Презумпция виновности ученика. Почему в современных школах отвратительные туалеты и ничего нельзя
Скачать передачу [mp3, 42.5 МБ]
Гости в студии:
Руководитель группы проектов компании «А 101» Юлия Чернец;
Директор образовательного центра-школы «класс-центр» № 686 Сергей Казарновский.
Александр Милкус: Когда министр образования Андрей Фурсенко приходил в школу, его всегда сопровождала большая компания. Но он старался оторваться и заскочить в туалет, а потом говорил, что все разговоры про достижения ни к чему, потому что все понятно именно по этому «заведению».
Почему у нас такая традиция, что в школах должны быть жуткие и несчастные, грязные туалеты? Дети вынуждены «делать дела» дома. Но это тоже часть образовательного пространства и процесса. Причем одна из главных.
Если есть унитаз, то нет туалетной бумаги. Если бумага есть, то в кабине сломаны двери. Это традиция нашей школы мучить детей?
Культура пользования
Сергей Казарновский: Нормативы не так давно стали допускать двери в кабинках для детей. Недавно их не было даже в туалетах крупных институтов. Например, в новых чеченских школах дверей в кабинках туалетов нет.
Дети в школе только учатся культуре пользования общественным туалетом. Они пришли из детского сада, из дома. Общественный туалет — это общественное место, где все происходит очень быстро. Не всегда школьники успевают спускать за собой воду или вообще ходят мимо.
Нужна дежурная уборщица, которая после каждого звонка будет приводить туалет в порядок. У нас она есть, поэтому за 20 лет ни одной надписи в наших туалетах не появилось.
Кроме того, унитазы должны быть подвесными, Потому что вся грязь находится в месте стыка, и ни одна Марьванна ее никогда не отмоет.
Нужна бумага, которую трудно вытащить и мощные сушилки для рук, которые сейчас есть в каждом аэропорту.
Начинать с проекта
Юлия Чернец: Когда начинаем проектировать, то всегда учитываем доступность приватности. Взрослые считают, что если ее не будет, то и возможность хулиганить в закрытом пространстве исчезнет.
Эти «взрослые комплексы», которые не должны отражаться на детях.
А новые технологии позволяют ставить сенсорное оборудование и инфракрасные датчики, которые смогут минимизировать ручной труд уборщицы.
Сергей Казарновский: Писсуары должны быть такими, чтобы разные люди могли ими пользоваться. Они существуют, но в школах их нет.
Организовать пространство
Дарья Завгородняя: Значительная часть школьного пространства пустая. В школе, где я работала, она была плотно заселена, но там не было двух смен.
Александр Милкус: Я считаю, когда вторая смена у детей, день разорван, и это нехорошо: не дает возможности учебный процесс выстроить нормально.
Дарья Завгородняя: Дети говорят, что можно выучить уроки утром, а вечером ты свободен, как ветер.
Александр Милкус: Мы говорим про школы, которые уже построены. Новые нормы школьного строительства отменили 4-этажность? Теперь можно строить и в 5 этажей, и не зависеть от сторон света.
Раньше была норма – 25 детей в классе, а теперь площади больше, и учеником может быть до 45.
Юлия Чернец: Нормы по метру квадратному на ребенка остались: 2,5 квадрата на человек. Если класс больше по площади, то почему бы не разместить там больше 25 человек.
Александр Милкус: А почему ни кто не спрашивает учителя?
Дарья Завгородняя: Ему главное, что бы в классе была хорошая акустика.
Юлия Чернец: Да, есть педагоги, которым не страшно и на 2 класса одновременно провести лекцию. И дети запомнят ее на всю жизнь. А есть учителя, для которых один-два нестандартных ребенка — уже проблема.
Вопрос тут к школе, как она выстраивает свой педагогический процесс, какие преподаватели у нее работают, и насколько это удобно.
Можно привлечь хорошего педагога, который прочитает лекцию на 3-4 потоковых класса.
Александр Милкус: Давайте разберемся, теперь можно 5-этажные школы строить, это плохо или хорошо? Теперь нужно следить, как свет падает в окна школы?
Сергей Казарновский: Реальность такова, что раньше били по рукам детей, когда они брали ручку в правую руку. Сейчас леворуких детей много, поэтому эта норма не имеет смысла.
На любой современной образовательной выставке представлены устройства, которые меняют свет в классе в зависимости от освещенности снаружи. Мы просто это не используем.
Что касается пространства и количества людей, то каждые 10 минут в класе должна происходить трансформация мизансцены для разного рода работ.
Для этого должны легко двигаться стулья, чтобы дети могли быстро пересаживаться. Я в принципе считаю, что мизансцена , когда дети сидят друг за другом, неэффективна. Это лекционная история.
Человечество изобрело диалог, который невозможен, когда вы сидите друг за другом. Это удобно только учителю.
Не этично, когда ты встаешь, а за спиной у тебя люди. Знаете, что хочется сделать, когда ты сидишь за спиной? Спрятаться.
Кроме того, люди не разговаривают друг с другом. Не задают вопросы, а это самое важное.
О каком индивидуальном подходе можно говорить, когда в классе 40 человек и 45 минут урока.
Вертеться и перемещаться
Дарья Завгородняя: Хотелось бы, чтобы пространство было более гибким, и его можно было бы подвергнуть трансформации. Что бы можно было вертеться, перемещаться и так далее.
