Эксперт: идея декриминализации домашнего насилия дает обратный эффект
Скачать передачу [mp3, 43.4 МБ]
Мы предлагаем полный текст радиопередачи.
А. Норкин:
- Здравствуйте! Норкины в студии.
Ю. Норкина:
- У нас гость в студии – Надежда Замотаева, исполнительный директор центра «Сестры».
А. Норкин:
- Вы про этот центр должны помнить, потому что когда у нас в эфире была Мария Арбатова, она про этот центр рассказывала.
Здравствуйте, Надежда!
Н. Замотаева:
- Здравствуйте!
А. Норкин:
- Видимо, мы долго будет эту историю из Петербурга…
Ю. Норкина:
- Думаю, мы будем за ней пристально следить, потому что люди, которые защищают жестокого убийцу, хотя он является человеком науки, у него большие работы. 63-летний человек, который умышленно убил 24-летнюю девушку, неважно, убил человека! Потом через сутки хладнокровно ее расчленил. И, как говорит молодежь, палево случилось только потому, что он был в очень тяжелом алкогольном опьянении. И когда он выбрасывал руки жертвы, которые он отпилил, он просто свалился в воду. А добрый таксист решил его спасти.
А. Норкин:
- Думаю, мы про сам дикий эпизод в меньшей степени будем говорить. Мы от Надежды хотели бы услышать объяснение более общее.
Ю. Норкина:
- Мы будем говорить о насилии в семье, насилии при взаимоотношениях близких людей, которые состоят в романтических отношениях или в родственных.
А. Норкин:
- Как было сказано накануне: это же семейные разборки! Университет тут ни при чем.
Ю. Норкина:
- У меня к Надежде первый вопрос. Когда у человека возникает мысль, что он может совершить физическое насилие?
Н. Замотаева:
- Основополагающий вопрос. И путь к этой мысли очень быстрый, если человек не получает на свои первые шаги, психологические оскорбления, «легкие» формы физического насилия адекватного правового ответа и ответу обществу. Когда общество вдруг разделяется на тех, кто поддерживает убийцу и тех, кто поддерживает в данном случае жертву. Эта девушка жертва, потому что она никогда не вернется в ряды живых. Это еще одна жертва системы поведения, которую называется насилием. Домашнее ли, сексуализированное ли насилие, сексуальное, экономическое. Надо понимать одно, что насилие – это система поведения. И это выбор насильника.
Ю. Норкина:
- Моральное насилие сюда относится?
Н. Замотаева:
- Безусловно.
А. Норкин:
- Это первая стадия. Надежда сказала.
Н. Замотаева:
- Может быть совокупностью.
А. Норкин:
- Неважно, какое прилагательное мы ставим. Но если мы посмотрим сейчас на правоприменительную практику, на законодательную деятельность, у нас получается, наоборот, мы вопросы, связанные с вопросами применения насилия, пытаемся как-то классифицировать и разложить по полкам. Последнее, что горячо у нас обсуждается, это история с декриминализацией по домашнему насилию. Насколько я понимаю, идея была хорошая. У нас всегда получается: идея хорошая, а потом все недовольны.
Ю. Норкина:
- Думаю, сначала объяснить, в чем хорошесть, извините, за выверт, этой идеи.
Н. Замотаева:
- Вот я не поддерживаю хорошесть.
А. Норкин:
- Именно это я и прошу на примерах центра. Наверняка вы сталкивались с подобными эпизодами.
Н. Замотаева:
- Все наше сообщество некоммерческих общественных организаций не видело ничего хорошего в идее декриминализации домашнего насилия. Мы говорили именно то, что мы видим сейчас в реальной жизни. Мы говорили, что будет эскалация насилия, насильники будут чувствовать себя безнаказанными. О том, что совершающие насилие будут ощущать правовую поддержку, потому что психологически что такое административное наказание? Человек получает 5 тысяч за то, что он неправильно припарковался. И человек получает тот же штраф за то, что он избил члена семьи.
