Что такое социальное предпринимательство и как оно работает?
А. Сулхаева:
- Здравствуйте, друзья. С вами Анжелика Сулхаева. Это «Время женщин» на Радио «Комсомольская правда». Проект, в котором мы встречаемся с успешными женщинами, говорим с ними о женском лидерстве и вместе ищем возможности для того, чтобы личные достижения каждой конкретной женщины в России росли, ширились и закономерно вели к успеху бизнес, экономику и общество в целом.
Сегодня у нас, как всегда, очень интересная тема и гостья. Вот уже два года в России официально существует такой вид бизнеса как социальное предпринимательство. В 2019 году был принят соответствующий закон. И, в принципе, если рассуждать на тему того, в каких отраслях по-настоящему крепки позиции женщин, то это однозначно социальная сфера. Потому что кому как не женщинам делать наш мир добрее и лучше.
О том, что такое социальное предпринимательство, как оно работает и как бизнес и социальная сфера в принципе сочетаются вместе в одном флаконе, сегодня будем говорить с основателем и генеральным директором Центра международного развития женского и социального предпринимательства ВЭИА Викторией Налбандовой. Виктория, здравствуй. И добро пожаловать.
В. Налбандова:
- Здравствуйте, Анжелика. Спасибо. Да, добро пожаловать.
А. Сулхаева:
- Замечательно. Я хочу начать с личного вопроса. На самом деле, когда я готовилась к нашей встрече, изучала твою биографию, и было видно, что большую часть, примерно половину твоего карьерного пути ты работала в основном в крупных корпорациях, в крупном бизнесе. Причем на финансовых позициях. А потом вот такая резкая смена парадигмы деятельности. Ушла в социальное предпринимательство, работала с компаниями, которые помогают самым уязвимым слоям общества. Почему?
В. Налбандова:
- Вы знаете, я, наверное, как среднестатистический школьник, не могла понять после окончания школы, куда же мне идти. И были у меня какие-то там свои психологические моменты. Мне хотелось быть психологом, учителем и так далее. Но мои родители мне сказали: ну, пока ты выбрать не можешь, поэтому иди на финансы. Иди на экономиста, и ты не пропадешь. Я им очень благодарна за такой выбор. Потому что я считаю, что экономические все специальности, финансовые, вообще в принципе и технические тоже, они формируют определенный склад мышления, структуру, которая мне очень помогла.
У меня экономическое образование первое. И я, соответственно, проработала в экономических блоках, в финансовых департаментах крупных организаций, начиная от менеджера и заканчивая уже руководящей позицией. Но к определенному моменту после 30 лет, когда уже, в принципе, в голове все выстроено, уже есть какой-то жизненный опыт, я поняла, что все-таки это не совсем мое. То есть вот изначально то, что какие-то у меня были просветления после школы, я просто их не могла описать. Ну, и потом там личная жизнь была, рождение дочери. Как бы я не занималась аналитикой своих внутренних пожеланий, вот как-то все шло и шло. И, в принципе, все шло достаточно удачно в этих бизнесах. Но я понимала, что не совсем то.
Я начала искать. Я начала задавать вопросы, что же я хочу. И я окончила бизнес-школу. На тот момент у меня были пожелания что-то вроде создать свой бизнес. Но я не понимала, что я хочу. И вот в рамках двухлетнего обучения на МВА у нас был такой предмет – корпоративно-социальная ответственность, он меня очень зацепил. Хотя для меня, как человека бизнеса, это было что-то из разряда просто про благотворительность. Но мне это стало интересно, потому что что-то внутри меня екнуло.
Я стала глубже копать, что же это, кто этим занимается, какие есть направления. То есть это очень глобальная тема – КСО. И таким образом я вышла на понятие социального предпринимательства. Я считаю, что для меня это прям находка, подарок судьбы. Потому что для меня, как человека, проработавшего в бизнесе порядка 13 лет, и с очень логичным, рациональным, структурным образом мышления, для меня это прям вот то, что мне нужно.
А. Сулхаева:
- Для души.
В. Налбандова:
- И как раз таки я это разделяю. То есть я как раз таки вот этот социальный эффект он идет такой как вишенка на тортике. То есть, в принципе, я считаю, что это прям вот, ну, действительно, для меня оказалось подарком. И бизнес, и есть смысл. Бизнес и смысл.
А. Сулхаева:
- В принципе, сейчас, мне кажется, вообще крепнет этот тренд на то, чтобы работа, бизнес приносили не только прибыль как сотрудникам, так и самой компании, но и в целом какую-то пользу обществу. Как ты думаешь, почему?
В. Налбандова:
- Потому что, вот вы правильно сказали, потому что сейчас такой идет тренд, что важно делать бизнес со смыслом, важно не только зарабатывать деньги, но и помогать обществу. Компании, которые именно продвигают корпоративную социальную ответственность, и организации, которые занимаются трудоустройством, помощью людям социально уязвимым, они выглядят более лояльными для своих потребителей. Для некоторых организаций даже сейчас это является обязательными вещами. Чтобы выставлять свои акции на IPO в Лондоне, компания обязательно должна сдавать отчетность по корпоративной социальной ответственности.
Соответственно, с одной стороны, как бы это тренд и, как бы это ни звучало слово «модно», но я говорю, что не важно, как это звучит, главное, что есть эффект, есть результат. И мы к этому идем и двигаемся дальше.
