Травля в школе. Кто виноват и что делать?
М. Баченина:
- Здравствуйте, друзья, в эфире «Родительский вопрос», у микрофона Мария Баченина и Александр Милкус.
А. Милкус:
- Здравствуйте всем. У нас сегодня гость очень важный – Юлия Вячеславовна Челышева, кандидат педагогических наук, доцент, начальник департамента обеспечения образовательного процесса Института культуры и искусств московского городского педагогического университета. На самом деле Юлия Вячеславовна психолог, известный, и много лет занималась и занимается до сих пор подростковым возрастом и ранним школьным возрастом, по этой причине мы ее призвали к нашему ответу, к микрофону.
Юлия Вячеславовна, давайте начнем сразу с новостного повода недавнего. Меня это очень взволновало. Вот недавно в одной из московских школ была история трагическая, история буллинга. Двое одноклассников избили мальчика так, что он попал в больницу, операция понадобилась и т.д. Срочно уволили директора, прислали другого на укрепление, который должен навести в школе порядок. У меня вопросов много, но давайте начнем с простого, организационного – а что новый директор может сделать? Допустим, вот московские школы – там тысячи учеников, сотни учителей. Ну, прислали нового на укрепление – это, знаете, как в советское время было движение 25-тысячников. Прислали и сразу, значит, навести порядок надо. Что должен сделать новый директор для того, чтобы навести порядок?
Ю. Челышева:
- Все, что происходит по поводу буллинга, это ситуация, которая происходит с разрешения. С разрешения взрослых, с разрешения старших, с разрешения детей самих по отношению к другим детям. Соответственно, если меняется администрация, то самая главная задача администрации – проводить работу не с детьми, конечно, а с педагогическим коллективом, который либо не замечает проблему буллинга, либо игнорирует эту ситуацию, либо создает эту ситуацию. Поэтому основная задача нового директора – внимательно поработать с педагогическим коллективом. Потому что, если эта проблема существует, это крик. Это крик детей о том, что их что-то волнует. То есть, буллинг просто так не осуществляется. Это всегда ситуация про то, что меня что-то не устраивает и я хочу вам показать это. А если вы на это не обращаете внимания, то я это буду показывать многократно и по отношению к другому ребенку, в том числе.
А. Милкус:
- Вы как раз затронули тему, которая меня очень волнует. Действительно, буллинг в школе не может происходить так, чтобы учитель этого не знал. Вы правильно сказали – это попустительство, а, может быть, и с молчаливого согласия. Зачем учителю молчаливое согласие? Это то, что они расписываются в своей никчемности? В отсутствии профессионализма? Или это инструмент для некоего управления процессом?
Ю. Челышева:
- Здесь много аспектов, но одна из ведущих ситуаций – загруженность учебным процессом такова, что в принципе все, что происходит вне учебной деятельности, даже на это времени нет, обратить внимание на ребенка, что ребенок вам сигнализирует на уроке, на перемене, что он подвергается определенным каким-то нападкам. А второй момент – это родительское сообщество. Когда учитель просто не замечает ситуации с ребенком сознательно, чтобы не входить в конфликт с родителем этого ребенка, который, может быть, такой же проблемный, такой же сложный или, наоборот, коллектив…
А. Милкус:
- Вы имеете того, кто нападает?
Ю. Челышева:
- Да. В том числе. Потому что дети вообще они зеркалят. Они зеркалят поведение, они зеркалят обстоятельства. И если ребенок нападает на ребенка, он эту модель поведения где-то видел. И чаще всего это семья.
М. Баченина:
- Подождите, получается, что? Дети вообще в принципе не виноваты, а виновата либо семья, либо учитель, либо обе стороны – учительская и семейная?
А. Милкус:
- То есть, мы переводим стрелки на взрослых?
Ю. Челышева:
- Не совсем на взрослых. Мы переводим стрелки на ситуацию развития нашей психики. А наша психика является отражением того социума, в котором мы находимся. То есть, ребенок отражает ситуацию, в которой он находится. Это может быть взрослый, это могут быть игры, это могут быть книги, это может быть все, что он смотрит, слушает, участвует. То есть, та социальная среда, в которой он находится. И если социальная среда неблагоприятная, ребенок является отражением, его поступки, этой неблагоприятной среды. Что входит в эту среду? У каждого это свой аспект. То есть, это может быть родительское сообщество, может быть школьное сообщество, референтная группа, значимые дети. Это может быть просто замкнутое пространство ребенка самого в себе, когда он предоставлен сам себе и занимается таким самокопанием, разрушением и потом дальше начинает разрушать…
А. Милкус:
- Хорошо. А вот учитель по каким признакам должен понимать, что у него в классе беда?