А. Норкин:
- У нас как бы один раз не считается, я грубо так говорю.
Н. Замотаева:
- Это ужасная ситуация. Я по своей наивности считала, что вот эти эпизоды нанизываются как на шампур. Ничего подобного. Есть, оказывается, период года, если пострадавшая не обращается еще раз в полицию заявлением, то к концу года эта история обнуляется.
А. Норкин:
- Я про это не знал.
Н. Замотаева:
- Для меня это было откровением! Еще одним откровением «хорошести».
Ю. Норкина:
- Это как постановка в детскую комнату милиции.
Н. Замотаева:
- Да.
Ю. Норкина:
- Год прошел, ребенок не набезобразничал и снимается.
Н. Замотаева:
- Да, хороший мальчик.
Ю. Норкина:
- И хороший мужик. Ну, дал в ухо один раз бабе своей! Она больше не приходит. А кто-нибудь приходит проверять, как там дальше? Он же может штраф заплатить, а потом бабу замордовать так, что баба просто побоится второй раз заявление на него давать.
Н. Замотаева:
- По поводу штрафа его. Это подмена понятий такая. Обычно штраф платится из бюджета семьи. Значит, наказывается опять пострадавшая. Или тот, кто понес побои, кому нужна платная медицинская помощь, длительный период реабилитации. Это тоже платно. И там же дети в семье.
Ю. Норкина:
- Которые видят, что можно, еще к тому же тут психологическое насилие, потому что они видят, конечно, ужас. Но подсознательно понимают, что можно бить женщину, мать.
А. Норкин:
- Буду задавать несколько вопросов отстраненных, а потом у вас будет возможность общую философию сюда добавить. Почему мы задали этот вопрос? Как теперь выяснилось, господин Олег Соколов неоднократно уже попадал в поле зрения, в том числе, и руководства вуза по эпизодам, связанным с насилием. Уточняющий вопрос. Скажите, а вот в этой трагической истории можно ли применять термин «семейное насилие»? У них вроде как семьи официальной не было. Пострадавшая сторона, какие у нее права? Или у нее нет никаких прав?
Н. Замотаева:
- То, что касается этой истории, никаких отношений здесь не было. Тут была ситуация насилия. Изначально девушка была в неравном положении по отношению к этому преподавателю. Потому что он ее преподаватель. Это уже неравные отношения. Во всем мире такие «отношения» запрещены. И если руководство того учебного заведения, университета узнает о такой проблеме, то страдает преподаватель.
Ю. Норкина:
- Его просто лишают рабочего места?
Н. Замотаева:
- Безусловно.
А. Норкин:
- На прошлой неделе была большая история с одним из вице-президентом «Макдональдса».
Н. Замотаева:
- Потому что это зависимое положение студентки.
А. Норкин:
- Притом, там не была студентка, все было по обоюдному согласию. Но вот уволили.
Ю. Норкина:
- Если сейчас мы говорим о том, что это был не первый случай романтических взаимоотношений Олега Соколова не только с убитой Анастасией, но еще до этого. И были многочисленные жалобы и в комитет по этике института, и в правоохранительные органы. Бывшая его сожительница, тоже студентка с медицинским освидетельствованием побоев заявила не только в институт, но и в правоохранительные органы. И этому вопросу не был дан ход. Это было несколько лет назад. Можем ли мы сейчас призвать к ответу руководство института? И те правоохранительные органы, куда было направлено заявление.
А. Норкин:
- На первый взгляд получается, что и руководство университета, и сотрудники правоохранительных органов, которые получали эти сигналы, но не отреагировали, они соучастники преступлений, в общем. Получается так. Это надо отдельно проговорить.
У нас сообщение: «Не слишком ли много внимания к этой частной истории? Слишком большая шумиха. Будто искусственно подогрета, дабы отвлечь внимание народа от насущных проблем». Ну…
Ю. Норкина:
- Большей глупости я прочитать за сегодня вряд ли смогу!
