Эксперт: Если обрушить Рунет в одночасье, это будет равно хорошему взрыву
Скачать передачу [mp3, 41.9 МБ]
Мы предлагаем полный текст радиопередачи.
А. Норкин:
- Это программа «Простыми словами». Андрей и Юлия Норкины в студии. В гостях сегодня у нас интернет-эксперт, шеф-редактор портала «Мобильные телекоммуникации» Леонтий Букштейн.
Несколько дней назад в силу вступил закон о суверенном интернете. Он вызвал огромное количество обсуждений, критики, слов в защиту, слов не в защиту, и дискуссия продолжается до сих пор. Леонтий Ефимович, как вы к этому закону относитесь?
Л. Букштейн:
- На фоне того, что происходит в интернет-пространстве, это нельзя назвать вооруженным конфликтом, но интеллектуально это вооруженное противостояние сейчас, к сожалению. Задуман был суверенный интернет не для того, чтобы у кого-то отнять право смотреть то, что он хочет смотреть, или писать то, что он хочет писать, или общаться там, где он хочет общаться. Дело в том, что интернет это не закрытая структура. Хотя в законе предусмотрено, если, не дай бог, что-то случится, она может стать и закрытой. Это структура, которая вписана в общемировую сеть, значит, мы открыты пока для всего. А вот эта открытость чревата, к сожалению.
А. Норкин:
- Чем?
Л. Букштейн:
- Можно спокойно проникнуть, даже в наши компьютеры, тем более туда, где жизненно важные интересы существуют. У вас и у меня постоянно обновляется программное обеспечение.
А. Норкин:
- Я стараюсь этого не делать.
Л. Букштейн:
- Вы стараетесь, а там, между прочим, есть заплатки, которые не дают шарить в вашем компьютере. Я все время думаю: вот они обновляют, а ведь могут и другую команду подать. Вот чего мы боимся. Подать другую команду – значит, все наши компьютеры где-то на учете. Вот присылают обновление картинки на заставку, присылают заплатки на то, где проникает вирус, присылают всевозможные обновления для работы. Ничего не стоит послать команду, которая совсем не про обновление. Мы этого допустить не можем. Фактически Россия, как и любая нормальная страна, сидит на интернете. Не в смысле бытовом, а в смысле жизнеобеспечения, работы…
А. Норкин:
- Технологическом.
Л. Букштейн:
- Да. Сайты госуслуг, например. Здравоохранение. Дистанционная медицина, дистанционное обучение. Я не говорю про оборонку, там свои правила и свои сети. Если это порушить в одночасье, это будет равно хорошему взрыву, вообще-то.
А. Норкин:
- А почему была такая негативная реакция?
Л. Букштейн:
- Потому что у нас заложен страх ограничения свобод. Хотя я не вижу никакого ограничения.
Ю. Норкина:
- А может быть, это специально подогревается?
Л. Букштейн:
- Может быть, кто-то кидает эту информацию, чтобы все напряглись. Я сегодня читаю сообщение, что генералов ФСБ за взятки арестовывают. Никто же не скрывает, не прячет эту информацию. В принципе это позор для государства. В его бы интересах, если слушать тех, кто подогревает, все скрывать – подумаешь, узкий круг знает, что что-то там случилось.
Ю. Норкина:
- А Жеглов говорил, что сила государства не в том, что у него есть воры (воры есть везде), а в том, как оно их ловит и наказывает.
Л. Букштейн:
- Да. Когда я читаю этот негатив, я понимаю, что государство, которое хотело бы что-то наделать нам не такое, оно бы умалчивало обо всем.
Ю. Норкина:
- Леонтий Ефимович, российский интернет от кого зависит?
Л. Букштейн:
- Российский или вообще интернет?
А. Норкин:
- Мы не можем, наверное, сейчас себя отделять, мы же встроены в эту всемирную сеть.
Ю. Норкина:
- Есть страна, где есть ядро, где замыкается все?
Л. Букштейн:
- Одного ядра нет. Но еще до прошлого года командовало интернетом, как ни странно, одной большой заокеанской страны. И потом добровольно отдало…
Ю. Норкина:
- А это страна из трех букв?
Л. Букштейн:
- Да. Так вот, до прошлого года, а потом отдало управление интернетом, ICANN, известная структура. То есть то, что было все время с интернетом, отдано из ведения государства в ведение общественности, будем так говорить.
