Садальский: В кино у меня нет ни одной работы, где я играл, как мои учителя учили
Скачать передачу [mp3, 41.6 МБ]
Мы предлагаем полный текст радиопередачи.
А. Норкин:
- В студии Андрей и Юлия Норкины. В гостях у нас заслуженный артист России, народный блогер России Станислав Садальский.
Станислав, скажите, вам это зачем, «Живой журнал»? Это роль такая для Станислава Садальского дополнительная?
С. Садальский:
- У меня очень много сошлось сегодня. Потому что я Юлю видел по телевидению и не знал, что она ваша супруга. И я думал: как можно в такой гадкой программе, как «Звезды сошлись», выходить? Поскольку вы ведете (кстати, очень успешно) свою программу на НТВ, я думаю, что Юлю заставляют в нагрузку приходить на эти бездарные программы.
Ю. Норкина:
- Причем бесплатно.
С. Садальский:
- Люди просто третьего эшелона, нет там первых звезд.
Ю. Норкина:
- Для меня каждый человек важен, потому что у каждого можно научиться.
А. Норкин:
- А вы не ходите на телевизионные программы?
С. Садальский:
- На НТВ – категорически нет. Для меня более поганого канала не существует.
А. Норкин:
- А почему поганый канал?
С. Садальский:
- Было несколько передач, где вранье. Я все время говорю журналистам: пусть говорят, как есть, но не врут. А там все время врали.
А. Норкин:
- Может быть, это в прошлом?
Ю. Норкина:
- Есть журналисты, а есть журналюги.
А. Норкин:
- А в «Место встречи» придете, если будет какая-то тема вам интересна?
С. Садальский:
- Мне один раз звонили – по деньгам не сошлись. Я очень люблю, когда вы анекдоты рассказываете.
А. Норкин:
- Ответьте все-таки на вопрос. Эта ваша активность в социальной сети, это вам зачем нужно?
С. Садальский:
- Это оттого, что я имею наглость утверждать, что я человек талантливый, и когда у меня работы не было, это просто жажда работы была.
А. Норкин:
- Но это же деньги не приносит.
С. Садальский:
- Нет, мне не приносит, а некоторым приносит. Но мне это приносит удовольствие, и то, что со мной считаются все.
А. Норкин:
- Жажда работы или вам нужно было, чтобы с вами считались?
С. Садальский:
- Мне всегда это было нужно.
А. Норкин:
- А зачем?
С. Садальский:
- Например, делать хорошие дела. Недавно умер Лужков. Я не знаю, как вы к нему относитесь…
Ю. Норкина:
- Замечательно. Это человек моей жизни. Каждый известный человек, с которым проживаешь много-много лет вместе, так и происходит.
С. Садальский:
- Вы жили с Лужковым?
Ю. Норкина:
- Вся страна с ним жила.
С. Садальский:
- Нет, я с ним не жил, я его терпеть не мог всегда.
А. Норкин:
- Вспоминать Лужкова будут долго, кто-то добрым словом, кто-то недобрым. Но то, что он оставил свой след в истории и Москвы, и России, это однозначно.
С. Садальский:
- Плохой след. Я понимаю, когда Газманов, например, его хвалил. Потому что кое-что получила семья. Но для меня то, что он площадь Белорусского вокзала уничтожил, какие-то дома уничтожил…
А. Норкин:
- А МКАД построил? А храм Христа Спасителя?
С. Садальский:
- Лучше бы не строил. Храм Христа Спасителя это частная организация, это к храму абсолютно никакого отношения не имеет. Там мойка машин…
А. Норкин:
- В самом храме, согласитесь, машины все-таки не моют.
С. Садальский:
- Под храмом моют. Это частная контора, а не богоугодное заведение.
Ю. Норкина:
- Согласна с вами, церковь и вера это совершенно разные вещи.
А. Норкин:
- Церковь может тоже на чем-то зарабатывать.
Ю. Норкина:
- Станислав прав в том отношении, что есть какие-то вопросы, на которые хочется иногда получать ответы.