А. Сулхаева:
- Ну да, хотелось бы, чтобы это было не про казаться, а все-таки про то, чтобы быть. Чтобы это было не только для того, чтобы воспитывать лояльных потребителей для бизнеса, но и, действительно, делать наш мир более устойчивым, более добрым, что ли.
Скажи, пожалуйста, давай поясним, наверное, нашим слушателям, потому что для всех, ну, вот социальная сфера – понятно. Какие-то благотворительные, добровольческие, КСО-проекты. Все это понятно. Но как это соседствует с предпринимательством? То есть вот это словосочетание «социальное предпринимательство»? Как вообще бизнес и социальная сфера могут быть вместе? В чем тогда социалка?
В. Налбандова:
- До 2019 года к социальному предпринимательству себя относили некоммерческие организации. Вообще все, кто занимался какой-либо деятельностью, помощью и так далее, все себя считали социальным предпринимательством. Для этого в 2019 году утвердили, в июле, 26-го, закон. Что такое социальное предпринимательство и кто относится к социальным предпринимателям. Есть четыре критерия определения социального предпринимательства, когда компания трудоустраивает людей социально уязвимой категории. Это и инвалиды, и дети, и матери-одиночки, и лица, вышедшие из мест лишения свободы, и так далее.
Второй критерий – когда компания продает продукцию, производимую данной категорией людей. Третий критерий … Ну, там есть определенный процент продаж, уже не буду вдаваться в детали. Третий – когда компания что-либо производим для данной категории людей. Там, инвалидные коляски и так далее. И четвертое – это все, что касается социальной жизни общества, но опять-таки – в парадигме вот социально уязвимых. Это дополнительное образование, это культура, это спорт. То есть все наши детские сады…
А. Сулхаева:
- А как много у нас сейчас таких компаний, которые занимаются?
В. Налбандова:
- После 2019 года в 2020 году начал формироваться реестр социальных предпринимателей. Как раз таки для того, чтобы государство могло определить и более точечно направить свою поддержку. Вот в реестр пока что на июль вошли порядка 6 тысяч, может быть, чуть больше. Но это маленькая совершенно цифра, потому что это если говорить в соответствии с законом. Конечно, таких организаций намного больше их есть в стране. Я не могу сказать сейчас точно, какое их количество, но именно по законодательному определению, которое есть сейчас, вот такое количество. Сейчас они потихонечку собираются в этот реестр.
А. Сулхаева:
- А вот крупные предприятия, такие как там Яндекс, «Ашан», которые трудоустраивают людей с ограничениями по здоровью, они тоже считаются социальными предпринимателями?
В. Налбандова:
- Нет, они не считаются социальными. Нет, это социально ответственный бизнес. Вот так скажем. То есть у них есть основная деятельность, которой они занимаются. Они просто трудоустраивают. Это как бы социальная ответственность бизнеса. Социальные предприятия – это когда конкретно предприятие трудоустраивает более 50 % таких людей.
А. Сулхаева:
- То если…
В. Налбандова:
- Либо же он производит продукцию, которую изготавливают, допустим, инвалиды. И у него доход составляет более 50 % от этой деятельности. То есть там все-таки…
А. Сулхаева:
- Такой жесткий регламент.
В. Налбандова:
- Превалирующая часть должна быть именно направлена сюда. Если Яндекс трудоустроит такое количество, он тоже будет социальным предпринимателем.
А. Сулхаева:
- Наверное, надо спросить у Яндекса. Что вообще, на мой взгляд, заставляет людей становиться именно социальными предпринимателями, брать вот на работу матерей-одиночек, пенсионеров, людей с ограничениями по здоровью? Как вообще в этом много социального и как много бизнеса? И вообще можно как-то так, допустим, привлечь бизнесмена вот теми самыми льготами? Вот изначально у него был обычный бизнес, но он понял, что здесь можно получить дополнительные преференции, какие-то льготы, какие-то, может быть, условия более легкие для кредитования или еще чего-то от государства, и он подумает: ну, например, помимо обычной мебели, буду производить еще и коляски для инвалидов.
В. Налбандова:
- Обычно вот все, что касается особенно трудоустройства и помощи людям с физическими либо ментальными нарушениями здоровья, обычно это какая-то личная история. То есть вот просто так ни с того, ни с сего…
А. Сулхаева:
- Решить: я займусь этим.
В. Налбандова:
- Да, вот вы проснулись, и… Вот это нет. Это бывает, но это прям очень и очень единичные случаи. То есть чаще всего люди имеют либо какие-то травмы собственно, либо кто-то из близких, либо кто-то из друзей. И, помогая близким, они решают помогать большему количеству людей. То есть это вот из десяти семь таких точно будет. Среди вот так бизнесменов, кто занимается и ни с того, и с сего они хотят производить, то есть, ну, бывает, наверное, какое-то озарение, внутренний какой-то там инсайд. Вот, в принципе, я же тоже ушла из бизнеса. Мне один из самых часто задаваемых вопросов: ты же работала на таких вот хороших позициях в компаниях и ты перешла в социальное. То есть, во-первых, люди недооценивают. Но и у меня тоже произошла смена парадигмы, то есть смысла. Мне нужно было понимать, видеть смысл того, что я делаю. Поэтому, возможно, тоже такое присутствует. Но это в своем меньшинстве.