Ю. Норкина:
- Америка все равно доминирует, я так понимаю?
Л. Букштейн:
- Нет. Теперь не может какая-то госструктура Америки принять какое-то решение, которое повредит другим участникам этой сети. А участники – все мы. Эта как бы вдохновляющая деталь говорит о том, что невозможно даже такому активному, энергичному и агрессивному меньшинству, которое мы имеем в этой стране, управлять тем, что касается всех нас.
Ю. Норкина:
- Тем не менее, понимая историю с санкциями, когда Америка лоббировала эту историю в отношении России, и все другие страны согласились, принимая во внимание прецедент, который в 2012 году произошел с Сирией, когда отключили от интернета, мы по этим причинам хотим интернет-независимости. Россия хочет быть интернет-независимой страной.
Л. Букштейн:
- Да. Но не полностью независимой, а независимой в случае агрессии, катаклизмов…
Ю. Норкина:
- То есть мы хотим себя подстраховать?
Л. Букштейн:
- Да. Я помню, в 90-е мы были счастливы, я человеку в Австралию писал. Это же было необычно. Это прошло. Теперь это совсем уже не та область, где мы или развлекаемся, или отдыхаем, или переписываемся. Это область, где сосредоточена вся жизнь страны, исключая спецдепартаменты. У нас идет передача по интернету вся и всё. Если его заклинить, обрушить, добраться до узлов… Пользователь не знает, что эта система связи очень сложная. Это не так, что вот мы щелкнули, вышел интернет, а не щелкнули – он закрылся. Нет, это сложная система. Есть так называемый трафик, есть перехват трафика. Есть трафик внутри страны, а есть трафик за рубеж.
Ю. Норкина:
- У меня возникает вопрос. Приходишь куда-нибудь в официальное заведение, и вдруг девушка говорит: все зависло, мы уже полчаса не можем никакие документы распечатать. И у меня возникает вопрос. Мы вообще по правильному пути пошли, что доверились электронной системе? Может быть, должны быть какие-то дублирующие истории?
Л. Букштейн:
- О том и речь. Чтобы были дублирующие системы. И в случае отрубания нас от общей мировой сети, чтобы мы функционировали.
А. Норкин:
- Технический прогресс идет вперед. А где гарантия, что даже с учетом этого закона и тех благих намерений, которые привели к его принятию, мы себя сможем обезопасить? Пройдет, условно, полгода – придумают какую-то новую штуку. И мы окажемся опять бессильны? Что, нам новый закон принимать?
Л. Букштейн:
- Вы правы в том, что мудрецы не спят, особенно те, которые атакуют с какой-то целью. Возможно, что придется делать корректировку, когда появится что-то другое. Но пока то, что есть, охватывает все опасности, которые существуют в сети. Это атака на сервера, атака на линии, атака на зарубежный трафик и на внутренний.
А. Норкин:
- А это очень дорого? Потому что еще одно критическое замечание – мол, мы опять разбазариваем деньги.
Ю. Норкина:
- Ну, безопасность государства – не дешевая история.
А. Норкин:
- Да я согласен. Просто я озвучиваю аргументы тех, кто критиковал этот закон.
Ю. Норкина:
- Здесь много критики. В частности, что мы можем превратиться в Китай.
Л. Букштейн:
- Я что-то не замечаю, что Китаю от этого плохо. Я не за то, чтобы диктатуру установить, просто в Китае поняли вовремя, что если все открыто, то в дверь зайдет, кто хочет. А мы знаем, кто хочет зайти в чужую дверь.
А. Норкин:
- Леонтий Ефимович, вот этот китайский файрвол. Сколько лет китайцы потратили на то, чтобы эту систему сделать, как она работает, и вообще что она из себя представляет? Почему одни говорят, что это прекрасный пример, а другие говорят, что это ужасный пример?
Л. Букштейн:
- В Китае не разбрасываются гражданскими свободами, мы это знаем. В Китае закрытость – это многотысячелетняя традиция. Поэтому многие из нас с удивлением узнали, что Китай вот такой прогрессивный, а мы где-то оказались…
А. Норкин:
- Ну, они не кричали об этом на каждом углу.
Л. Букштейн:
- Да. Что делает Китай? Он не прокламирует на просторах интернета, или в государственных структурах, или на встречах дипломатов. Почему? У них есть печальный опыт, когда вмешивались в их историю, вмешивались в их жизнь (страшные примеры, кстати).