Ю. Челышева:
- Первый значимый признак – изменение поведения ребенка.
А. Милкус:
- Давайте уточнять. Вы говорите о том, кто нападает или о том, на кого нападают?
Ю. Челышева:
- Я говорю о том, на кого нападают. Первый аспект – тот, на кого нападают, его поведение меняется. Он начинает жаловаться дома о том, что он не хочет ходить в школу. Иногда родители не включаются в уточнение, почему не хочет ходить, а просто ребенку разрешают не ходить. И учитель должен обратить внимание – если ребенок много пропускает занятий, не по болезни, а по разрешению родителей, возможно, ситуация связана с тем, что он просто боится идти в школу. И третий момент – это изменение в принципе ситуации учебной деятельности ребенка. То есть, он перестает включаться или, наоборот, он сильно включается в процесс. То есть, так ведущая деятельность все-таки это учебная в школе, то она и страдает. Как ведущий вот этот аспект тревожности в психике. А если мы говорим про тех, кто нападает, то этих детей видно сразу. Это дети с нарушенной такой поведенческой особенностью. Они открыты на социум, они могут быть агрессивны в группе, они могут подначивать на уроке прямо, вот нападать на ребенка не в плане физики, а именно в плане психологического давления.
А. Милкус:
- Ну, провоцировать.
Ю. Челышева:
- Да. То есть, вот этих детей видно, на кого они цепляются. Когда они начинают словами вербально или не вербально активизировать внимание на каком-то ребенке.
А. Милкус:
- Вернемся к истории в московской школе.
М. Баченина:
- Какой там класс был?
А. Милкус:
- Не помню… Вопрос такой. Вот пришла директор, вы сказали, что она должна разобраться, почему учитель там не отреагировал? Хорошо. А как она должна была отреагировать? Вы сами сказали, что учителя очень загружены. Раз. Второе – а какие есть инструменты у учителя такого агрессивного 14-15-летнего балбеса затормозить? Мне надо школьную программу проходить, мне надо к ОГЭ готовиться… а здесь подросток в самом буйном расцвете гормонов и я тут одна с вами на две ставки…
Ю. Челышева:
- Учитель является руководителем школьного коллектива. В любом случае. Неважно, классный руководитель или нет. Если учитель на уроке позволяет себе смеяться над ребенком, поддерживает насмешки других детей над другим ребенком, то дети по-другому вести себя не будут. То есть, изменить свое поведение хотя бы на уроке, если мы не говорим о внеучебной деятельности. Если ребенок пытается на уроке напасть на другого, то здесь должна быть очень жесткая позиция в плане того, что на нашем уроке мы так себя не ведем. То есть, если учитель держит планку таких дисциплинарных каких-то моментов, то это уже показатель того, что он не поощряет данное нападение.
А. Милкус:
- Ну, закончится урок, будет большая перемена или встретятся за углом после школы.
Ю. Челышева:
- Это как раз уже задача учителя внеучебки. То есть, если он увидел эту ситуацию, его задача поговорить и разобраться. И вот для этого как раз, не всегда хватает навыков у педагога, и для этого в школах существуют психологические службы примирения, которые помогают разобраться в ситуации. Не один психолог на три здания, а именно школа примирения, которая позволяет выяснить конфликтную ситуацию и разобраться в ней. Причем, очень экологично и очень быстро.
А. Милкус:
- Вот вы сейчас сказали – если учитель позволяет себе издевательства над ребенком или там позволяет обидные прозвища… может быть, ему не надо быть учителем? То есть, там изначально заложена какая-то внутренняя проблема и тут надо поступать радикально, а не то что сказать учителю – ай-ай-ай, как нехорошо ты обзываешь ребенка. Он не имеет права в школу идти в такими установками.