С точки зрения преференций, ну, если говорить как есть на сегодняшний день, их не так много. То есть бизнесмен, который хочет получить какие-то преференции либо льготы, ну, это не тот случай, чтобы нанимать кого-то. Пока что у нас это только находится в стадии такой начальной. Это не совсем такой весомый аргумент, чтобы заниматься этим ради чего-то, послабления, каких-то там поблажек.
А. Сулхаева:
- А вот если вспоминать какие-то истории человеческие, ты же работаешь с ними часто, общаешься с такими людьми, с социальными предпринимателями. Какие из историй действительно запали в душу, запомнились? Можешь привести какие-то примеры?
В. Налбандова:
- Мне понравился один кейс в Липецкой области, когда в прошлом году мы с коллегами тиражировали практику трудоустройства людей с ментальными нарушениями здоровья и работали с некоммерческими организациями. Мы их прокручивали в другую сторону, чтобы они стали коммерческими. Ну, то есть создали вторую организационно-правовую форму и чтобы они заработали как социальное предпринимательство. Потому что с ними легче всего работать. То есть они работают с этой категорией, и их уже можно обучить как раз таки бизнесовым каким-то практикам.
И вот по завершению нашей программы они получили заказ от липецкого ресторатора на большую, крупную сумму, изготовление керамических тарелок. То есть это вот человек, который абсолютно не нуждается в каких-то там, в пиаре или в чем-то еще. Просто, видимо, так вот ему захотелось. Я не знаю, может быть, там какая-то за этим стоит личная история. Но заказ был на крупную сумму. И он вполне мог бы отдать это здоровым ребятам. Но он отдал это аутистам. Возможно, личная история, возможно, просто человек дорос. То есть для меня это был такой очень классный кейс. И мне было приятно, что тиражировав эту практику, как бы обсудив все плюсы работы в социальном предпринимательстве, ребята получили вот такой крутой заказ.
А. Сулхаева:
- А что Центр ВЭИА делает для социальных предпринимателей?
В. Налбандова:
- Мы работаем как раз таки через обучающие программы. Мы работаем с государственными институтами поддержки предпринимательства. И делаем какие-то проекты на грантовые вещи. Вот в части тиражирования практик трудоустройства. То есть, если говорить с государством, у государства стоит задача – обучать, развивать. Обучать социальных предпринимателей и развивать социальное предпринимательство через обучение, через какие-то образовательные, обучающие программы. Более того, с этого года социальные предприниматели могут получать гранты от государства только после того, как они проходят обучение. Я считаю, что это очень правильно. Потому что недостаточно дать денег, не все понимают, как их потом тратить.
И, соответственно, моя компания как раз таки занимается разработкой вот таких программ обучающих для социальных предпринимателей, с одной стороны. А с другой стороны, в рамках пока что грантовых вещей мы с партнерами тиражируем практики трудоустройства, работая с некоммерческим сектором, чтобы вот побольше таких организаций создавалось, которые трудоустраивают.
А. Сулхаева:
- А вот, кстати, все эти инициативы по поддержке именно социального предпринимательства, не получится ли так, что у нас будет такое заметное достаточно разделение бизнеса на обычный и на социальный. То есть традиционная компания, в которой работают обычные люди, а есть социальная, где трудятся особенные работники. Не лучше ли стимулировать вообще любой бизнес становиться инклюзивным, чтобы сотрудники в компаниях трудились и такие, и такие, то есть то самое diversity? Почему нужно именно выделять в отдельную категорию?
В. Налбандова:
- Мы к этому постепенно идем. Просто крупным компаниям очень сложно подойти к таким процессам. То есть это ведь корпоративная целая культура, это нужно, чтобы тоже сотрудники принимали эту культуру, это нужно дополнительные какие-то рабочие места создавать. Это нужно ставить кураторов. То есть это менять какие-то технологические, может быть, процессы. То есть очень много таких дополнительных вещей, которые нужно делать. И, конечно, крупным компаниям это очень сложно делать быстро. То есть они потихонечку вовлекают, те же самые Яндекс, Philip Morris, они потихоньку вовлекают по одному, по два, по три человека и смотрят, как у них этот процесс идет. Я думаю, что со временем, через там два, три, пять лет, безусловно, это будет больше. И вот эта diversity, инклюзия она будет у нас развиваться, если говорить про крупный бизнес. Ну, а про средний бизнес, ну, примерно по такой же схеме.
А. Сулхаева:
- А что нужно делать, возможно, нашему государству для того, чтобы таких социально ответственных компаний, которые трудоустраивают социально незащищенные группы нашего населения активно, становилось больше?
В. Налбандова:
- Налоговые преференции, чтобы они были, действительно, видимые, значимые, ощутимые. Говорить об этом больше. Чтобы не боялись. Потому что очень осторожно к этому все относятся. То есть, когда это делают из десяти два, смотрят еще очень аккуратно. Когда будут это из десяти делать восемь, уже это будет как норма. Чтобы это входило в норму, чтобы это стало нормой.
А. Сулхаева:
- Это должно стать обязательным условием успешности бизнеса.
В. Налбандова:
- Обязательно – это немножко такое принужденное слово. А я имею в виду, чтобы это стало нормой, чтобы никто как бы не шарохался и спокойно это все это воспринимали как само собой разумеющееся.