А. Норкин:
- Хотя бы опиумные войны так называемые.
Л. Букштейн:
- Да. Это же страшно было. И они, наученные горьким опытом, понимают, что надо сдерживаться, когда хочется открыть все сердца.
А. Норкин:
- А когда в Китае поняли, что нужно заниматься этой проблемой?
Л. Букштейн:
- С самого начала. Когда у них появился свой интернет, свои программы, они с самого начала ничего не открывали. Они сразу не давали понять о своих возможностях никому, не разглашали. И правильно делали, я считаю. Понравиться большому дяде за океаном – это очень недорогое удовольствие, но может дорого встать потом. Да, у них все свое. Да, люди, которые за полностью открытую демократию, говорят: давайте всё откроем. А Тяньаньмэнь – это было страшно. Если бы тогда работала мобильная связь, я не поручусь, что это было бы подавлено или не имело тяжелых последствий. Мы знаем, что в Гонконге творится. И что творилось, кстати, в Египте. «Арабская весна» вся построена на мобильной связи, интернете и мессенджерах. То есть не нужно подкатывать пушки, выгонять танки, запускать самолеты, нужно просто возбудить аудиторию. Вот в чем и слабость, и сила, но при негативном направлении мысли это страшная сила. Потому что люди быстро поддаются на агитацию, на разговоры, на утверждения.
А. Норкин:
- Еще один момент. Не удосуживаются или не успевают перепроверить информацию. Потому что подача информации с развитием интернета сократилась до каких-то секунд. Никто это не проверяет, все начинают сразу верить в это.
Л. Букштейн:
- Да. А зачем удосуживаться? Наше дело, извините, кушать то, что подают. Поэтому людей очень легко подбить в ту или другую сторону. И самое страшное, когда в «арабской весне» людей направляли целенаправленно, якобы на борьбу за светлое будущее. А получали страшные, кровавые столкновения. Правильно придают в наших госорганах тому, кому, что, кто, как говорит гражданам страны.
А. Норкин:
- Тогда неизбежно встанет сейчас вопрос о цензуре в интернете.
Л. Букштейн:
- Не цензуре в том виде, что как цензор захотел, так и сделал, а о законодательстве, которое запрещает нарушать конституцию, призывать к межнациональной розни, пропагандировать производство и продажу оружия, наркотиков.
А. Норкин:
- Это понятно. Вы сейчас сказали: людей призывали на улицу бороться за светлое будущее. То есть их зовут на хорошую, справедливую борьбу. На самом деле их обманывают. Как вы это законодательно ограничите?
Л. Букштейн:
- Призывать людей к тому, что несет дестабилизацию в государстве и обществе, противозаконно. Призывать людей к тому, чтобы нарушать существующий конституционный строй, это преступление. Призывать людей выйти на улицы и бросать в защитников закона твердые предметы, это преступление. Господа, у нас здесь не «желтые жилеты», у нас народ более-менее спокойный. Когда я смотрел на репортажи… Бегает куча людей со смартфонами, снимают, снимают, снимают, снимают, а потом из этого делается политика.
Когда-то я пытался в метро Рима сделать фотографию. Я помню, ко мне подбежала женщина-полисмен. Они не хотят пропагандировать то, что неприлично, во вред, плохо говорит об их стране. Так и здесь. Пропагандировать то, что происходит… Я видел, что ребята там творили, а когда их стали расспрашивать, они понятия вообще не имели, за что и за кого они боролись. Но главное – не надо думать. Тебе сказали: вперед, с ними надо бороться, в них надо бросать мусорные баки, желательно твердые камни. Молодым людям надо энергию выбрасывать, они пошли. Они не думают о том, что нам это не надо, не так борются за демократию.
А. Норкин:
- А как объяснить этот парадокс, что молодым людям необходимо выплескивать накопившуюся в них энергию, и именно молодые люди сидят в этом самом интернете, просто не вылезая? Это никакой не выплеск энергии. Они с головой в этот виртуальный мир уходят.
Л. Букштейн:
- Они живут в другом мире. В этом мире правила устанавливают они или им подобные. И на них не влияет никто со стороны. Потому что они создали свою систему и в ней живут. Я был на заседании определенной структуры при транспортной полиции. Они рассказывали, как собирают сообщества самоубийц. Это же страшно. Есть старшие, они их науськивают, обучают, как надо себя вести. И ребята идут на смерть. За что? Это к вопросу о том, что внушаемость с использованием средств связи, интернета, мессенджеров…
Ю. Норкина:
- Что делать в этом случае?