А. Норкин:
- Получается так, что Газманов его хвалил, потому что что-то получил, то есть абсолютно меркантильная причина, а просто относиться хорошо нельзя.
С. Садальский:
- Вот Собянина я обожаю.
А. Норкин:
- Почему?
Ю. Норкина:
- Он вам что-то оставил?
С. Садальский:
- Да. Во-первых, всем артистам-старикам, у кого звания, дал 30 тыс. дополнительно к пенсии. Попросил его об этом Коля Губенко. У меня была еще история. Я многим людям помогал. Я вхожу в очень высокие кабинеты. Не потому, что я великий. В принципе каждый понимает, что он дурак. Видит глупее себя, то есть меня, и он так радуется: дурак, дурак, дурак. И мне никто не отказывает. Я просил за одного человека, и мне говорят: а вы что, себе ничего не хотите? Я говорю: у меня все есть, восстановите площадь на Белорусском вокзале. Говорят: это пока не входит в планы. Это мне Анастасия Владимировна Ракова сказала. Я говорю: сделайте, я всю жизнь буду хвалить вас и Сергея Семеновича. Она говорит: сделаем. Как мне относиться плохо?
Ю. Норкина:
- Станислав, а у вас правда все есть?
С. Садальский:
- Все есть. Я родился в Чувашской республике, в детском доме там воспитывался. Мой прапрадед был протоиереем в храме в Петербурге, где, кстати, папу Путина крестили. У меня разные крови понамешаны. Я всю жизнь ругал евреев, а сам оказался евреем. Я в маленьком татарском селе родился, мои родители были учителя. А нянька у меня была татарка. И мне сделали обрезание. Поэтому я человек мира.
Ю. Норкина:
- То есть как мусульманин и иудей вы обрезаны, как христианин вы великодушны?
С. Садальский:
- Да, я великодушен.
А. Норкин:
- А это мешает вам говорить всегда то, что вы думаете, что на сердце?
С. Садальский:
- А мне по фигу, я об этом не думаю.
А. Норкин:
- Это может кого-то раздражать, это может у кого-то вызвать…
С. Садальский:
- Кошке неинтересно, что про нее думают мыши. Мне это абсолютно неинтересно.
А. Норкин:
- А собаки?
С. Садальский:
- Кошка в доме, собака у дома.
А. Норкин:
- А если вы что-то скажете про человека, который вам потом сможет отомстить?
С. Садальский:
- Кстати, и мстили. Я сейчас гораздо мягче стал, чем раньше. Мой учитель Конский, который был другом Булгакова, говорил, что надо щадить чужое самолюбие и уважать свое. Я щажу самолюбие. Раньше у меня был страх смерти.
Ю. Норкина:
- А что случилось, почему перестали бояться?
С. Садальский:
- Мне убрали надпочечник, который отвечает за страх, у меня нет страха.
А. Норкин:
- А чего вы боялись?
С. Садальский:
- Смерти.
Ю. Норкина:
- Но это не потому, что вы поняли, что смерти нет?
С. Садальский:
- Смерть есть. Мне кажется, это люди придумали, чтобы мы не превращались в скотов. Потому что очень много несправедливости.
А. Норкин:
- Что для вас несправедливость?
С. Садальский:
- Я не люблю, когда людей оскорбляют. Когда я смотрю политические программы, ваша передача мне более по сердцу. Но когда вы очень грубо выгоняете из студии людей.
А. Норкин:
- Я за дело выгоняю.
С. Садальский:
- Мне как-то очень жалко.
Ю. Норкина:
- Вам жалко людей?
С. Садальский:
- Да.
Ю. Норкина:
- Даже тех, которые говорят, что никакие дети в Донбассе не были убиты?
С. Садальский:
- Все равно надо словом убеждать. А выгонять не очень красиво. Можно словом уничтожить человека.
Ю. Норкина:
- Это ужасно. Человек может пойти и повеситься.
С. Садальский:
- Да. Мне просто жалко. И Андрей это очень жестоко делает. Он, кстати, вас не бьет?