А. Сулхаева:
- То есть на самом деле у меня есть просто ощущение, что у нас в этом плане, почему бизнес так, может быть, с осторожностью к этому всему относится, потому что у нас достаточно диковатый в этом плане народ. Ну, вот вспомнить только недавние какие-то вещи, когда там в одном из подмосковных городов мамочки запретили на одной детской площадке гулять детям с ограничениями по здоровью и обычным детям, устроили там целый скандал и истерику. Это, конечно, абсолютная дичь. И такого, я могу себе представить, что это все сплошь и рядом в нашей стране. Именно от недостатка просвещенности.
В. Налбандова:
- Информированности.
А. Сулхаева:
- Образованности в этом направлении. И, конечно, у меня вот просто огромное уважение вызывают компании крупные, которые трудоустраивают таких людей водителями тех же такси, про которые мы уже говорили, кассирами в супермаркетах. Меня недавно вез водитель в аэропорт с ограничениями по слуху. Об этом пришло уведомление в приложении. Несмотря на то, что я спешила и могла бы подумать о том, что вот, как же мы там, не затормозим ли где-то, то есть такие мысли они сразу, ими нельзя гордиться, но они приходят в твою голову. Но если ты человек осознанный, то ты смотришь и говоришь: круто! Это здорово. И я думаю, что если мы будем воспитывать бизнес в этом ключе и таких компаний будет больше, то только тогда такими методами мы сможем получить инклюзивный мир в будущем.
В. Налбандова:
- Да.
А. Сулхаева:
- И образовывать людей. Поэтому большой респект бизнесу, который это уже делает. А вообще насколько востребована продукция социальных предпринимателей сегодня на рынке? и что это обычно за продукция?
В. Налбандова:
- Пока что, если говорить, допустим, про проект, с которым я сотрудничаю, это все, что касается ручной сборки. И чаще всего даже это не производство какой-то продукции, так вот, чтобы на полки, а, допустим, это стикеровка, это весь маркетплейс, упаковка, то есть то, что они могут делать. Если говорить про людей пенсионного возраста, они могут что-то шить, вязать, что-то делать. Так же сейчас это продается на маркетплейсах на всех, Ozon, Wildberries, либо на каких-то ярмарках.
Учитывая, что настоящий социальный предприниматель – это либо в одном, либо в двух лицах человек, организация, компания, понятно, что они не могут делать большие объемы. Конечно, мы бы очень хотели встраивать в цепочки поставщиков продукцию социальных предпринимателей для крупного бизнеса. Допустим, изготавливать мыло для отелей. Единичные такие кейсы есть, когда, действительно, изготавливают мыло для отелей «Хилтон» или какие-то ручки. Но пока что это тоже очень небольшие объемы. Поэтому все, что у них на текущий момент есть, это, как правило, небольшие поставки вот на маркетплейс, либо какие-то вот ларечки свои рядышком, ярмарки и так далее. Пока что вот так вот. Чтобы это было прям на потоке, в больших объемах, ну, конечно…
А. Сулхаева:
- Мне кажется, нам не хватает какой-то единой интернет-платформы, площадки, которая могла бы связывать социальных предпринимателей и крупный бизнес для таких заказов.
В. Налбандова:
- У нас есть такие социальные предприниматели, которые как раз таки по одному из критериев определения социального предпринимателя собирают продукцию в каталог и продают это. Есть такая у нас в Москве… социальное предпринимательство. Но опять-таки, я говорю, либо это корпоративные подарки на Новый год, на какие-то праздники. И я, кстати, сейчас сама тоже периодически дарю такие подарки своим знакомым, коллегам. Потому что это уникальный подарок. Я всегда говорю, что он два раза не повторится. Если его особенно делают люди с ментальными особенностями. Он никогда не сделает и не разрисует кружку одинаково.
А. Сулхаева:
- Да, это очень здорово. А вообще все эти нововведения и развитие социального предпринимательства они свойственны, скорее, для Москвы? Или этот опыт можно тиражировать в регионах?
В. Налбандова:
- Наверное, это даже началось с регионов. Да, вот, потому что я работаю уже три с лишним года на рынке, и я понимаю, что в Москве это даже стало приходить чуточку позже. Но я не говорю о всех регионах, но вот о части.
Что касается тиражирования, очень все индивидуально. Потому что в мелких регионах, конечно, это сделать очень сложно. Потому что, во-первых, набрать людей, кто готов этим заниматься, найти помещение, то есть очень и очень много, проблематично очень. И уровень обучения, уровень, вернее, осведомленности бизнесовой, все-таки это бизнесовая вещь, это, конечно, сложно.
Но сейчас Москва, да, очень сильно подтянулась. И вполне реально тиражировать. Но пока что это более такие крупные города, Новосибирск, Калининград, мы брали Воронеж, Симферополь, где нам удалось найти несколько социальных предпринимателей, некоммерческих организаций, которые мы развернули в сторону социального предпринимательства. В целом проблематика плюс-минус везде одинаковая, что в Москве, что в регионах. Это нужно обучать эти некоммерческие организации, чтобы они создавали коммерческие. Потому что с ними проще работать. Проблематика какая – помещения, у всех проблемы с помещениями. Это везде есть, везде присутствует.
А. Сулхаева:
- Слушай, ну вот есть же такая структура как Фонд президентских грантов, который работает как раз с некоммерческими организациями и выделяет им финансирование под социальные проекты. И там, насколько я знаю, именно условия в том, чтобы это была именно некоммерческая организация.