Л. Букштейн:
- То, что говорили на этом Общественном совете. Надо работать с родителями, во-первых.
Ю. Норкина:
- Но родители тоже работают. Насколько я знаю, власти Китая запретили детям и подросткам играть в онлайн-игры с 10 вечера до 8 утра. Я считаю, это прекрасно.
Л. Букштейн:
- Правильно. Потому что становятся маньяками дети.
А. Норкин:
- А как вы это запретите? Допустим, 15-летний подросток. Родители пошли спать, а он сидит в своей комнате и играет.
Л. Букштейн:
- По-моему, там есть система выключения компьютера.
Ю. Норкина:
- Я сегодня в одном медицинском центре была и посмотрела прейскурант, в том числе и психиатра. И там диагноз – игромания.
А. Норкин:
- Смотрите, что у них. Игровые платформы будут обязаны проводить идентификацию пользователей. То есть в зависимости от возраста этому пользователю будут давать какое-то количество разрешенных часов. Ограничили сумму, на которую можно пополнять всякие такие аккаунты. Получается, от 8 до 16 лет можно тратить в пересчете 30 долларов в месяц. 16-18 лет – 57.
Ю. Норкина:
- А как китайцы это контролируют?
Л. Букштейн:
- Когда ты входишь, там идет тайм, потом тайм прошел, оплата прошла – отключение. Я не знаю, как делают, чтобы не вернулся ребенок к просмотру, но это решается. Программы управляют чем угодно, надо только правильно поставить.
Насчет игромании. Я вам скажу про более мягкий вариант – мобильная зависимость. Полная зависимость. Из моего опыта. Мне нужно было выйти в хлебный магазин, который внизу, в соседнем подъезде. Я спустился на лифте, открыл дверь. Хвать за карман – нет мобильника. Клянусь, ни о чем не думая, я вернулся на лифте, взял мобильник и спустился. Это зависимость.
Ю. Норкина:
- А может быть, вам любовница должна была позвонить?
Л. Букштейн:
- Нет.
А. Норкин:
- А с вашим жизненным опытом у вас возникают какие-то обстоятельства, когда вы совершенно осознанно или выключаете телефон, или просто не пользуетесь? Сколько вы без него можете провести времени?
Л. Букштейн:
- Утром 40 минут, пока он заряжается. А потом ждешь – вдруг кто-то позвонит, что-то надо. А вдруг Норкин позвонит?
А. Норкин:
- И что? Надо будет ему, он перезвонит еще раз.
Л. Букштейн:
- Надо быть на связи.
А. Норкин:
- Зачем?
Л. Букштейн:
- Старая древнегреческая или римская истина, что народ хочет хлеба и зрелищ. Я ее переделываю так: хлеба и связи. Потому что здесь всё.
Ю. Норкина:
- По-моему, Бернард Шоу сказал, что самое главное удовольствие, которое было подарено человеку, это общение. Я с вами совершенно согласна. Но вам не кажется, что мы все…
А. Норкин:
- Леонтий Ефимович сказал, что не общение, а связь.
Ю. Норкина:
- А связь это и есть общение.
А. Норкин:
- Нет, это суррогат. Это замена общению.
Ю. Норкина:
- Но вам не кажется, что мы все в таком случае ходим на коротком поводке?
А. Норкин:
- Конечно.
Л. Букштейн:
- Да.
Ю. Норкина:
- То есть, у нас такие жесткие ошейники, как в садо-мазо…
Л. Букштейн:
- Садо-мазо – это как раз короткий ошейник, а здесь отпускают тебя, чтобы ты вернулся…
Ю. Норкина:
- Здесь тоже короткий, потому что, смотрите, вы за хлебом не можете без телефона сходить.
Л. Букштейн:
- Один эпизод был. Есть мобильная зависимость. Она потому существует, что есть связь круглосуточная 24х7=365. И здесь все может быть. Я одному знакомому говорю – выключи. А он – а вдруг маме будет плохо и она позвонит?
А. Норкин:
- Слушайте, а как мы раньше жили?
Л. Букштейн:
- А как Пушкин жил без связи?
Ю. Норкина:
- Эпистолярный жанр был прекрасно развит и все знали русский язык.