А. Норкин:
- Во-первых, эта история не может быть частной. По степени жестокости она выходит за все рамки. И, во-вторых, как теперь становится понятно, ее нельзя считать исключением. Да, убийство было совершено только что, но в этой истории было, оказывается, много эпизодов, которые были обязаны привлечь внимание и правоохранителей, а им об этом сообщали, и руководству университета, которое тоже, оказывается, было в курсе.
Надежда, существует ли юридический инструмент, который руководство вуза сейчас призовет к ответственности?
Н. Замотаева:
- Вот тут вопрос к юристам. Я психолог. Не буду брать на себя смелость говорить о юридических инструментах, но могу сказать, что руководство вуза было обязано отреагировать.
А. Норкин:
- Те девушки, которые раньше писали, говорили, они сейчас, наверное, могут прийти и еще раз сказать, слушайте, мы же вам об этом говорили! Право же у них есть такое!
Н. Замотаева:
- Начинать надо не с руководства вуза, а с правоохранительной системы. Совершено преступление. Ему должна быть дана адекватная правовая оценка, должен состояться суд. Человека должны признать преступником, потому что у нас презумпция невиновности. И вынести ему адекватное наказание.
Ю. Норкина:
- Напомню, заседание суда до 8 января оставило под арест Олега Соколова, адвокат Александр Пачуев заявил, что это решение негуманно. И будем обжаловать его. Нельзя, чтобы человек с учеными степенями сидел в одной камере с рецидивистами. Вот такой жалостливый у нас…
А. Норкин:
- Его, кстати, не покадят в одну камеру с рецидивистами.
Ю. Норкина:
- Никто об этом не знает.
А. Норкин:
- Слушай, у нас по уголовному законодательству человек, который впервые попадает в следственный изолятор, никак не может быть помещен в одну камеру с рецидивистами. Если это будет так, это будет дикий скандал. И руководство СИЗО получит по полной программе.
Ю. Норкина:
- А что, ему отдельную камеру с душем?
А. Норкин:
- Он будет сидеть в камере, где люди впервые попали за решетку. И тут господин адвокат передергивает.
Н. Замотаева:
- Прямо с языка сняли то, что я хотела сказать! В этой цитате я вижу подмену понятий. Вектор нашего с вами внимания и общества, в том числе, переводится с содеянного на личность и условия пребывания за то, что совершил этот человек. Если адвоката волнуют его условия пребывания, я знаю, что есть общественные комитеты по надзору за следственными действиями. Этим пусть займутся такие организации. А адвокат пусть не берет на себя иезуитскую функцию переводить стрелки с содеянного, с преступления.
А. Норкин:
- Давайте вернемся к вашему профилю – к психологии. Уже начались попытки объяснить, что господин Соколов жертва не в меньшей степени, потому что преступление было совершено в состоянии аффекта. Юля был на программе Андрея Малахова и люди там обращали внимание, что там, Юля? Что он невменяемый.
Ю. Норкина:
- Я вслед за тем, о чем мы говорили, что не отреагировали ни правоохранительные органы, ни руководство университета, а у нас тут есть синхрон Евгения Понасенкова, российского публициста, который и говорит в продолжении, что, действительно, год назад он выкладывал видео.
А. Норкин:
- Слушай, Понасенков… Какая разница?
Н. Замотаева:
- Можно я скажу?
Ю. Норкина:
- Потому что безнаказанность1
А. Норкин:
- Я все понимаю. Но были и девушки, которые непосредственно пострадали. Евгений Николаевич, дай бог ему здоровья, предупреждал. И еще он говорил о том, что Соколов у него украл его научные изыскания. Понасенков тоже у нас большой специалист по Наполеону.
Ю. Норкина:
- Я не про концепции. Я про то, что он выкладывал видео на ютьюб про девушку, которую Соколов избивал.
А. Норкин:
- Надежда сказала тебе, что ей сложно отвечать на вопросы, связанные с юридической стороной. Лучше говорить сейчас про психологическую.