В. Налбандова:
- Да, ну вот они как раз такие на эти деньги все живут. Не только Фонд президентских грантов, много других организаций, которые поддерживают социальных предпринимателей. Когда я общаюсь с регионами, я прям целый список предоставляю, кто оказывает поддержку. То есть там, действительно, перечень 5-10 организаций, которые на протяжении года в разные месяцы проводят какие-то разные грантовые вещи либо какие-то конкурсы. И это очень хороший задел для того, чтобы стартануть и развернуться в сторону именно бизнеса социального.
А. Сулхаева:
- Я знаю, что в названии центра есть две составляющие. Одна – это центр международного женского и социального предпринимательства. Вот почему такое объединение женского и социального в названии организации? Неужели женщины-предприниматели нуждаются в такой же поддержке в нашей стране, как и социальные предприниматели?
В. Налбандова:
- Я делала компанию международной. Поэтому в международной практике женское предпринимательство оно подразумевает социальное. Там нет деления. И я в этом уже убедилась не на одной стране. У нас в России есть такое деление. Но так как я работаю и за пределами России, и внутри России, мне пришлось как бы вот распределить и разделить. Хотя изначально у меня была задумка оставить как бы женское. Потому что 80 % социального бизнеса – это женщины. Но есть у нас и мужчины. Поэтому, дабы никого не ущемлять, я сделала вот такое разделение. А за пределами России это просто женское предпринимательство. Это женский бизнес. Как-то вот так. Поэтому женская – социальная.
А. Сулхаева:
- А что Центр ВЭИА делает для женщин-предпринимателей? Чем занимается?
В. Налбандова:
- Мы также занимается обучающими программами, наставничество. Программа наставничества у нас очень хорошо идет. И мы работаем на территории Белоруссии, на территории Казахстана, Азербайджана. Помогаем женщинам развивать бизнес через как раз таки наставничество. Ну, и нам интересно в рамках программ создавать коллаборации вот этих международных бизнесов, которые могли бы обмениваться опытом, услугами, товаров экспорт и в таком духе. Ну и, так как в принципе работаем даже не только на пространстве СНГ, но и Европы, интересно, конечно, смотреть, как в Европе развиваются эти направления. И брать лучшие практики для наших кейсов, для стран пост-Советского Союза.
А. Сулхаева:
- Обучаете именно женщин-предпринимателей или вообще женщин в целом, все желающие могут?
В. Налбандова:
- Всех, конечно, мы можем и просто физических лиц, женщин, которые желают стать. То есть, это одна программа наставничества для начинающих, то есть, кто просто физическое лицо и кто планирует создать бизнес. Потому что подход разный и так же с теми, кто начал свой бизнес, развивает и в какой-то зашел тупик и не понимает, как дальше двигаться. Потому что в рамках таких программ, особенно когда они международные, они, конечно, делятся колоссальным опытом, узнают очень много нового и интересного, обретают какие-то новые и полезные штуки.
А. Сулхаева:
- А чему вообще нужно учиться нашим женщинам? Чего нам не хватает для того, чтобы развиваться всесторонне, как личность, идти вперед, строить карьеру?
В. Налбандова:
- По нашей практике те женщины, которые к нам приходят, даже уже предпринимательницы, то есть, программа наставничества у нас разделена на hardи soft skills, то есть, это такие бизнесовые практически вещи. И soft skills - это эмоциональный интеллект, развитие личного бренда. И вот я вижу, что сейчас очень сильно как раз таки вот эта эмоциональная составляющая более востребована, чем hard. То есть, преодолеть какие-то свои внутренние барьеры, понять, что она личность, что она может быть не только мамой, а женой, сестрой и т.д., но она в первую очередь, личность - то есть, центрировать себя, а уже потом двигаться дальше в бизнес. То есть, сначала я шла от обратного, когда делала эти программы. Мы сначала делали как бизнесовые вещи - трансформация бизнеса, бизнес-моделирование, маркетинг, продажи и т.д. - то есть, со всех сторон с ними прорабатывали. Но я вижу, что они цепляются за другие вещи. И мы с коллегами проанализировали и поняли, что как раз таки наоборот надо выходить, надо сначала образно говоря привести внутреннее состояние в норму, потому что, когда у человека внутри не в порядке, он не может быть ни руководителем, никем. Ну, либо это будет непонятно как. Прежде всего, человек должен сначала сам с собой разобраться, а потом уже начать строить бизнес. Ведь строишь бизнес с людьми, а как ты будешь строить с людьми, когда у тебя нарушена психика или ты не можешь себя лично позиционировать? Как ты будешь позиционировать тогда свою компанию? Поэтому мы начали как бы с обратно.
А. Сулхаева:
- То есть, в том числе, это такая еще и психологическая поддержка женщин?