Ю. Норкина:
- Нет. Он настолько мужчина, что я даже представить себе не могу, что он может руку на женщину поднять.
С. Садальский:
- Елена Николаевна Батурина била Юрия Михайловича.
А. Норкин:
- Может быть, потому что человек совсем недавно ушел из жизни, мне не кажется правильным сейчас говорить о таких вещах. Есть определенный налет цинизма в вашем поведении, мне кажется.
С. Садальский:
- А у вас, мне кажется, есть такое ханжество. Для меня живые, как мертвые, а мертвые, как живые. Есть известное выражение: о мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды.
А. Норкин:
- Хорошо, пусть это будет ханжеством с моей стороны.
Ю. Норкина:
- Станислав, я хотела бы поговорить о вашем таланте.
С. Садальский:
- Вы же не видели ни одного моего спектакля.
Ю. Норкина:
- Я в театр не хожу из-за Андрея, но видела вас достаточно много в кино.
С. Садальский:
- В кино у меня нет ни одной работы, где я мог бы играть так, как мои учителя учили.
Ю. Норкина:
- Во-первых, вы у Рязанова сыграли главную роль в фильме «О бедном гусаре замолвите слово». Я видела вас в экранизации «Лес». Вы безумно талантливы. Мне всегда было очень жалко, что вас, как мне кажется, очень мало брали в работу, мало вы послужили в кинематографе. У вас нет такого ощущения?
Ю. Норкина:
- Профессия у артиста зависимая, не мы выбираем, а нас выбирают.
Ю. Норкина:
- Это действительно случай?
С. Садальский:
- Конечно.
Ю. Норкина:
- Мне кажется, вы гениальный драматический актер.
С. Садальский:
- Это всё слова. Вы в театре не были.
Ю. Норкина:
- У вас драматическая роль на самом деле Кости Сапрыкина. Мне безумно вас там жалко.
С. Садальский:
- Мне так неинтересно это – разговоры про работу в кино.
Ю. Норкина:
- Вас кино вообще не интересует?
С. Садальский:
- Нет.
Ю. Норкина:
- А почему? Потому что театр глубже?
С. Садальский:
- Кино – это уже обмытые камни. Это было и было, сыграно.
Ю. Норкина:
- Или вы обижены просто, что не брали больше?
С. Садальский:
- Может быть, и обида. У меня и силы есть, и энергия, а меня не приглашают в кино. Сейчас век непрофессионалов, сейчас самодеятельность. Вот в КВНе три раза сказал – он артист, в микрофон вякнул – он певец. Непрофессионалы и в правительстве, и на театре, как говорили в старину. Сейчас век непрофессионалов.
Ю. Норкина:
- А у вас был кумир?
С. Садальский:
- Среди актеров нет кумиров. Есть только один у меня любимый артист (не буду показывать пальцем). Среди женщин есть любимые актрисы. Американка Бетт Дэйвис. Я очень высоко ее ценю. Болгарская актриса Стоянка Мутафова.
Ю. Норкина:
- А что, среди актеров-мужчин нет никого?
С. Садальский:
- Потому что это женская профессия, женские нервы, женское самолюбие. Я раньше очень стеснялся этого. Я стеснялся своей профессии, я стесняюсь до сих пор кланяться после спектакля. Дени Дидро написал занятную книгу - «Парадокс об актёре». Я прочел, что пошел в театр от стеснения. Я очень стеснительный человек, я просто себя преодолеваю.
Ю. Норкина:
- Всегда?
С. Садальский:
- Нет.
А. Норкин:
- Несколько раз вы посетовали, что мы не видели вас в театральных спектаклях. Сегодняшний театр, что это такое? Вас все в нем устраивает? Юля сказала, что она в театр не ходит из-за меня. Я вам объясню почему.
С. Садальский:
- Потому что вы ее не пускаете.