Ю. Челышева:
- Ну, тогда мы можем говорить, что и родители не могут быть родителями. Потому что почти 90% родителей обзывают своих детей дома. Это модель социума, в котором мы живем.
А. Милкус:
- Подождите. Родители – это другая история. Это плохо, что они обзывают, вообще не должны обзывать, и их надо наказывать. Но учитель, как врач, он не имеет права на ошибку.
Ю. Челышева:
- Ошибки учителей на всю жизнь остаются с человеком – это прямо очевидно.
А. Милкус:
- Это знаменитая фраза Лукашина из «Иронии судьбы», да.
Ю. Челышева:
- Все, что касается педагога, который приходит, иногда он забывает о том, что он несет в себе такую долгосрочную систему вложения в ребенка. И ведет себя не как педагог, а как человек, который устал. Как человек, которого все раздражает. Как человек, которому не нравится тот класс, та нагрузка или еще что-то. Естественно, он срывается. Естественно, что в меру своего развития, воспитания и так далее, он и обращается к этим детям. Соответственно, кто-то просто замолкает, а кто-то начинает их оскорблять.
М. Баченина:
- Вы знаете, я все больше прихожу к мысли во время нашей беседы, что все-таки искусственный интеллект безэмоциональный, вежливый – это лучше, чем…
А. Милкус:
- Да, да, …. Кресло, к школьнику подвести легкий заряд электричества… когда тебе это надоело, когда дети так себя ведут, напоминать, что он искусственный интеллект и рубильник у него в руках.
Ю. Челышева:
- … он общается только с человеком, интеллект нам только сопровождает, а общение и развитие происходит через эмоциональный личностный контакт, к сожалению.
А. Милкус:
- Я хотел бы все-таки продолжить тему… Я обратил внимание, что опять, у нас как весна, так тема буллинга и травли в школах и в вузах, кстати, и в колледжах снова поднимается, и я вижу, что политики предлагают какие-то очень жесткие меры, очередной раз куча всяких заявлений о том, что надо искоренить травлю в школах, привести полк психологов вместе с гвардейцами, гренадерами и шпицрутенами и навести порядок в школе. Но вот то, что вы сказали, оно ближе к жизни. Буллинг связан с выгоревшим учителем, с не очень профессиональным учителем, с учителем, который изнывает от непосильной или высокой нагрузки. Но это значит, что проблему буллинга в школах мы решить не можем, потому что мы не можем решить проблему выгоревшего учителя. Я видел статистику Института образования высшей школы экономики – до 70% учителей 50+ имеют те или иные признаки профессионального выгорания. То есть, одно из явлений, связанных с этим, это «Оставьте меня в покое, сами дети разберутся».
Ю. Челышева:
- Да. Но это модель, которая существует уже очень много лет и она не является проблемой 90-х, она является как бы проблемой советской школы, то есть, буллинг был всегда…
А. Милкус:
- Ну, не только советской. Давайте скажем, что фильмы про буллинг есть и американские, шведские, китайские и т.п.
Ю. Челышева:
- Да. То есть, это проблема, которая была всегда в связи как бы с развитием социума и понятно, что буллинг – это выживание сильнейшего как бы. Вот так подразумевается. Но сейчас это немножко другой взгляд на буллинг происходит. Булиннг происходит из-за того, что он стал очень популярный у детей. То есть, если вдруг в школе прекрасная эмоциональная обстановка, замечательные учителя и педагоги, ребенку нужно где-то завоевать уровень своего доверия среди сверстников, и тогда он все равно включается вот в эту модель, которая очень популярна. Буллинг начинает переходить из социальной среды в информационную среду. То есть, через средства коммуникации, через социальные сети начинаем буллить других детей. Записываем видео, размещаем видео, для того, чтобы повысить свой рейтинг среди своих же ровесников.
М. Баченина:
- Можно сказать, что дети стали более жестокими?
Ю. Челышева:
- Да. И эта жестокость ими не осознается. Они не понимают, что жестокое поведение является болевой точкой для другого человека. То есть, если раньше жестокость воспринималась миром как неадекватная реакция на какие-то события и это было понятно – как бы большинство в сообществе отрицало жестокое отношение, то сейчас жестокое отношение поощряется.
М. Баченина:
- Подождите, где поощряется?
Ю. Челышева:
- В социальных сетях.
