ценна его жизнь, я хочу понимать, чем она наполнена. Мне искренне интересно, какую музыку он слушает, о чем он разговаривает со своими друзьями, как у него строятся взаимоотношения с барышнями. Не для того, чтобы выпытывать интимные подробности, дело не в этом, а в том, что представляет собой эта самая девочка, мне, например, очень интересно.

М. Баченина:

- Вы осуждаете родителей, которые это делают втайне, чтобы не нервировать ребенка?

И. Слободчиков:

- Втайне, без ведома. Это очень сильно зависит от ситуации. Здесь вопрос договоренностей. Я вообще всегда ратую за то, чтобы внутри семьи была определенная ситуация договоренностей. Это порядочно, это правильно. Это история, которая связана с тем, что мы даем возможность ему и даем возможность себе. Кроме того, я вам еще одну штуку скажу. Вся эта история с открытыми сетями, она не просто так возникла. У нас была пара-тройка инцидентов очень неприятных, после которых я сказал: «Извини, дорогой, раз такая история, раз у меня, к сожалению, при том, что я изначально давал тебе возможность вести себя в абсолютно доверительной ситуации, нет возможности тебе безусловно и безоговорочно доверять, давай тогда вот так». Но дальше я отказываюсь от этой истории контроля, но уже самостоятельно. Это очень сложная конструкция, и она индивидуально очень разная. То, о чем я говорю, далеко не для всех семей подходит. Кто-то может вообще считать, что профессор глупости говорит. Это история, которая представляет собой такую паутинную абсолютно вязь взаимоотношений между конкретным ребенком и конкретными родителями. Но то, что я постоянно говорю о том, что, ребенок, я не лезу в твою жизнь, но она мне важна, ценна, значима, и я хочу понимать, как она устроена, точно так же, как я позволяю тебе задавать мне любые вопросы, какие тебе заблагорассудится, нет у меня от тебя никаких тайн, и не может быть. Не потому, что их нет, а потому что я понимаю, что у тебя вся жизнь впереди, тебе тоже нужно знать, тебе нужно приобретать определенный опыт и все остальное. Дружба из этого складывается, если уж на то пошло.

А. Милкус:

- Я хотел бы прокомментировать очень интересный опыт. Пока мы разговаривали, у меня несколько сообщений пришло на мессенджер. Двух моих знакомых взломали, причем по-разному.

И. Слободчиков:

- Сейчас постоянно идет это безобразие, у меня тоже попытка была на днях буквально.

А. Милкус:

- Я хочу сказать, что я – взрослый человек, и я этим занимаюсь, компьютерной безопасностью, информационной гигиеной, профессионально, и я это легко вычислил и т.д. Но если такие сообщения приходят подростку, не попасться очень сложно. И вот еще одна обязательная компетенция, как сейчас говорят, взрослого человека, который должен это передать детям. Дети к пространству интернета относятся совсем не так, как мы. Они считают, что это открытое, свободное, честное пространство. Очень редко они понимают, пока сами не накололись, что там…

И. Слободчиков:

- …может быть масса неприятностей.

А. Милкус:

- Да. Поэтому еще один совет или просьба родителям. Еще раз поговорите с детьми. У всех есть мобильные телефоны, приходят сообщения. И сейчас эти сообщения уже персонифицированы, по имени-отчеству, от имени моих близких друзей, тут вам сейчас начальник позвонит, одолжи 25 тысяч рублей на два часа и т.д. То есть еще раз наше обращение к родителям. Я очень прошу вас, предупредите своих детей и предупредите бабушек и дедушек, они тоже очень легковерные и попадаются на это постоянно.

М. Баченина:

- Друзья мои, время наше подошло к концу. Как всегда, с Ильей Михайловичем оно пролетает незаметно. Профессор, доктор психологических наук, кандидат педагогических наук, психолог Илья Михайлович Слободчиков сегодня был у нас в «Родительском вопросе». Большое вам спасибо.

Подписывайтесь, чтобы не пропустить новые выпуски нашего подкаста для родителей и слушайте, когда удобно.

➤ Слушать прямой эфир: https://radiokp.ru

➤ Читать эксклюзивные новости: https://www.kp.ru

➤ Подписаться на наш телеграм: https://t.me/truekpru

➤ Самое интересное из эфира: https://t.me/radiokp

Илья Слободчиков