Л. Букштейн:
- Теперь он в мессенджеры перешел…
Ю. Норкина:
- Да, но там, слава богу, исправляет хотя бы орфографические ошибки телефон. Но дело не в этом. Мне кажется, мы перестали быть терпеливыми. Я ведь себя тоже на этом ловлю. Вот Андрей меня как-то на Талабские острова увез и сказал – включила телефон… Все. Для родных это была катастрофа.
А. Норкин:
- Но мы бы оттуда даже физически, не дай бог, если бы что случилось, не выбрались.
Ю. Норкина:
- С другой стороны, я вспоминаю, как мама ждала папу с работы, или он ее. Как я ждала Андрея с работы… Я очень переживала. Мне было некомфортно. Но в это же самое время меня это учило терпению. Осмыслению. Вот сейчас эта комфортность, когда ты сразу – раз, и перестал волноваться. А, может, нам все-таки плохо от того, что мы перестали волноваться и так быстро получаем комфортную для себя душевную атмосферу?
А. Норкин:
- Очень философский вопрос…
Л. Букштейн:
- Мы вообще меняемся. Мы же другие. Среда, которая нас окружает, другая. Вот эта жизнь с интернетом и мобильной связью, другая. Вот я иногда думаю – вот бы Пушкина в наше время. Он бы с ума сошел бы. Потому что жизнь вся другая. И это правильно. Она не должна быть одинаковой. Значит, мы живем в предложенных обстоятельствах.
Ю. Норкина:
- Это все понятно. Но, мне кажется, что мы забываем простую человеческую историю какую-то. Я почему к интернету веду? Потому что вседозволенность… мне кажется, что мы калечим себя…
Л. Букштейн:
- Вот то, что вы сказали раньше, - игромания, вот привязанность к этой машинке необычной… а человек всегда и во всем хочет нового. Во всем.
Ю. Норкина:
- Почему в духовном развитии он не хочет нового?
Л. Букштейн:
- А вот это самое тяжелое. Это работа, для которой не нужны ни телефон, ни компьютер. А задуматься некогда.
А. Норкин:
- Мы сейчас можем бесконечно об этом говорить… Есть просто еще один момент, на который мы не обращаем внимания, по-моему. Это то, что вот все мы, люди с бОльшей, с меньшей зависимостью, являемся поставщиком денег для тех, кто придумывает. Вот свежий пример на этой неделе. Apple предупредила, у кого есть старые смартфоны и планшеты, они могут сейчас прекратить работу, потому что там надо программное обеспечение установить. Допустим, меня устраивает какой-то там продукт, уже не очень дорогой, компании Apple. Я не хочу тратить еще 150 тысяч рублей, чтобы купить … А мне говорят – нет, парень, у тебя действительно права выбора … Это уже получается не независимость, а какое-то рабство. Или я неправ?
Л. Букштейн:
- Вы удивитесь, но у меня с вами полный консенсус. Не далее, как вчера, я давал комментарий на тему предупреждения, об отрубоне, и тоже говорил, что это частично такая тема, что покупайте новые модели. Вы говорите то же самое. Значит, это приходит в голову не только мне. Apple как бы проявила такое добродушие, любовь к своим пользователям и предложила им обновляться, потому что тогда без обновления, там, по-моему, 19 лет полное обновление должно быть, тогда не будет полного спектра услуг, связанных с мобильным … Ну, на здоровье. Они же между выпуском новых моделей обязательно напоминают о себе какими-то такими гэгами. Это тоже маркетинг, очень умный, уверяю вас, скоро начнется истерия со шпионскими фотографиями новых моделей – это на здоровье.
А. Норкин:
- А они новые?
Л. Букштейн:
- Ну, там есть три отличия от предыдущей модели. Я знаю людей, которые просто фанаты Apple, им неважно, что там три всего, но важно, что у него новый. Айфон стал предметом имиджа, как в свое время хорошая обувь, галстук, часы.
Ю. Норкина:
- Это в 90-е годы – часы. А в советское время – начитанность.
Л. Букштейн:
- Ну, конечно. Мы же идем от духовности к бездуховности, к сожалению. Потому что для извлечения прибыли большая духовность не нужна… Извлечения денег – это не эмоции, это расчет, наглость в определенной степени и умение получить свое или чужое, как свое.
Ю. Норкина:
- Мы опять к философии сейчас вернемся.