М. Баченина:
- А, популярным становится, просто смотрят его, не игнорируют.
Ю. Челышева:
- Не игнорируют, не блокируют.
А. Милкус:
- Ну да, чем жестче короткое видео, тем больше лайков…
М. Баченина:
- Правильно ли я понимаю, что, если два подростка избивают третьего, а четвертый все это снимает, то эти двое и тот, кто оператором подрабатывает, они не осознают, что они ведут себя как звери?
Ю. Челышева:
- Они об этом даже не думают. Они набирают рейтинг своей популярности.
М. Баченина:
- Мне кажется, что мы это никак не исправим.
Ю. Челышева:
- Если бы это было запрещено, да, то есть, есть страны, в которых любая буллинг-история блокируется моментально, потому что это не поощрение, это запрещаем, это не рассматривается и идет очень высокий уровень наказания. У нас нет наказания. Вот надо просто это принять, как факт. Мы за буллинг ребенка не можем наказать никак.
А. Милкус:
- Нет, подождите, вот история с этой школой московской, там дело на контроль взял лично глава Следственного комитета Бастрыкин. Я думаю, что там будет такое наказание, что они будут летать, как шарики под потолком.
Ю. Челышева:
- Родителей и педагогов. Детей мы не будем наказывать.
М. Баченина:
- Подождите, а как в других странах наказывают детей? Вот вы только что сказали…
Ю. Челышева:
- А там штрафы на родителей очень высокого уровня. Там есть исправительные учреждения для ребенка. Очень серьезная сразу работа психологов включается. Это система закрытых взаимодействий психолога с ребенком, родителем, выяснение причины. То есть, идет не карательная мера, а выяснение причины и искоренение этой причины. А у нас сразу карательная мера.
М. Баченина:
- Понимаю. А в размерах, объемах и модели нашей страны такие методы возможны или нет? Хватит ли у нас ресурсов?
Ю. Челышева%
- Хватит. Было бы желание. Потому что для любой школы как бы создать психологическую службу, которая в школе существует, и работает она как бы на диагностику, на проведение разного рода выявлений определенных особенностей ребенка, это прекрасно. Но вот этот профилактический механизм буллинга, разного рода работа с детьми группы риска, и опять же, не карательные меры, а меры, которые связаны именно с профилактикой, вот это базовая история, которая пока еще не позволяет школе перестроиться и как бы с этой проблемой начать работать.
А. Милкус:
- Вы работаете в вузе. Вот скажите, сталкивались ли вы, может быть, не в своем вузе, может быть, по месту работы ваших коллег? Мне казалось, что буллинг это все-таки школьная история… история колледжа – это история пубертатного периода все-таки. Сталкивались ли вы в вузе? Потому что я в последнее время читаю, что травля и в университетах. Или она и раньше была, а я не знал об этом? Или все-таки это такое явление, тоже связанное с тем, что растянулся подростковый возраст у нас?
Ю. Челышева:
- Вообще в вузах длительный период времени эта проблема вообще не поднималась. Потому что действительно, вы правильно сказали, что для подростка важна самоидентификация, установить свои границы, правила… они пришли учиться, им некогда заниматься вот такими вещами… Но сейчас у нас период инфантилизма возрастного продлевается и здесь нельзя говорить о жестоком буллинге. Но об игнорировании определенной группы студентов – это, безусловно, присутствует. Есть люди, которые не устраивают группу по каким-то показателям, и группа, так как взрослые люди уже, они им об этом говорят – ты нас не устраиваешь. Твоя модель разговора, модель ответа на парах противоречит там правилам каким-то которые устанавливает группа. И все. То есть, это не значит, что мы тебя будем бить, жестоко к тебе относиться, но игнорировать твое появление мы будем. Вот такая ситуация существует.
М. Баченина:
- Да, она как бы кажется лайтовой такой, но на самом деле это переживания. Скажите, пожалуйста, сейчас все больше семей переходят на семейное образование – неважно какое, главное, что ребенок не ходит в школу. И вопрос такой. Если ребенок на протяжении многих лет не сталкивается с буллингом, потому что учится онлайн и ходит в секции – там, где буллинга нет. Скажется ли это негативно на дальнейшей жизни? Потому что я очень хорошо помню, как мне мои близкие родственники сказали, что я не даю ребенку нарастить слоновью кожу. Мол, он вырастет и фарфоровая чашечка расколется, когда он выйдет за пределы семейного гнезда? А я все равно пошла этой дорожкой, но до сих пор не уверена.