Ю. Норкина:
- Надюша сказала, что мы поняли, когда нет отлупа законодательного на первое насилие…
А. Норкин:
- Меня интересует, что будет дальше. Что такое состояние аффекта?
Н. Замотаева:
- Это вопрос к психиатрам.
А. Норкин:
- Человек может быть представлен сейчас жертвой.
Н. Замотаева:
- Будет назначена психиатрическая экспертиза, наверное, в институте Сербского, если следствие поставит такой вопрос.
Ю. Норкина:
- А сколько длится состояние эффекта? Трое суток может длиться?
А. Норкин:
- Человек убил другого человека в состоянии аффекта.
Н. Замотаева:
- Вот убить можно в состоянии аффекта.
А. Норкин:
- Я не юрист тоже, но он аккуратно положил ее в шкаф. Встретил гостей, причем, публичных, известных людей. К нему пришел Сергей Бугаев, который сейчас выложил фотографии и говорит, я в шоке! Бугаев пришел с женой, насколько я понимаю. В шкафу лежало тело. А этот человек там развлекал гостей, общался. Это не может быть состояние аффекта!
Н. Замотаева:
- Согласна с вами.
А. Норкин:
- Он проводил гостей. Пошел купил пилу. У него не было пилы. И приступил к уничтожению улик. Сначала это у него получалось. Потом ему, простите, ему стало плохо. Он стал пить водку, чтобы вот эту вот дурноту унять. Какое тут состояние эффекта?
Н. Замотаева:
- Вы описываете сознательные действия.
А. Норкин:
- Да.
Н. Замотаева:
- Действия по уничтожению улик.
Ю. Норкина:
- А сумасшедший, психически ненормальный человек может так разумно и расчетливо делать?
Н. Замотаева:
- Понимаете, если бы я была психиатром, я бы вам квалифицированно ответила на этот вопрос. Я психолог. И могу сказать, что какие-то степени ментальных проблем могут не затрагивать интеллект. И человек действует на том построении, которое он для себя выбрал. Но хочу сказать, что 99% людей, совершивших насилие в самых страшных его формах, это люди вменяемые и осознающие свои действия. И осознающие последствия своих действий. И продумывающие, как они будут минимизировать то, что они совершили.
Человек продумал, как он будет минимизировать возможное наказание, потому что человек прекрасно понимал, что он совершил.
Ю. Норкина:
- Хотела вернуться к вашему центру «Сестры». Я так понимаю, что к вам попадают женщины и часто с детьми, которые подвергались насилию со стороны мужей.
Н. Замотаева:
- Да.
Ю. Норкина:
- Были какие-то реальные истории, когда женщин вытаскивали из этого ада? Когда они не возвращались к этим скотам, а сами насильники были подвергнуты мерам юридического воздействия? Наказанию.
Н. Замотаева:
- Да, такие истории были. Но до принятия декриминализации домашнего насилия. Сейчас это очень сложно. И мы работаем в тесном партнерстве с консорциумом женских неправительственных организаций. Эти организации бесплатно помогают семьям, живущим в ситуации домашнего насилия, разрулить эту ситуацию с точки зрения закона.
Ю. Норкина:
- А как они помогают? Они просто разговаривают?
Н. Замотаева:
- Нет. Это юридическая помощь, юридическое сопровождение. И мы психологически сопровождаем женщину, если она к нам обращается.
А. Норкин:
- Это что значит? Психологически сопровождаете.
Ю. Норкина:
- Вы же не всех можете у себя прятать и укрывать!
Н. Замотаева:
- В центре «Сестры» нет убежища. Мы специализируемся на помощи пострадавшим от сексуального насилия. В Москве недостаточное количество кризисных центров, в том числе, и государственных. Мы тесно сотрудничаем с некоммерческой организацией центр «Китеж», куда женщины могут прибежать. И именно прибегают. Прибегают они в очень разных состояниях.