Л. Букштейн:
- Но мы же говорим…
А. Норкин:
- Я даже вас не перебиваю, потому что по другому разговор… Потому что, если это вещи неизбежные, тут, к сожалению, неизбежна и философская окраска разговора…
Л. Букштейн:
- Ну, есть люди, которые продолжают оставаться людьми…
А. Норкин:
- Так эта значительная часть рано или поздно все равно сможет диктовать нам свои правила, а мы вынуждены будем этим правилам подчиняться.
Л. Букштейн:
- Да, да… Какое-то время назад идет впереди меня женщина с коляской… я обгоняю ее. В коляске сидит почти грудничок и смартфон держит перед собой, рассматривает картинки. Все, приехали.
Ю. Норкина:
- Моя подруга в Израиле пошла сделать маникюр к молодой женщине 25 лет и та ее спрашивает – скажи, а ты чем занимаешься в свободное время? Моя подруга говорит – я рисую, но в основном я читаю книги. Та перестала делать ей маникюр и говорит – Читаешь? А что тебе это дает? Я в своей жизни страницы не прочла.
А. Норкин:
- Ну, может, это какой-то уникальный персонаж?
Л. Букштейн:
- Нет. Многим это не нужно.
Ю. Норкина:
- Это не дает денег. Это не дает выгоды.
А. Норкин:
- Ну как же, вот говорят, что с развитием этого рынка гаджетов мы стали больше читать, потому что читают электронные версии книг. Правда, я не могу читать, я не воспринимаю книги на экране.
Л. Букштейн:
- Я одно время увлекался аудиоверсиями книг, но, как человек, в прошлом работавший на радио, мне очень не понравились дикторы и я это прекратил. Начал читать печатную версию на экране и как-то мне это дело приелось, что ли. То есть, чтение книг обязывает тебя быть интеллектуально свободным от всего. А жизнь так набита проблемами всякого рода, что голова просто забита и книги читали, когда проблем было меньше. Все были равны, у всех оклад 200 рублей…
Ю. Норкина:
- Леонтий Ефимович, не согласна с вами. В книгу уходишь, в иной мир, - отдохнуть… Мне кажется, что сейчас нет понимания того, что книга, наоборот, тебя разгружает, ты переключаешься. Но здесь же должна работать фантазия, здесь же должна работать какая-то извилина… Ведь мы уже заметили, что многие поколения наших детей и внуков не воспринимают разговорные фильмы. Потому что они не понимают речь. Они понимают что-то яркое, вспышки вот эти… Потому что общение интернетное заменило нам общение вживую, когда человека нужно понимать, нужно быть деликатным, нужно себя как-то подстраивать, правда?
Л. Букштейн:
- Да.
Ю. Норкина:
- То есть, вседозволенность привела нас к тому, что мы стали деградантами полными. И в общении тоже.
Л. Букштейн:
- Ну, великий поэт ведь сказал – душа обязана трудиться.
Ю. Норкина:
- И день, и ночь.
Л. Букштейн:
- А кому охота трудиться? На физике мне мальчиком объясняли, что маятник ходит вправо и влево, потому что он хочет положения покоя. Оказывается, человек тоже во многом к этому покою стремится. Ни вправо, ни влево, а вот так вертикально висеть – и все.
Ю. Норкина:
- Так можно родиться – и сразу в гроб.
Л. Букштейн:
- Ну, нет, еще надо покушать, наделать дел…
А. Норкин:
- У меня возникает иногда ощущение, что опять же вот эти подростки, они вообще ничего не едят.
Ю. Норкина:
- Они все зеленые сидят, эти, которые там…
А. Норкин:
- Они себе возьмут какую-нибудь там лапшу, и трескают ее, не отрываясь от экрана.
Л. Букштейн:
- Выросло, уже, можно сказать, сформировалось поколение детей, которые просто поглощают, ничего не отдавая. Нечего отдать просто, они ничего не накопили.
Ю. Норкина:
- А знаете, что они вам скажут? А мы не обязаны.