Ю. Челышева:
- Семейное воспитание – все зависит от индивидуальных особенностей ребенка. Есть дети, которым оно реально очень нужно. Не потому, что они с уровнем развития каким-то, с уровнем здоровья. Их уровень эмоционально-психологического развития требует присутствия мамы дома, в нормальной такой, спокойной, не шумной, не давящей такой обстановки и тогда им легче учиться и они себя прекрасно чувствуют. Но есть и желание самих родителей. Это как бы вторая проблема домашнего обучения, когда родитель хочет защитить ребенка, защитить от определенного рода среды. И вот таких детей, у которых есть потребность выйти в мир, но их не выпускают, они в этот мир выйдут и компенсируют все то, что они недополучили. То есть, компенсация происходит. Просто на других этапах и на другом качестве. Если ребенок не переживает, допустим, подростковый кризис, если он не переживает юношеский кризис, он его переживет, но лет в 30, в 40, в 50 – но он его переживет в любом случае. Мы можем много видеть людей, которые, допустим, в среднем возрасте ведут себя как подростки. Это потому, что в какой-то момент они этого не пережили, им интересно быть вот на таком уровне развития, демонстративного поведения, алкоголизации и т.д. То есть, здесь очень важно попасть в ситуацию, когда мы… здесь вообще идеальна всегда золотая середина.
То есть, если мы ребенка забирали из школы, то мы его в детский коллектив точно в какой-то должны поместить в другой. В секцию, в группу какую-то, да… то есть, он должен быть в детском коллективе, где он хотя бы попытается выстроить свою позицию, иначе он уйдет в позицию «за маму» и инфантилизм этого человека проявится в вузе в плане того, что, если ему педагог может предъявить не буллинг-требования, а просто элементарные требования на занятии – почему вы не пишите лекцию или почему вы так отвечаете, или почему вы пришли неподготовленным? – он может воспринять это как давление на личностные особенности и на разрушение личностных границ, которые ему научили ставить 11 лет дома.
М. Баченина:
- То есть, я делаю вывод. Раз все индивидуально, то грамотный родитель лучше всего поступит, если обратится к грамотному специалисту, чтобы он дал оценку этой личности, о которой идет речь, то есть, ребенку. Я получила ответ. Понятно.
А. Милкус:
- Я бы хотел в школу вернуться. Юлия Вячеславовна, я наехал, можно сказать, на учителей в этой буллинг-ситуации, но мы же знаем, что очень важную историю и роль в таких конфликтах в школьных, классных, играют родители. И не только того ребенка, которого буллят или травят, а те, кто молча поддерживает и поощряет. Потому что, как правило, в родительском сообществе все знают, что происходит в классе и т.д. И я много раз сталкивался с ситуацией, когда объединенное родительское сообщество говорит – а правильно его травят, он плохо учится, ведет себя не очень хорошо… нам такой не нужен в нашем классе. И вот те молодые сильные бычки, которые в классе есть и они слабого забивают и выгоняют, они правильно делают. Вот как с этими родителями разговаривать? Ребенку в подростковом возрасте уже трудно что-то объяснить и достучаться. Допустим, есть авторитетные психологи, значимые взрослые, которые могут с ним поговорить, а вот что делать с родителями? Я вот прямо цитирую недавнюю историю. У нас сильный математический класс. У нас все ребята молодцы, привели какого-то заморыша – он снижает нам показатели, он снижает темп обучения. И то, что над ним издеваются, а после школы еще и пинают – правильно, ему в нашем сообществе великих мудрых гениев будущих не место.
М. Баченина:
- Господи, какой кошмар!
А. Милкус:
- Обычная реальная ситуация.
Ю. Челышева:
- Да, я знаю эти чаты, я знаю этих родителей.
М. Баченина:
- Я считаю, что от таких людей бежать надо, с ними нельзя сражаться. Нужно бросить горящий факел позади себя и убегать. Их не исправить. Это надо просто минимизироват общение с такими токсичными тупыми созданиями.