А. Норкин:
- Нет. Потому что я не могу принять то «новое», что мне сейчас предлагают как театр. Последний раз, когда у меня не было претензий, это когда мы ходили на «Пигмалиона» в «Современник». Но до этого был эпизод, когда мы пошли на «Сладкоголосую птицу юности» в постановке Серебренникова в тот же «Современник», ушла она, а не я.
С. Садальский:
- Скучно?
А. Норкин:
- Это не скучно, это было…
Ю. Норкина:
- Пошло. Причем пошлость, не оправданная совершенно.
А. Норкин:
- Мне говорят, что эпатаж это метод творческого самовыражения.
С. Садальский:
- Что было?
А. Норкин:
- Мат.
С. Садальский:
- Я мат вообще не приемлю. Я не могу, чтобы человек был пьяный на сцене, и мат. Хотя люблю ругаться матом, но на сцене – для меня это отвращение.
А. Норкин:
- Мне говорят, что провокация, художник имеет право на провокацию, потому что он привлекает, таким образом, внимание зрителей. А что, по-другому никак нельзя привлечь внимание?
С. Садальский:
- Вот я – поклонник театра Вахтангова, поклонник Туминаса.
А. Норкин:
- Театр Вахтангова какого времени?
С. Садальский:
- Сегодняшнего. Я в восторге. Достаточно средняя актриса была Люда Максакова. Она превратилась в очень большую актрису. Оттого что трагедия с дочерью… Она – просто грандиозное явление для меня, то, что она играет в «Царе Эдипе». Меня приглашал Туминас работать в театр, но я не могу. Я привык жить на широкую ногу, я не могу жить на эту зарплату.
А. Норкин:
- Вы поэтому в антерпризе стараетесь сейчас играть?
С. Садальский:
- Да, поэтому.
А. Норкин:
- А это разве не тяжелее? Новые партнеры все время, новые работы. Все-таки в репертуарном театре есть некая стабильность.
С. Садальский:
- В антерпризе говорят: кто обезьяны в этом спектакле?
А. Норкин:
- Это что значит?
С. Садальский:
- Ходят на обезьян. Обязательно должно быть известное лицо, кто обезьяны. Говорят: обезьяна Васильева, обезьяна Садальский работают, тогда мы пойдем. Обязательно там 2-3 актера должны быть.
Ю. Норкина:
- Это такие актерские кликухи между собой?
С. Садальский:
- Это антерпренеры разговаривают.
А. Норкин:
- Вы сказали несколько минут назад, что у вас все есть, вам ничего не нужно. А только что сказали, что привыкли жить на широкую ногу. Я не очень понимаю, как это сочетается.
С. Садальский:
- Когда все есть, это и сочетается.
А. Норкин:
- На широкую ногу – это очень большой список необходимого в жизни.
С. Садальский:
- Чего, например?
А. Норкин:
- Я не знаю.
С. Садальский:
- Значит, я довольствуюсь малым.
Ю. Норкина:
- Вернусь к кинематографу. Я очень люблю классические экранизации, которые ставил Пчелкин. Вы сыграли в фантастическом, на мой взгляд, фильме «Сердце не камень». Как вам работалось с ним? Может, у вас характер скверный? Но вы человек застенчивый.
С. Садальский:
- Он у меня просто есть, характер.
Ю. Норкина:
- Как вам с ним работалось? Режиссеров сегодня мало, тем более тех, которые делают так замечательно классику. Как вам работалось? Там замечательный актерский состав – Гундарева, Смоктуновский… Гундарева – роскошная актриса.
С. Садальский:
- Она была моя подруга. Мы были соседи, через два дома ее мама жила. Кстати, Наташа была еврейкой. Мало кто знает.
Ю. Норкина:
- Я обожаю евреев. Я даже за ним замужем.
С. Садальский:
- А Норкин еврей?
Ю. Норкина:
- Естественно. Скажите хотя бы два слова: мне работалось хорошо или плохо. Как он был как режиссер – деспот, как Гончаров?
С. Садальский:
- Нет. Он брал талантливых людей, они сами договаривались, он говорил «мотор» и «стоп».