Александр Милкус: Готова ли школа вертеться?
Сергей Казарновский: А в чем здесь проблема? Это вопрос реального консерватизма школы, значит это должно меняться с ВУЗа, который должен готовить не зашоренных людей.
Александр Милкус: А может ли изменение школьного пространства изменить мозги учителей и традиции?
Сергей Казарновский: «Эстетика — мать этики», как говорил Иосиф Бродский. Школьная среда так или иначе связана с понятием эстетики.
Когда пропадает бранная речь, перестают появляться надписи в туалете.
Александр Милкус: У меня такое впечатление , что мы говорим о двух разных мирах. В одном благие представления или проекты новых школ, которые строятся.
И мир реальности, где стоят здания 19-20 веков, типовые 5 -этажные коробки, которые строились в 70-е. И в них продолжается жизнь, какой она была заложена в 40-50-е годы прошлого века.
Как мы можем это соотнести?
Сергей Казарновский: Если обычная школа работает нормально, то у нее всегда должны быть какие-то кружки. Стало быть, должны быть обеды и завтраки у детей. Значит, потом это помещение надо вымыть, на что требуется время.
Но эти помещения можно использовать как коворкинги – кафе для учеников второй смены. И полы можно спроектировать так, чтобы на них сидели и читали.
И мы в перерыве говорили об индивидуальных шкафчиках, но в проектах они не заложены.
Александр Милкус: Как раз 1 сентября выяснили, что у детей нужно изымать мобильники и класть их в шкаф.
Правило «телефонной будки»
Сергей Казарновский: У нас есть правило «телефонной будки», куда человек кладет телефон до начала урока. На перемене может достать и поговорить, а потом снова убрать.
Если во время урока он его достанет, то аппарат отберут и отдадут секретарю, который после уроков отдаст его родителям.
И шкафчики у нас есть, там хранятся личные и важные вещи учеников.
Согласно школьной традиции, выпускник передает свой шкафчик 5-класснику и пишет ему напутствие.
Александр Милкус: Так сейчас шкафчики в школе не законны. То, что делает в своей школе Сергей Зиновьевич — это не законно. Проверяющие, приходите и проверяйте. Почему нельзя?
Юлия Чернец: Нельзя сказать, что нельзя, просто мы говорим, что это пространство, которое будет использоваться ребенком самостоятельно. И школа не может проконтролировать, что он там будет делать.
Дарья Завгородняя: Детям мы не доверяем?
Юлия Чернец: «Класс-центр» — все-таки школа индивидуальная и очень отличается от всех общеобразовательных заведений в нашей стране.
Александр Милкус: Вы, проектировщики, можете заложить какие-то условия, которые бы эту школу приближали к «Класс-центру»?
Юлия Чернец: Мы добавляем дополнительные квадратные метры каждому классу: закуточки , уголочки, куда можно поставить индивидуальную мебель в зависимости от целей педагога, чтобы дети могли себя реализовать.
Мини-подиумы для презентаций, уголки для «физкульт-минутки».
Не все существующие школы убогие, с узкими коридорами. Есть и большие пространства. И то, что они пусты – проблема конкретного учебного заведения.
Сергей Казарновский: У нас есть традиция, которая называется директорская перемена, когда собирается вся школа, и мы обсуждаем важные вещи – вручение грамот, разбор ЧП.
У нас не возникает вопроса, где провести День памяти жертв Беслана или юбилей педагога.
А иногда нужно вывести детей из класса и обсудить деликатные вещи, сесть кругом и поговорить по душам. Для этого мы используем актовый зал, где можно сделать какое угодно освещение.
Я уж не говорю, что в каждой школе должен быть театр. Для этого нужны актовые залы, оборудование
По закону об образовании, должна быть инклюзия. Но она происходит не в классе, не за школьной партой, а там, где танец есть , спорт, рисование.
А мы почему-то хотим уменьшить помещения, потому, что не умеем ими пользоваться. Киностудия должна быть. Радио должно быть.
Александр Милкус: Юлия, вы говорите о проектировании. У меня создалось впечатление, что в школах есть некая презумпция виновности школьника. Его нельзя на улицу выпускать , потому, что он может в этот момент закурить. Ему не положены дверцы в туалете, потому что он может набедокурить, закрывшись там. Ему не положено переодеваться на 3-м этаже, и шкафчик ему тоже не полагается.
Юлия Чернец: 100% есть такое ощущение, и это связано оно с тем, что наше общество стало публичным, и родители высказывают свое мнение не только на собраниях, а педагог стал самой бесправной единицей в школе.
Мы говорим о требованиях педколлектива и педсообщества, которые хотят защитить себя максимально, поэтому пытаются сделать учебную среду максимально контролируемой. И вместо того, чтобы развивать ребенка, они сокращают для себя риски.
Когда мы говорим о том, что ребенок должен упасть, чтобы знать, что это опасно, они говорят, что не дадут ему возможность причинить себе какой-то вред.
Но это не нормативные требования. Это психологическая составляющая педагогической среды, которая у нас усредненно-обобщенная.
Да и сейчас мир помешан безопасности детей, в первую очередь.
Я подписала такую кипу бумаг, когда устраивалась в школу, как нигде и никогда.