А. Милкус:
- А это сообщество, это ядро родительского сообщества класса…
Ю.Челышева:
- Ну, родители начинают разговаривать таким образом тогда, когда в школе есть жалобы ребенка. То есть, допустим, ребенок приходит домой и говорит – у нас сегодня пришел новый мальчик, он бегал по партам, ломал там что-то и т.д. Родитель пишет в чат и говорит – что там за мальчик пришел, который все ломает? И вот здесь как раз включается педагог. И если педагог объясняет ситуацию, прописывает работу, объясняет, что он будет делать и как это будет происходить, родитель визуально успокаивается. Он понимает, что есть алгоритм работы с этим ребенком. Если родитель пишет в чат, а учитель из чата выходит или демонстративно не читает и начинаются вопросы других родителей – а кто это, а расскажите, а покажите, давайте вот так сделаем – с предложениями начинают выходить. А учитель – он дирижер, он должен либо показать, что мы закончили это обсуждение, либо распределить роли – а он просто молча читает чат…
А. Милкус:
- Ну, учителю же тоже нужны показатели, нужны олимпиады, нужны победы на конкурсах и вот этот, который бегает по партам, он ему тоже мешает. Как раз наоборот, он будет, может быть, молчаливо, но на стороне агрессивного большинства родителей, которым тоже нужен результат. Мы работаем в школе на результат.
Ю. Челышева:
- Я знаю очень много первоклассников, работаю с этими школами, и могу вам так сказать. Разные дети приходят в первый класс. И СДВГэшников сейчас, к сожалению, много, и дети со скрытым аутизмом их тоже очень много. Это большая проблема. Но вот пришел класс – и я наблюдаю за этими детьми. Ребенок видит нарушение поведения другого ребенка и он не реагирует. Он берет материал, он учится, он слушает и т.д. В этот момент как поведет себя учитель? Если учитель начинает дергать этого ребенка, без конца обращается на него, не дает ему задания, а просто наказывает, выгоняет, игнорирует, начинается проблема. И вот с этого момента пошла проблема, к которой дальше подключается сообщество родителей, потому что педагог не справляется, дальше ребенок увидел модель и начал тюкать этого, который мешает поведенчески. А таких детей в классе сейчас очень много. Их не один-два, их полкласса – детей с нарушением поведения. И вот здесь работа, в том числе, и психолога по коррекции поведения ребенка. Не просто отправить на комиссию … а провести коррекционную работу поведенческого характера, почему ребенок так себя ведет. Не все родители готовы работать со своим ребенком по коррекции поведения. Потому что дома он ведет себя по-другому. А интеллектуально он развит. Он дома не ведет себя так, как в школе и ему надо вот эту энергию где-то выплеснуть и привлечь к себе внимание. СДВГэшники – у них же задача привлечь внимание.
М. Баченина:
- И главное не называть эти классы классами коррекции. Унизительными вот этими штампами. Это такая махровая форма сволочизма и превосходства одной группы над другой.
Ю. Челышева:
- Да. И когда мы говорим о том, что будем создавать отдельные классы с поведенческими… это были школы, которые назывались средние общеобразовательные школы для детей с девиантным поведением. У нас это было. Куда сначала мы хотели отправлять детей, имеющих тяжелые поведенческие вещи, а потом оказалось, что мы туда стали просто отправлять детей. Которые неудобны и мешают школе, снижают их показатели. Классы и школы эти были закрыты через какое-то время, они доказали свою неэффективную работу.
М. Баченина:
- Да это концлагеря, ребята! Страна, победившая нацизм, делает то же самое в принципе по схеме… ну, не вся страна, конечно, но… Мне тут кое-что мешает. Вот я очень хорошо понимаю, как вы объясняете по поводу учителя, как он должен включаться. Я очень хорошо понимаю и слышу, что учитель тоже человек и он устает, и его раздражает… ведь мы же когда с вами разговариваем в теории, мы же не можем почувствовать, как дети бесят, как их можно ненавидеть. И я это говорю со всей искренностью, я это испытываю местами… Но бывает семья, с которой невозможно работать. Вот просто совершенно не слышащие учителя люди. Никакие инструменты не работают, учитель бессилен… Вот объясните, что делать учителю? Вот он здесь все делает, а там все портят – в семье. Такое бывает.