А. Норкин:
- Хорошо, тогда скажите мне, пожалуйста, вы хотя бы приблизительно можете понимать, как все это будет развиваться дальше? Мы в конце концов дойдем до фильма «Матрица»? То есть, компьютеры будут всеми нами командовать, а мы будем принимать какие-то…
Ю. Норкина:
- Или мультфильм «Валли»…
Л. Букштейн:
- Духовность, которою славилась всегда испокон веков Россия, она, конечно, потихоньку уходит. На ее место приходит эрзац, когда я могу быть как бы тем героем, залезшим в игру… к сожалению, это так. И я не знаю, какое может быть средство, чтобы вытащить наших детей оттуда и предложить им подумать над тем, что пишут гении. Что это может быть вообще? Там хорошо, там комфортно, там не надо напрягаться, просто жми на кнопки и…
Ю. Норкина:
- Стерлигов знает.
А. Норкин:
- Он говорит, что надо выключить электричество.
Л. Букштейн:
- Ну, Стерлигов, в те времена, когда он был в расцвете, он много интересных идей высказывал. Сейчас он как-то начал эпатировать публику…
Ю. Норкина:
- На самом деле, это действительно, ведь, если выключить электричество и все это накроется…
А. Норкин:
- Но не будет не только интернета, моментально погибнет…
Ю. Норкина:
- Ничего, возьмут палочку, начнут огонь высекать из…
Л. Букштейн:
- Полезут на дерево…
Ю. Норкина:
- Нет, не полезут, наоборот, научатся многому руками.
А. Норкин:
- У Кинга в «Противостоянии» очень подробно и понятно это было расписано, почему при тех условиях, когда исчезло электричество, через какое время, по какой причине и в каком количестве начинается гибель людей. Это нельзя сейчас уже делать. Даже если ты хочешь избавиться от такого зла, как интернет.
Ю. Норкина:
- Да, но есть и другие эксперименты. Например, эти известные эксперименты с крысами, когда комфортно жила целая особь, а потом какая-то особь самцов перестала обращать внимания на самок и начала друг с другом совокупляться. И в конце концов, сдохли все. Потому что самки перестали подпускать к себе самцов…
А. Норкин:
- Так что же, тогда научно-технический прогресс – это зло?
Ю. Норкина:
- А я не знаю.
Л. Букштейн:
- Нет, прогресс – добро. Но, возможно, есть, может быть, небольшая такая надежда на то, что пресыщение вот этой всей тарабарщиной, которую несет интернет, тем более, не российский в основном ведь, что пресыщение приведет к тому, что захотят вернуться к истокам.
А. Норкин:
- Вы знаете какие-то примеры?
Л. Букштейн:
- Был опрос, я вот не запомнил, недавний опрос, какие фильмы хотели бы подростки смотреть? И они хотели то, что мы смотрели когда-то.
А. Норкин:
- То есть, комиксами наелись?
Л. Букштейн:
- Да. Ну, это же вообще примитив. Просто в рыночной экономике не нужно быть этаким. Надо быть примитивным, прикладным, реальным. Зачем думать, кто убил старушку?
Ю. Норкина:
- Реальным потребленцем?
Л. Букштейн:
- Да, это общество потребления не только мяса.
Ю. Норкина:
- Кушай, какай... И рожай таких же потребленцев.
Л. Букштейн:
- Да. Если государство каким-то способом сможет эту струю, а оно делает, кстати, кое-что, струю эту внести в жизнь молодого поколения, может быть, как-то, может быть, не быстро…
Ю. Норкина:
- Мне кажется, что, если государство поймет, что с образованием у нас полная филейная часть, и как-то в этом отношении задумается, может быть, действительно мы ситуацию выправим. А сейчас пока беда.
Л. Букштейн:
- Если у нас в классе будет не 38, а 8 детей… Уверяю вас, я на собственном опыте знаю, эта школа не нужна такая…
Ю. Норкина:
- Я училась в классе, где было 32 ребенка.
А. Норкин:
- У нас было больше сорока в классе.
Ю. Норкина:
- И как-то ничего…
А. Норкин:
- А потому что не было интернета.
Ю. Норкина:
- Втихаря читали «Мастера и Маргариту», кстати говоря.
Л. Букштейн:
- Я видел девочку в третьем классе, изучающую в спецшколе английский, которая просто ни бум-бум. Я спросил – а чему тебя в школе-то учили? Ну, нас там не всех опрашивают даже…
А. Норкин:
- Да… Я даже не знаю, как заканчивать… Будем надеяться на здравый смысл. Интернет-эксперт, шеф-редактор портала «Мобильные телекоммуникации» Леонтий Букштейн был у нас сегодня в эфире. Леонтий Ефимович, вам спасибо большое за интересный разговор.