Замкад на карантине, или борьба с самим собой

Я один из тех, по кому этот карантин ударил в первую очередь. Если говорить об ударе моральном.

Я вел весьма активную жизнь. Играл на гитаре и басу сразу в двух группах, пропадал, когда мог, на бесконечных репетициях, выступлениях, прослушивал музыкантов, организовывал запись наших треков. Был волонтером в интернате, даже там умудрившись быть задействованным в музыкальный проект. Писал для рок-журнала, некоммерческих радиостанций. Душа просила, и совсем не хотелось сидеть-грустить в маленьком городке под Москвой среди хрущевок и унылых людей возле магазинов.

И вот все это рухнуло.

Помня про навыки журналиста, я этот процесс отслеживал. Далеко не все сразу отложили гитары и заперлись дома. Те, для кого музыка была бизнесом, сопротивлялись до последнего, репетиционные точки, студии и маленькие и не только клубы, рок-бары работали до самого прямого запрета от Собянина и Воробьева. Худо-бедно шли репетиции, а без них рок-группа просто не может.

Организаторов легко упрекнуть в нелояльности, но просто влезьте в их шкуру – летит в известном направлении даже не просто бизнес, а творчество, жизнь, музыка.

Но в итоге все это прекратилось. Я смотрел в окно на облезлый парк, на лужи, серо-коричневые здания и думал: «Мать честная! Что же я тут буду делать?»

В первый день самоизоляции я предпринял вылазку в соседний Красногорск. Про Москву разговоров не было – там страшно, там под знаменем коронавируса ходят люди с песьими головами и лежат трупы. По крайней мере, так воспринимались разговоры семьи.

Чем ближе к столице, тем было тише, а вот мой городок был вполне наполнен жизнью. Строители работали на стройках, мамочки гуляли с детишками, и тот самый парк был переполнен народом. Сидели и прогуливались у воды. Шашлыки вроде не жарили. Магазины работали на вынос. Пост-апокалипсис отказывался чувствоваться.

Но уже в полупустой электричке «дохнуло». Рядом со мной сидели два старичка, воровато оглядывающиеся вокруг. Было еще, может, человека три. В Красногорске было пустынно. Светило солнце, пробивалась зелень – и практически никого. Наверное, так выглядела оставленная людьми в 1986 году Припять, город атомщиков напротив Чернобыльской АЭС. Работала, как и надо, аптека – я купил три маски за 50 рублей штука. Они оказались довольно удобными, в отличие от каких-нибудь больничных (я однажды лежал в больнице в карантин).

Почти не было людей, но машины, впрочем, как и прежде, оживленно гоняли по шоссе. Люди говорят: «Одно дело общественный транспорт, а тут своя машина. Меня никто в ней не заразит». Явно не стало меньше таксистов. Быстро сделав дело, я вернулся в городок. У мамы сидели гости – родственники из соседнего района.

Со временем я понимал, что мы попали, все отчетливее. Друзья-музыканты не сдавались, играли концерты в формате интернет-стримов, просто устраивали карантинные чаты в Инстаграмах. Я задумался, нет ли возможности репетировать по сети, попробовал мотивировать этим соратников, но выяснилось, что нормального сервиса под это пока что не придумано. «Пиши альбомы, как Егор Летов!» - скажете вы. Мудро, но я только что закончил возиться с двойным.

На рабочей неделе отчим все так же уезжает строить работничков в Москву на машине. Мама, пожилая учительница, изо всех сил пытается преподавать дистанционно через Zoom. Ей это крайне непросто дается, с компьютером она не дружит. А спрашивают в школе одинаково со всех педагогов, приходится с невероятным скрипом следовать за жизнью.

Периодически делаю вылазки: в магазин, выносить пакеты, иногда просто делаю пару кругов. В последний раз на такой вылазке меня заметила из окна родственница и в ужасе настучала матери: ее до этого два раза останавливала проверить бумаги Росгвардия. Я сам пока ни одного полицейского в маске и тем более росгвардейца не видел, возможно, потому что не ухожу слишком далеко.

Строгие предупреждения власти для кого-то сработали, а для кого-то не очень. Все равно периодически мимо меня проносятся стайки подростков или совсем детей, гоняющие мяч. У меня просторная квартира, мы можем там «разбрестись по углам» с родителями. А в этом конце района – сплошь тесные хрущевские дома, пяти- и четырехэтажки. Каково здоровому ребенку целый день в таких пяти углах?

Взрослых меньше, но не сказать, что в разы. Кому-то нужен магазин, кому-то еще что-то. Человек – животное социальное. Надо позвонить моему пожилому отцу, самоизолирующемуся вон в том доме, в своей квартире. Одинокий пенсионер – дело такое. Было дело, что исчезал, а находили в больнице в ужасающем состоянии. Ближе к вечеру на улицу вылезают компании, сидят то здесь, то там на лавочках. Маски носят уже немногие и в основном в магазине. Перчатки ношу я один, все же мусор таскаю. Чувствую себя переигравшим в «Сталкер» идиотом.

Со временем все больше привыкаю к своей участи. В конце концов, хороший момент, чтобы «прокачать» игру на гитаре, попробовать делать это через тот же скайп. Позакидывать альбом в паблики, найти в Сети новые полезные знакомства. Чувствую, что «когда все же», будет тяжело восстановиться в былом ритме. Отвыкнешь тут за два месяца или сколько еще карантин продлится.

Все больше мыслей на тему сути смирения как важного религиозного начала. Не так оно и плохо, как может показаться. Если воспринимать это не как прогибание под обстоятельства, а как терпение, поддержание ясного аналитического мышления, если не давать себе делать необдуманных шагов, удерживать себя от страстей. Да хотя бы просто не спиться за это время! Не стать таким, как куча смурных мужчин с этой чертовой улицы, которую я так любил в детстве, такой спокойной – но которая все чаще воспринимается как тюремный двор. Здесь ни друзей, ни любви. Друзья давно перебрались в столицу. Как-то им там вот сейчас, не хочется ли в родной городок?

В общем, такая вот тихая война с самим собой. С обстоятельствами воевать глупо и бессмысленно.