Ю. Норкина:
- Мы сейчас затронули очень интересный вопрос. Надежда Замотаева – исполнительный директор центра «Сестры». Это центр, который психологически помогает женщинам, попавшим в трудную ситуацию, когда они были подвергнуты насилию со стороны своего близкого человека. И мы еще выяснили, что в Москве есть такой центр «Китеж», куда женщины попадают в разных состояниях, видимо, избитые, в синяках, в кровоподтеках, и с детьми. Я узнала, что этот центр «Китеж» находится на территории…
Н. Замотаева:
- Он находится на территории Новоспасского подворья. Вы задавали вопрос о том, какая там охрана.
Ю. Норкина:
- Да. Потому что эти разъяренные скоты, которые избивают своих жен, наверное, как-то их находят, приходят туда. Как от них охраняться?
Н. Замотаева:
- Это вопрос очень актуальный. У нас есть кнопка вызова. И у нас есть настоятель подворья. Постоянно на трубке, он готов принимать звонки сотрудников.
Ю. Норкина:
- Назовите его имя.
Н. Замотаева:
- Отец Серафим.
Ю. Норкина:
- Мне бы очень хотелось, чтобы таких заведений было больше, чтобы мы могли находить поддержку в таких местах.
А. Норкин:
- Это не снимает обязанностей с сотрудников правоохранительных органов и других людей, которым сигнализируют о подобных потенциальных преступлениях.
Ю. Норкина:
- Мы говорили о том, что можно узнавать имена этих зверюг, которые избивают своих жен, детей, может быть, даже писать на работу – что к нам поступила женщина, такие-то побои, освидетельствование медицинское, просим принять меры. Я так понимаю, что сейчас, в связи с законом о декриминализации семейных побоев, эта бумажка никакой силы не имеет.
Н. Замотаева:
- Заявление от кризисного центра точно никакой силы не имеет.
Ю. Норкина:
- Почему?
Н. Замотаева:
- Потому что сейчас такая форма законодательства у нас. Поэтому мы ратуем за принятие закона о профилактике домашнего насилия.
А. Норкин:
- Возвращаясь к этой нашумевшей истории. Там, насколько я понимаю, позиция питерского университета сначала была: мы ничего не знаем, это семейные разборки. Сейчас они говорят, что господин Соколов будет уволен. Сейчас уже говорят о том, что будут проверять психическое здоровье преподавателей.
Ю. Норкина:
- Дело в том, что прежде чем начать преподавательскую деятельность, независимо от того, это высшее учебное заведение, это школа или детский сад, обязательно нужно принести справку из ПНД о том, что ты там не состоишь на учете. То есть тебя никто не проверяет, с тобой никто не беседует.
А. Норкин:
- Послушаем комментарий Алены Поповой, одного из авторов проекта закона против домашнего насилия.
А. Попова:
- Убийство с особой жестокостью, что его можно было избежать, это факт. Его можно было избежать, если бы этот человек состоял на учете, с ним бы велась работа. А состоял бы он на учете, ходил бы на курсы по работе с гневом, и там, наверное, было бы установлено, вменяемый он или невменяемый. Если бы он был невменяемым, то ему бы не позволили работать в университете, где он работал до последнего времени. А это значит, он бы не имел доступа к молодым девушкам и не являлся бы для них авторитетным лицом. Потому что студентка, которая на него заявляла в 2008 году, она как раз и сказала, что когда она написала заявление, ее страх заключался в том, что он более влиятельный, более авторитетный, у него большие связи. Плюс в цивилизованной стране при наличии закона, который бы защищал жертв насилия, государство стояло бы не на его стороне, как это было все эти годы, а на стороне жертв.
В чем самая основная проблема сейчас, и почему это убийство произошло? Девушка написала заявление. При этом ему ничего не отрикошетило ни в его карьеру, ни в его агрессию никак.
Ю. Норкина:
- Мы говорим о том, что первая безнаказанность – и понеслось.
Н. Замотаева:
- Мало того, что первая безнаказанность – и понеслось. Еще обществу продемонстрировано, чем это заканчивается для социума вообще.