А. Милкус:
- А исключить ребенка из школы мы не имеем права.
Ю. Челышева:
- Да. Базово – это искать контакт к родителю. На самом деле, там несложные контакты. Потому что если родитель вот таким образом не хочет слышать, то здесь психологическая история самого взрослого, этого родителя. И задача педагога просто дать возможность этому родителю выговориться. То есть, пригласить его и с ним поговорить. Не со стороны - я педагог и все знаю. А со стороны – расскажите мне то своем ребенке, я хочу послушать и понять, насколько он у вас уникален. Ведь уникальность ребенка, формируемая родителем, это чаще всего проблема неуникальности родителя.
Поэтому такому человеку, который не уверен или, наоборот, демонстративно уверен, очень важно, чтобы его услышали. Очень важно, чтобы с ним поговорили. Очень важно, чтобы он понял, что у него в школе есть союзник в лице взрослого адекватного человека, который его слышит, который не всегда делает так, как он хочет, но он услышан, его держат на контроле, ему что-то сообщают, ему дают обратную связь, информируют, не игнорируют. Педагоги ведь чаще всего игнорируют скандальных родителей, они боятся, когда родитель начинает скандалить… А вы причину-то поймите. Тут же ведь любая поведенческая история – это причина, то есть, она в чем-то заложена…
А. Милкус:
- То есть, на школу еще вешаем воспитание родителей?
М. Баченина:
- И психологические навыки на учителя. Это же не просто педагоги, это стык с психологией, чуть ли не с клинической. Но у меня такой вопрос возник. Все те успешные замечательные учителя, молодые, среднего возраста, которые были в нашей программе, которые зажигают, воодушевляют, как это у них получается-то? Я не понимаю, почему у них получается, а у другого не получается?
А. Милкус:
- Ответ очень простой. Сколько в обычном классе отличников? Ну, 5-10%, да. Сколько в педагогической среде таких вот зажигательных, умных, интересных? Их тоже 10-15%.
М. Баченина:
- Вы противоречите. Тут же дело не только в учителей. Тут же дело еще в детях и в родителях.
А. Милкус:
- А дети зависят от учителя. Вот у меня учился сын, они гроздьями висели на историке – ему было 29 лет. Невозможно было их оторвать… вот он сказал это, вот он заявил это, вот он такой. Даже походку стали копировать. А он такой высокий был и они за ним прямо как гусята ходили… Как вы думаете, чем кончилась история нашего замечательного историка?
Ю. Челышева:
- Его выжили из школы?
А. Милкус:
- Как вы догадались?
М. Баченина:
- А мы отличницы.
А. Милкус:
- Вот тебе и ответ на тот же самый вопрос. У меня сейчас в лаборатории работает замечательная учительница-методист. 10 лет проработала в школе – съели. Я ее эвакуировал.
Ю. Челышева:
- Да. Потому что буллинг в школе начинается не только с детей, но он начинается с учителей по отношению друг к другу.
М. Баченина:
- А здесь уже главный директор. Директор должен сказать – в нашем коллективе такого не будет.
Ю. Челышева:
- Да.
М. Баченина:
- То есть, эта иерархическая лестница вот дальше, вплоть до президента.
А. Милкус:
- Да. Это важная история, на которую мы, к сожалению, в конце программы вышли – на буллинг учителей… Вот буквально мне недавно рассказали в одной из школ Владимирской области, как школа развивалась. Они в какой-то момент решили, что они не могут заставить детей или уговорить их надевать форму, если они сами не будут ходить в форме. И они купили себе одинакового цвета, но разного покроя форму. Даже не форму, а какие-то такие жилетки. И пришли в какой-то день все в этом. Школа сказала – вау! Район сказал – вау! Дети стали ходить в этой же форме, потому что это престижно – все учителя так ходят. Другие школы стали смотреть – а почему бы и нам такое не сделать? И это, конечно, укрепление коллектива, мама дорогая, ведь если мы в одинаковых жилетках, как я тебя буду подтравливать Мы же все представители одного сообщества.