Ю. Норкина:
- То есть все благодаря тому, что был совершенно феерический кастинг?
С. Садальский:
- Конечно. Чем сильна картина «Место встречи изменить нельзя?» Все артисты – личности. Все остальное потом, что пытался Говорухин делать, брал кого-то – он не открыл ни одну звезду. Надо всегда приглашать актеров с именами. И Пчелкин брал. Актер должен быть режиссером своей собственной роли.
А. Норкин:
- То есть режиссер вообще не нужен?
С. Садальский:
- Режиссер нужен, он это дело соединяет.
Ю. Норкина:
- Это как оркестр, когда дирижер все это соединяет?
С. Садальский:
- Да, как дирижер.
Ю. Норкина:
- Но здесь должны быть великолепные музыканты и партнерское чутье.
С. Садальский:
- Да. Он все время что-то просил. Я ходил к министру здравоохранения, чтобы ему моторчик в сердце сделали. Я договорился, Пчелкину моторчик сделали бесплатно. Я говорю: «Вы меня возьмете в следующую работу?» - «Нет, Калягин будет играть».
Ю. Норкина:
- А почему? Потому что вы можете сказать все, что думаете?
С. Садальский:
- А я об этом не думаю.
А. Норкин:
- Насколько серьезно вы думали, когда стали грузином?
С. Садальский:
- Потому что я воспитывался в интернате. Я изображал азербайджанца. Был День конституции. Я пел «Велики твои богатства, мой Азербайджан…» Когда я выезжал первый раз за границу, мне говорили: ты не русский, ты – СССР, потому что и Латвия твоя, и Литва твоя.
А. Норкин:
- Это какой год был?
С. Садальский:
- Первый раз я поехал в Германию в 70-м году.
А. Норкин:
- То есть такой застой.
С. Садальский:
- Почему? А сейчас какое время?
А. Норкин:
- До застоя пока не дошли. Но если мы не будем ничего менять…
С. Садальский:
- Поэтому вы будете продолжать вести свою передачу.
А. Норкин:
- Надеюсь, буду. У меня пока внутреннего конфликта нет. Мне было с чем сравнивать. По поводу Грузии все-таки.
С. Садальский:
- У моего друга ребенка из школы выгнали, потом ресторан закрыли, сказали, что нет доски для резки сыра. А грузины не режут сыр.
А. Норкин:
- Но это же было до войны. А потом, когда была война, не было никакой переоценки?
С. Садальский:
- Я об этом не думаю. Я своих друзей защищал, которые в Москве, мне было по фигу, кто в Грузии живет. Грузины обижали моих друзей в Москве. Меня ругали, что не грузин. Я говорю: дайте мне грузинское гражданство. Потом стали говорить: жид Садальский принял грузинское гражданство. Я думаю: ах, жид? Позвонил в израильское посольство, говорю: «С вами Стас Садальский говорит. Дайте мне ваше жидовское гражданство». А мне говорят: «Мы не можем вам дать, потому что ваша мать – украинка». Я говорю: «А почему на сайте «Знаменитые евреи мира» пишут, что я еврей?» Он говорит: «Мы всех талантливых пишем».
Ю. Норкина:
- Вам часто встречалась такая история – жид пархатый и т.д.?
С. Садальский:
- Да нет. Мне это абсолютно по фигу. Кем хотите называйте, мне это абсолютно неинтересно.
А. Норкин:
- А что интересно?
С. Садальский:
- Мне интересна новая работа.
А. Норкин:
- Что вас должно заинтересовать в новой работе? Это какая-то совершенно неизвестная пьеса, это партнеры?
С. Садальский:
- Люди. Обычно, если я начинаю читать, я на второй странице засыпаю. Если я прихожу в театр, обязательно будет гвоздь в стуле, я не могу 15 минут сидеть, я уже умираю, если скучно. Артисты видели, что я пришел, мне не хочется их обижать. Я мучаюсь. Надеваю очки, начинаю дремать. Поэтому мне больше всего нравится дома смотреть последние картины. У меня огромный телевизор. Сейчас вот посмотрел «Щегол». Изумительная американская картина. Посмотрел «Фаворитку». Потрясающие актерские работы. Очень жалею, что не могу читать, потому что интернет отнимает очень много времени.
