«У нас забрали паспорта, телефоны и повезли на допрос»: Дарья Асламова рассказала, как её задержали в Косово
Дарья Асламова в студии Радио «Комсомольская правда»
- Что случилось, как разобрались?
- Я со своим мужем, который хорватский журналист, мы решили поехать на субботу-воскресенье посмотреть монастыри в Косово, сделать репортаж о православных монастырях в Косово и когда мы подъехали к границе, а поехали на автобусе, на границе мой паспорт среагировал как сигнал опасности. Я видела по лицу, что, когда они прокачивали через компьютер, что что-то не так с моим паспортом. Нас сняли с автобуса и сказали, что нужно просто подождать, что мы сейчас напишем письмо в Приштину, мы разберемся, все будет хорошо. Но паспорта нам не отдавали. Нас пригласили в комнату, сказали – сидите, ждите. Мы около двух часов ждали, мы не можем сбежать, потому что у нас нет паспортов. Через два часа тон поменялся. Вначале он был дружеский, потом приехала полицейская машина и нам сказали, что принято решение, что мы должны сдать свои телефоны – мы отдали телефоны – и что мы едем в Митровицу, что нас будут допрашивать. После чего нас повезли на полицейской машине и там уже начали внимательно смотреть в машине. Я хотела что-то достать из сумки, они боялись, что я что-нибудь не то сделаю или что-то сделаю не так. А уже когда приехали в полицию, это в косовской Митровице было, стало уже все очень серьезно, потому что было ясно, что они кого-то ждут. Нам запрещено было выходить из машины, а там жара плюс 34, мы сидели оба в машине и ждали. Потом мы увидели двух молодых людей, которые выглядели в типичной униформе спецслужб, когда они любят темные джинсы, светлые рубашки. То есть, было ясно, что это совершенно другие, это не полицейские. И они приехали допрашивать нас. Допрос шел очень много часов, они очень были хорошо подготовлены, кто я и что я, они спрашивали, что встречалась ли я с Лавровым и делала ли с ним интервью дважды? Почему меня пригласил Башар Асад? Почему меня депортировали из Молдавии и как я делала интервью с президентом Додоном? Встречалась ли я с Марин Ле Пен? Работала ли я на войне на Украине сейчас? То есть, это было такое постоянное… то есть, вся моя биография. Делала ли я интервью с Радованом Караджичем – для них это был важный вопрос. А это было, когда я еще вообще была молодой журналисткой. Они постоянно спрашивали меня про спецоперацию. То есть, о том, как я думаю, вот как дела идут на фронте? Я сказала, что наша армия двигается вперед, они спросили, кто, по моему мнению, победит в этой операции? Я сказала, что однозначно это будет победа российской армии. Потом меня спросили, поддерживают ли спецоперацию в России, я сказала – да, в основном поддерживают. 80% рейтинга у Путина… А разве нет людей, которые были бы против? Я говорю – такие люди есть, разумеется, у нас нормальная страна. У нас есть те, кто против и те, кто за, но большинство поддерживает страну. То есть, было очень много вопросов. Все детали моей жизни, которые… видно, что они что-то знали, что у них целое досье на меня. И после этого ситуация как-то ухудшалась, потому что мне запрещали ходить в туалет без конвоя и выходить мужу курить. Мне запрещали вставать с места – сказали, что вы не можете вставать с места, вы должны только сидеть. Я много часов сидела, я просто думала, что я… у меня дикие боли в спине начались, я не могла вставать. И потом мне задали вопрос, такой типичный вопрос – он задается не для того, чтобы услышать ответ, а для того, чтобы проверить реакцию человека. Работаю ли я на российские спецслужбы? И начали меня просто вот… Я говорю – нет. Ну, скажите откровенно, скажите честно, ведь нам уже все понятно – вы работаете на российские спецслужбы, вы агент и т.д. Я говорю – послушайте, я журналист и все, что я знаю, все напечатано в газетах, все можно найти в газетах. Никакого отношения к спецслужбам я не имею. Потом произошел момент, когда мы поняли, что наши дела плохи – это где-то около девяти вечера, мне предложили принять таблетки, которые были у меня с собой, а у нас все вещи отобрали, если у меня есть сердечные проблемы, я сказала, что нет, и сказали – давайте мы вам купим что-нибудь поесть. И мой муж спросил – а что, мы не сможем выйти сейчас поесть? Что, еще будут допрашивать? Это будет решать Приштина, поэтому лучше поешьте. То есть, они купили нам еду, какие-то сэндвичи, я даже не могла есть, там страшная жара. Я поняла, что произошло в этот момент – в этот момент в девять вечера – а я узнала об этом только потом, только к утру – что министр полиции Косово заявил о том, что арестовали русскую шпионку и все соцсети немедленно в Косово взорвались истерикой, ликованием, что меня нужно немедленно либо на кого-то обменять, либо сдать американцам, чтобы американцы торговали мной. Либо нужно меня отправить на Украину. То есть, там была просто эйфория в Косово.
- Понятно, они уже пошли вразнос во все тяжкие…
- Это не они мне говорили, что меня поменяют или что-то еще. Это была реакция соцсетей, которую спровоцировало заявление министра в девять вечера.