В. Налбандова:
- Обязательно. Я достаточно рациональный человек, я говорю про бизнес, но я понимаю, что, когда меня спрашивают про отличия мужского и женского, я говорю, что оно есть. Как бы я ни рассуждала рационально, как раз таки вот это - я сама женщина, я сама чувствую, потому что у нас еще есть роль материнства, мы жены, у нас есть эмоциональный определенный фон. Ну, от этого никак не уйдешь. Я не говорю, что там с точки зрения принятия решений в бизнесе - да, там нет гендерных моментов. Но если мы говорим про программу упаковки, то для мужчин они были бы, если бы мы делали отдельно для мужчин, они были бы более такие hard- hard. Для женщины мы добавляем вот такие психологические вещи. И в рамках программ женщины ведут себя совершенно иначе. То есть, они друг друга жалеют, они рассказывают, что у меня вот тоже такая болячка была, а у тебя была такая? Да, была. И от этого никуда не денешься. И это нормально, и мы это учитываем, и оно так и есть, оно так и будет, и никуда не денется. Просто периодически мы можем где-то тормозить и говорить - так, девушки, давайте вы за пределами обсуждаете, какими крючками вы вяжете и тому подобное. А в целом вот так.
А. Сулхаева:
- Вот про различия мужского и женского подхода, в том числе, в формировании команд, бизнеса, мне очень понравился пример, который ты у себя в соцсетях в Фейсбуке привела - о том, что мужчина вряд ли сделает снимок своих коллег после какого-то завершенного проекта и напишет пост со словами какие вы все классные. А женщина это делает, может, практикует, умеет и вообще это всегда очень поднимает уровень, мне кажется, воодушевленности и эмпатии. Вообще для команды важны вот такие вещи, как ты считаешь?
В. Налбандова:
- Для меня те люди, которые работают со мной, а в моих проектах, эксперта, для меня первоочередно командный дух. То есть, я, прежде всего, выбираю человека в команду, который умеет работать с командой. Будь он там супермегапрофессионал звездный, но в единственном числе, я от него откажусь, я буду работать с человеком, который профессионал, может быть, чуть попроще, но он умеет работать с командой. Для меня это важно. Потому что я понимаю, что результат в моей деятельности, моей компании, именно зависит от команды. Потому что все программы не могут содержать одного человека, они содержат пять, шесть, семь экспертов. И это все взаимосвязано. И если мы говорим про какие-то точечные и разовые - это да. Но когда мы говорим про программу, которая длится два месяца, эксперты обязательно должны обсуждать, у кого какие результаты с их участниками, что они прошли и на что нужно обратить внимание следующему эксперту в следующей теме. Поэтому для меня командный дух - это просто приоритет.
А. Сулхаева:
- Это влияет напрямую на результат работы?
В. Налбандова:
- В моем случае это влияет сто процентов. Потому что, если кто-то выбивается из команды и на своей волне, то все, это уже как бы дырка и уже там сквозит, и получается в процессе уже сложно найти замену. Ну, может быть, конечно, мы справимся, но неприятный такой осадок останется и как бы это может затормозить какие-то вещи тоже, да, конечно.
А. Сулхаева:
- А как вот не перейти грань тогда вот этого личного общения близкого, теплого и вот этого командного духа, и профессиональных отношений, которые должны соблюдаться в рабочем режиме? То есть, можно бесконечно держаться за руки, но если это в итоге приведет к тому, что сотрудники потеряют связь с реальностью и будут думать, что мы все тут друзья и работать в принципе уже необязательно, мне простят, потому что я близкий член команды, друг - как тебе удается держать все-таки какие-то границы?
В. Налбандова:
- В моем случае у меня все эксперты раскиданы по миру. Они не сидят все в офисе за ручку, они все самодостаточные женщины, с бизнесами, которые готовы делиться своим опытом и хотят зарабатывать дальше и развиваться. Поэтому в мое случае такого быть априори просто не может, потому что они физически даже не пересекутся. Потому что, если они приезжают на какой-то проект, одна приехала - вторая уехала, они друг друга даже и не видят, мы встречаемся иногда в ЗУМе за чашечкой кофе и разговариваем. Но в целом если говорить про офисную работу, я считаю, что просто нужно здесь подбирать людей таких самодостаточных, примерно где-то в одной плоскости. Я подбираю людей, которые близки мне. Вот примерно по моему характеру.
А. Сулхаева:
- Как ты формировала команду экспертов, которые, тем более, у тебя рассредоточены по всему миру, и как удается поддерживать тот самый боевой дух и работу в едином ритме?
В. Налбандова:
- Это было несколько лет назад, у меня была задача найти ключевых людей, которые были бы фундаментом. Я рассказывала - на тот момент еще не было тогда организации - я рассказывала, что я хочу, но прежде всего я рассказывала, кто такая я и. видимо, я зажгла своей идеей и сказала, что мы можем вместе идти, вместе зарабатывать, вам это будет интересно, с одной стороны, это хороший пиар и развитие дальше ваше, вашей организации, либо вас лично - ну, чаще всего лично, как экспертов, потому что у них свои бизнесы, которые никак не относятся к моему бизнесу. Но как эксперты, они развиваются. И, наверное, вот они поверили в меня, и я таких людей набрала, собрала, нашла, как алмазов, я всегда говорю - я людей нахожу, как алмазов. Они поверили в мою идею и пошли за мной, пошли за мной и, наверное, у меня были требования примерно к людям одинаковые, а они все старше меня в основном, чтобы это был такой опыт. Прямо бэкграунд предпринимательский и чтобы никому не надо было ничего доказывать. Потому что, когда человек еще что-то где-то доказывает, значит, он еще находится в такой стадии не совсем зрелой. А люди, с которыми я работаю, в основном себя уже очень комфортно ощущают. И даже если, ну, невозможно же всем нравиться, даже если где-то что-то они слышат в свой адрес, они воспринимают это спокойно, без эмоций. То есть, я, выбирая людей, смотрю на два фактора, помимо профессионализма, - это вот командная работа и эмоциональный фон, эмоциональный интеллект. Если у человека высокий эмоциональный интеллект, значит, я с ним буду работать.