М. Баченина:
- Ну да, это культурный код и он работает. В Гарри Поттере же тоже были цвета каждого факультета и как они просто за это стояли горой каждый факультет. Пожалуйста, армейские соединения, которые каждый за свое…
А. Милкус:
- Ну, вот мы и вышли на какой-то позитив. То есть, начало вот всей этой истории борьбы с буллингом – это внутреннее ощущение себя как сообщества педагогического – и учителей. И к ним уже дети и разумные родители тоже подтянутся.
Ю. Челышева:
- Да.
А. Милкус:
- Надо, чтобы был вот этот вау-эффект. Мы в этой школе учимся – вау! В этой школе нет места буллингу – вау!
М. Баченина:
- Хорошо. Юлия Вячеславовна, как это сделать-то?
Ю. Челышева:
- Командный дух – это история формирования команды, коллектива. А формируется он от руководителя этого коллектива. И сейчас, к сожалению, в крупных подразделениях, в крупных образовательных комплексах директор не всегда знает своих педагогов. Ну, потому что он находится в одном здании, а педагоги находятся еще в шести зданиях вокруг. Соответственно, командный дух – это задача каждого структурного подразделения. И у нас есть возможность руководителям на местах создать вот эту историю объединенной групповой работы. Это не выезды, это не тимбилдинг так называемый. Это как раз создание того, что мы являемся представителями такого сообщества, у нас есть определенные правила, у нас есть определенные традиции в школе. К сожалению, традиции многих школ были разрушены в связи с объединением школ. А были старейшие, интереснейшие школы, но их объединили и традиции одной школы ушли. В данном случае, наоборот, надо было бы поддерживать эти традиции, распространять их на все остальные здания, да, но, если это произошло, это не значит, что это насовсем. Всегда можно возродить что-то. Поэтому в данном случае как раз задача инициативной группы, то есть, личностная особенность руководителя может стать вот таким зажигательным моментом для объединения коллектива.
М. Баченина:
- Получается, современная школа, как и современные дети, изменилась и требует не только усиления психологического корпуса специалистов, но и того, кто может создать модель вот этого… ну, я имею в виду менеджментом заниматься, потому что не всякий человек к этому склонен. Вот у кого-то модель выстроилась, а у кого-то нет. То есть, ему нужен специалист. Получается, у нас еще как минимум два отдела, не знаю, в каких количествах специалистов представлены, необходимы современной школе, а мы идем по этой тропинке в светлое будущее? Или повернули наоборот назад?
Ю. Челышева:
- Есть школы, которые идут. Берут за основу и создают. И вот тогда это является как раз те самые топовые школы, которые берутся за основы и дальше начинается развитие. Ну, то есть, мы идем в этом направлении – это однозначно. Но не быстро.
А. Милкус:
- Быстро в образовании ничего не бывает.
М. Баченина:
- Да, но вы сейчас говорите про школы, которые становятся примером и образцом не в плане топовой школы, элитной школы, в которой потом узнают о домогательствах каких-то, а вот просто нормально, дружно, работяще…
А. Милкус:
- Да, очень важно, спасибо тебе, что ты подчеркнула – школа с высокими образовательными результатами, школа с хорошей атмосферой – это разные учебные заведения. И учат они разному.
М. Баченина:
- Я в такой училась все детство. Высокие показатели по учебе и в итоге страшный буллинг и равнодушие, и только у нас элитные детки. Это советская школа. Вы должны понимать, насколько там это было гипертрофировано. Тем более, регион, а не Москва. Выбора-то не было. У нас одна элитная школа была.
Коллеги, очень эмоциональная сегодня программа. Я подвожу итог, как ответственная за эмоции здесь и проявляющая их больше всех остальных участников, говорю большое спасибо за терпение и за внимательность нашим радиослушателям.
А. Милкус:
- Я благодарю всех за эфир и напоминаю, что в студии у нас сегодня была Юлия Вячеславовна Челышева, кандидат педагогических наук, доцент, начальник департамента обеспечения образовательного процесса Института культуры и искусства МГПУ, психолог. Спасибо.
Подписывайтесь, чтобы не пропустить новые выпуски нашего подкаста для родителей и слушайте, когда удобно.
➤ Слушать прямой эфир: https://radiokp.ru
➤ Читать эксклюзивные новости: https://www.kp.ru
➤ Подписаться на наш телеграм: https://t.me/truekpru
➤ Самое интересное из эфира: https://t.me/radiokp