А. Норкин:
- Так выкиньте его.
С. Садальский:
- Не могу. Есть люди, которые сидят на стакане, на папиросе, на кокаине. Я сижу на интернете.
А. Норкин:
- А что вам дает интернет?
С. Садальский:
- Открою рот и читаю все.
Ю. Норкина:
- Реакцию людей на вашу реплику?
С. Садальский:
- Мне реакция абсолютно неинтересна.
Ю. Норкина:
- Не лукавите?
С. Садальский:
- Нет. Это раньше было. Я дружил с Настей Вертинской. В «Современнике» она меня просвещала, давала книги. Я говорю: «Настя, соседка про тебя сказала то-то и то-то». Она говорит: «Стас, я прошу тебя, не смей мне говорить, что про меня говорит Мария Ивановна. Я Настя Вертинская. У меня настроение портится…»
А. Норкин:
- А зачем вы ей про это сказали?
С. Садальский:
- Я не знаю. Это сейчас я понимаю.
А. Норкин:
- Если вы не хотите никого обидеть, тогда и не говорите ничего. Я так понимаю, что соседка сказала какую-то гадость.
С. Садальский:
- Это вы родились умным, вы, евреи, сразу умные. А я только потом умным стал.
У вашей жены был день рождения. Расскажите, что вы ей подарили.
А. Норкин:
- Я подарил ей то, что она просила.
С. Садальский:
- Себя?
А. Норкин:
- Сомнительный подарок... Это интимная часть разговора, мы ее сейчас волевым решением опустим.
Ю. Норкина:
- У меня ощущение, что вы хотите еще нам позадавать вопросы. У вас хорошее журналистское чутье на самом деле. Вы задавайте вопросы.
А. Норкин:
- А почему «Живой Журнал»? Вроде сдохла площадка совсем.
С. Садальский:
- Она абсолютно сдохла. Но я там просто репетирую. Фейсбук тоже уже ушел. Инстаграм очень действенный.
А. Норкин:
- Я смотрю периодически, вы реагируете на такие темы… История с доцентом Соколовым вас задевала очень сильно.
Ю. Норкина:
- Я не читала, как вы отреагировали. Я в это время была у Малахова в программах и тоже очень сильно реагировала.
С. Садальский:
- Юля, а где вы учились?
Ю. Норкина:
- А я никто, найденыш бедный.
А. Норкин:
- У нас с ней незаконченное высшее.
С. Садальский:
- А где вы друг друга с Норкиным встретили?
Ю. Норкина:
- На «Радио 101».
С. Садальский:
- У вас второй брак?
Ю. Норкина:
- У меня второй, у Андрюши первый.
С. Садальский:
- А кто ваш первый муж? Вы с ним дружите?
Ю. Норкина:
- Одноклассник. Да, он мне сегодня позвонил и поздравил. Мне очень приятно. Он звукорежиссер в кукольном театре.
С. Садальский:
- А где вы с Андреем… Кто снял – вы Андрея сняли или Андрей вас?
Ю. Норкина:
- Знаете, мы познакомились, поработали несколько месяцев. У меня был молодой человек после развода, у него – девушка.
А. Норкин:
- Какие несколько месяцев? Ты пришла на «Радио 101» когда? Я в январе, а ты – в начале весны.
Ю. Норкина:
- Он мне сделал предложение через 10 дней: ты будешь моей женой? Я так испугалась, что он передумает, говорю: «Да».
С. Садальский:
- Мне очень нравится, что вы не афишируете свои чувства. Если кто афиширует, говорит: вот моя жена, - это не очень хорошо. Потому что если говоришь человеку «я люблю», любовь исчезает.
Ю. Норкина:
- Вы думаете?