А. Сулхаева:
- Возвращаясь к теме социального предпринимательства, я видела опять же в твоих соцсетях, что ты на одно из своих мероприятий брала свою дочь, она участвовала в этой истории, и вот как ей этот опыт и вообще насколько важно вовлекать детей в работу с социальной сферой?
В. Налбандова:
- Моей дочери 17 лет и я хотела сделать еще раньше, то есть, когда только я начала работать, ей тогда было 15. Но я посмотрела на ее сырую психику и подумала, что нет, наверное, я потом ее не откачаю, эмоций было слишком много. Нет, тогда ей даже 14 было. Сейчас я ее привезла, я не сказала, куда я приехала, мы просто приехали и мы зашли. Ребята были с ментальными нарушениями, а на вид они, не все, но многие из них, выглядят абсолютно нормально, просто, ну, пока не начинают говорить. И к ней подошел парень, я ничего не сказала, она стоит, он подошел, ну, у нее воспитание хорошее, он подошел и начал говорить ей разные какие-то темы, вообще совершенно не связанные, - она на меня смотрит, ну, я так улыбаюсь… А она знала, что я работаю вот с этой организаций, она потом уже поняла, она ему спокойно ответила… Сначала она напугалась, а потом она говорит - мне захотелось плакать. Я говорю - а что плакать? Видишь, все нормально, они сидят трудятся, они работают и зарабатывают деньги, их не надо жалеть. Более того, вот руководитель этой организации, когда он получает заказы по сборке там и фасовке какой-то продукции, они даже не говорит, что у него работают такие ребята. То есть, он не делает это заслугой. Когда он уже сдает заказ, он говорит - они у меня работали вот такие. И я всегда говорю - не нужно этим давить на жалость, это бизнес и вы должны делать качественно все. Это как бы такая сверху плюшка и вишенка на тортике, но ни в коем случае не давить на жалость, потому что это не самое лучшее, что можно делать в бизнесе - это раз. Во-вторых, люди просто могут даже где-то и испугаться, потому что все хотят качественное и, если скажешь, что у меня работают ребята-аутисты или там еще кто-то, можно спугнуть. Поэтому я даже рекомендую об этом не говорить. И дочка у меня посмотрела, что они так же работают, зарабатывают деньги, что их не надо жалеть, что они как раз таки вовлечены, то есть, это даже не инклюзия, там стопроцентно работают ребята, более ста ребят с такими диагнозами. Это очень важно. Потому что детям рассказывать… ну, насчет показывать не знаю, не у всех же есть такая возможность, и потом некоторые же могут воспринимать это как вот приходите как на смотрины - это плохо. Я-то там работаю, я приехала на по делам, я просто вот как бы невзначай ее взяла. Она говорит - ты меня специально взяла? Я говорю - нет, мы просто поехали по делам и просто так совпало. Потому что за этими ребятами стоит будущее нашей экономики. Нас этому не учили же. Я об этом узнала только вот после 30 лет уже. Если бы нам это показывали, возможно, как раз таки больше бизнесов мы создавали вот таких инклюзивных. Естественно, ребятам, конечно, об этом тоже нужно говорить, чтобы они понимали, что эти люди могут работать, они могут зарабатывать, они могут состоять в производственном процессе. То есть, они могут так же приносить пользу, прибыль и так же работать. Но есть свои особенность, но к этому нужно заранее готовиться, а не когда бизнес уже 10 лет проработал и уже это делать сложнее. Поэтому обязательно, я считаю, что молодежь, конечно, нужно в это тоже вовлекать, привлекать и рассказывать. Ну, я не думаю, что она своим друзьям многим это рассказывала, но, может, одной-двум подругам, опять-таки, просто похвасталась, что она с ними общалась, разговаривала. Но - по капельке, по капельке…
А. Сулхаева:
- Как, на твой взгляд, может глобально измениться наш мир, наша экономика, общество, если развитие социального предпринимательства, инклюзивного бизнеса, в том числе, будет набирать обороты?
В. Налбандова:
- По статистике по этому году уровень бедности у людей социально уязвимых составляет более 47%. Это по миру. Уровень бедности. Соответственно, вот и ответ. Если организации, компании будут привлекать, трудоустраивать таких людей, вот у нас экономика и улучшится. Но как показала пандемия, и меня очень сильно порадовало, но эта статистика наша, российская, за время пандемии как раз таки увеличилось количество вакансий людей с физическими нарушениями здоровья, которые могут работать в онлайне на почти 40%.
А. Сулхаева:
- То есть, они становятся более востребованными?
В. Налбандова:
- Да, потому что сейчас онлайн, все сидят дома и, если он колясочник или у него какие-то физические дефекты, но он прекрасный программист или там дизайнер и т.д. - это очень классно. 37-38% - это вот 2019-2020-й.
А. Сулхаева:
- Для наших слушателей, которые, слушая наш эфир, возможно, заинтересовались темой социального предпринимательства, как им найти, может быть, какой-то курс центровый для того, чтобы обучиться основам социального предпринимательства и двигаться в этом направлении осознанно?
В. Налбандова:
- Есть сайт, есть Инстаграм, и для руководителей, кто хочет создать такой бизнес, немножечко забегая вперед, я бы хотела сказать, что многие предприниматели меня спрашивают - вот мы уже там что-то сделали, мы готовы трудоустраивать, помогать. Я всегда говорю - почему говорят в самолете «сначала наденьте маску на себя, а потом на своего ребенка»? То же самое и в бизнесе. Прежде чем подойти к такой высокой миссии, нужно очень хорошо себя устойчиво финансово ощущать. Если в бизнесе все классно на протяжении уже нескольких лет, его не мотыляет, тогда можно об этом подумать. Это первый момент. Второй момент - нужно, чтобы готов был не только руководитель, но и персонал. Потому что у меня были случаи, когда моя коллега не разделяла такое, и здсь у нас с ней возник когнитивный диссонанс. Нужно подойти и сделать прямо своданализ, какие риски, возможности, перспективы, то есть, не так, чтобы что-то случилось и мы его выгоняем, потому что это ответственность. И потом, когда на работу таких людей принимают, надо тоже подойти уже к этому и не жалеть, потому что некоторые говорят - нам жалко, нам жалко. Ну, что жалко? Если жалко, тогда просто идите и помогите разово. Но если принимаете, вы уже должны полноценно требовать с них в соответствии с их здоровьем, в соответствии с их возможностями по должностным инструкциям то, что они могут делать. Ну и если к этому подойти и этим заниматься, то есть, это не разовая какая-то должна быть акция. Потому что я всегда говорю - если вы хотите кому-то помочь, идите помогите разово в детский дом, в дом престарелых и т.д. То есть, либо вы рассуждаете уже более стратегически и как-то масштабно, либо вы просто сделайте, если вам уж очень хочется кому-то помочь, идите и помогите кому-то вот в таком разовом варианте.
А. Сулхаева:
- Ну, или можно подписаться на какую-то ежемесячную помощь.
В. Налбандова:
- Да, да. То есть, к этому нужно подходить очень ответственно, с пониманием.
А. Сулхаева:
- Одно дело - это личная какая-то адресная помощь и совсем другое - это делать бизнес социальный.
В. Налбандова:
- Да, да. И понимать, что это не разово. Потому что для бизнеса, как правило, когда такой бизнес начинает заниматься такими вещами, подтягиваются люди, те же самые родители молодых детей, у кого они инвалиды и кого хотят трудоустроить. Это огромная ответственность. Я даже сама сейчас, то есть, меня где-то уже знают, что я вот, хотя я не трудоустраиваю, я просто работаю, как партнер, с такой организацией, и совместно с ними, так как это один из моих проектов моей компании, я сама никого не трудоустраиваю. Но ко мне периодически подходят мамы таких детей взрослых ну там 18+ и говорят - а вы можете помочь? И я даже сама с этим сталкиваюсь. Ну, как бы я даю контакты людей, кто может им помочь. То есть, я понимаю, что я уже ассоциируюсь с людьми и это нормально, я к этому хорошо отношусь, я помогаю, чем могу, и именно там передаю контакты. Поэтому нужно понимать, что, если на этот путь вступаешь, то уходить это будет просто некрасиво прямо очень-очень. Из простого бизнеса можно просто уйти - это не будет так не по-человечески. А тут именно это будет не совсем по-человечески, если так сделать.
А. Сулхаева:
- Что в планах на будущее у центра и у тебя лично?
В. Налбандова:
- Мне бы хотелось развивать нашу экспансию по миру, не только Россия. В Россию мне бы, конечно, хотелось привозить интересных спикеров, экспертов. Мы постоянно следим за новинками тем, которые есть, потому что они меняются с бешеной скоростью. Вот я говорю, пришла с одним запросом - что там про бизнес, а, оказывается, важен эмоциональный интеллект. Сейчас важна прокачка в онлайне, как себя продвигать, важно развитие личного бренда. Соответственно, мне интересно такие кейсы смотреть за рубежом и в России их имплементировать, с одной стороны. С другой стороны, создавать коллаборации бизнесов международных, потому что мы работаем с русскоязычным населением в разных странах и рассказываем свои кейсы, опыт, может быть, создание каких-то новых направлений бизнеса, потому что я начинала вроде как только с женского, а потом перешла на социальное, потом перешла на инклюзивное. Поэтому я не знаю, что будет завтра, но я открыта всему новому, потому что это у меня уже на рельсах и мне интересно двигаться дальше. Для себя? Ну, как для руководителя, мне, конечно бы, хотелось автоматизировать процессы, делегировать какие-то вещи больше, потому что пока что я очень сильно вовлечена в операционку - ну, понятно, бизнес молодой, без этого никак, но вот в планах как-то вот, несмотря на то, что работаю с профессионалами и у меня, слава богу, не возникает никаких проблем, но все равно операционные все вещи, работа с государством требует очень много времени. Конечно, мне бы хотелось больше немножечко освободиться, чтобы заниматься какими-то личными тоже вопросами.
А. Сулхаева:
- Очень понимаю. Спасибо за этот прекрасный разговор, спасибо, что пришла. Это было «Время женщин» на Радио «Комсомольская правда». Слушайте нас по воскресеньям, в 12.00 часов дня.