С. Садальский:
- Да, я знаю. Нельзя говорить. Есть подарки, есть какие-то отношения. Не надо говорить словами.
Ю. Норкина:
- То есть действия говорят реальнее, чем слова?
С. Садальский:
- Уходит все в свисток. Мои учителя сказали: не надо рассказывать про свою личную жизнь. Вот вы не ходите и не рассказываете. Я не видел никаких программ, чтобы вы рассказывали, как полюбили.
А. Норкин:
- Пару раз были какие-то программы.
Ю. Норкина:
- Мы были у Пушкиной, когда нас позвали. Мы скорее рассказывали про детей. Потому что у нас родные дети, но кто-то рожден мной, кто-то не рожден мной.
А. Норкин:
- Это немножко странно слышать от актера, потому что общее представление, что актер – это душа нараспашку, эпатаж, и это стиль жизни. Вспомним какие-то эпизоды вашего общения с упомянутой вами Татьяной Васильевой. То вы с ней поругались, то вы подрались. Потом оказалось, что это была постановка. Это такая дружба или эпатаж очередной?
С. Садальский:
- Я не хочу рассказывать. Актеры в принципе люди глупые. Чем глупее артист, тем…
А. Норкин:
- Я это слышал. Я не хочу с этим соглашаться.
Ю. Норкина:
- Ульянов был глупым человеком?
С. Садальский:
- Это единицы.
Ю. Норкина:
- Смоктуновский, когда рассказывает об «Идиоте», как писалось произведение. Мне кажется, это очень умный и глубокий человек был.
С. Садальский:
- Вы называете единицы. Это исключение. Театральные люди в принципе все трусоваты.
А. Норкин:
- Сейчас многие делают заявления на разные политические темы.
С. Садальский:
- Кто?
А. Норкин:
- Серебряков, Лия Ахеджакова, Олег Басилашвили.
С. Садальский:
- Очень просто. Лия Ахеджакова делала заявление, когда сидела с Путиным. Леша Серебряков живет в другой стране. Это гораздо легче, когда у тебя есть тылы, куда отступать. Это совсем другое.
А. Норкин:
- Я не очень понимают. То есть, если критиковать страну, то только тогда, когда у тебя задница прикрыта, что ли?
Ю. Норкина:
- Тогда у меня вопрос. Как вы относитесь к Путину?
С. Садальский:
- Знаете, я очень люблю Собчака, с уважением отношусь все равно к Путину. Собчак помог похоронить моего брата. Если бы я знал, что Владимир Владимирович будет занимать такой пост…
А. Норкин:
- А что значит «все равно»? Что-то вас не устраивает в президенте?
С. Садальский:
- Меня не устраивает то, что он не выгоняет Мединского, что держит бездарных людей, того же самого Рогозина, Шувалова.
А. Норкин:
- Шувалов уже в правительстве не работает.
С. Садальский:
- Столько наворовал должность. Все уже знают этот дом, который он построил. Я очень люблю Светлану Медведеву. Светлана Медведева у меня бесконечное уважение вызывает.
Ю. Норкина:
- А вы знакомы?
С. Садальский:
- Я ехал как-то в поезде. Не было бизнеса в поезде, и мне брали купе на четыре человека. Я смотрю, пустой вагон. Я говорю: «Что это за хамство? Одна тетка едет в вагоне?» Я пошел на свои четыре места. Утром смотрю, где-то рядом с Саровом толпа, милиция стоит. Я говорю: «А кто это?» - «Это Светлана Медведева».
А. Норкин:
- Пойди пойми, это он сейчас комплимент сделал или нет.
С. Садальский:
- Комплимент в том, что она сделала удивительную вещь для женщин – «Белая роза». Любая женщина может бесплатно пройти обследование, маммографию сделать. Это она сделала во всех 15 городах.
Ю. Норкина:
- А ведь мало кто об этом знает на самом деле.
С. Садальский:
- У Светланы Медведевой такой крест. Она с первого класса с Медведевым училась.
Ю. Норкина:
- Спасибо, что пришли.