Ю. Норкина:
- Это к разговору о том, почему мы на всех накалах обсасываем, как пишут наши радиослушатели, эту историю.
А. Норкин:
- А чем это заканчивается?
Ю. Норкина:
- Расчлененкой.
А. Норкин:
- Я не про это. Тут расчлененка в буквальном смысле. За ней следует, извините, развлененка в переносном смысле. Когда сейчас начинается разговор о том, что это выдающийся ученый (нам перечисляют его работы), что нельзя этого выдающегося человека сажать в одну камеру с рецидивистами. Я сегодня категорически отказался (коллеги просили) звонить Александру Невзорову, потому что уже знаю его комментарий. Буквально было сказано следующее. Это, конечно, моветон – выбрасывать части расчлененного тела в Мойку, для этого есть Обводный канал. Вот такая шуточка. Понимаете, когда мы сталкиваемся вот с такими комментариями, объяснениями, это общество само разрывает в разные стороны.
Н. Замотаева:
- Абсолютно согласна. Общество не понимает, что есть насилие.
А. Норкин:
- Получается, что представителю интеллектуальной элиты можно, но другим нельзя.
Н. Замотаева:
- Да. Во-вторых, насилие это отношение, с чем мы абсолютно не согласны. Мы восстаём против этого, когда слышим с экранов телевизоров: если у вас в семье отношения насилия, сделайте вот это, вот это и вот это – и все прекратится. Это говорит о том, что общество в глобальном плане не понимает, что насилие это система поведения того, кто выбирает это насилие. И это значит, что человек взбирается выше всех и решает, что он может. Вот этот профессор решил, что он может так. Потому что ни на первый, ни на второй, ни на последующие эпизоды он не получил никакого адекватного правового ответа.
Ю. Норкина:
- Накануне узнала историю о том, что на работе достаточно высокопоставленная женщина за небольшую провинность своего подчиненного сначала обругала его матом, а потом отхлестала по щекам.
Н. Замотаева:
- А насильник пола не имеет.
Ю. Норкина:
- И он уволился.
Н. Замотаева:
- Он пережил насилие.
Ю. Норкина:
- Да. А девушка продолжает работать. В этом случае как себя вести?
Н. Замотаева:
- Мы с вами находимся в начале 20-х годов XXI века и говорим: а что делать? Когда весь цивилизованный мир знает, что делать, когда ущемлены права личности. Обращаться в правоохранительные органы.
Ю. Норкина:
- Это же я говорю не про какой-то магазинчик. Я это говорю про телевидение.
Н. Замотаева:
- Вопрос. Почему при обращении граждан в правоохранительные органы мы получаем то, что мы получаем, особенно в нашем центре, в случае сексуализированного насилия, в том числе в семье? Вы знаете, что страдающие от сексуального насилия со стороны мужа женщины вообще не могут подать заявление? В ответ им смеются: ну, ты же жена, ты должна.
А. Норкин:
- Бьет – значит любит.
Н. Замотаева:
- А побил, утащил в постель и изнасиловал – любит вдвойне.
А. Норкин:
- Вот тут нам пишут: «Ну куда она лезла? Он ей в дедушки годится». Насколько я понимаю, у них разница была порядка 40 лет. Это тоже не исключение, мы периодически узнаём про такие истории, для меня они кажутся странными. Это мое отношение к мужчинам. Потому что мужчина в пожилом возрасте, рядом с которым идет женщина, годящаяся ему во внучки, но это его жена или любовница, мне такой мужчина кажется смешным и жалким. Но у девушки действительно что-то в голове, в сердце происходит.
Ю. Норкина:
- Ну, влюбилась она. Могу тебе сказать, что она влюбилась в него на первой лекции. Он действительно очень зажигательный.
А. Норкин:
- Она влюбилась в него как в специалиста. Я бы хотел, чтобы Надежда как психолог нам это пояснила. Это нормально, что юные девушки влюбляются в дедушек? У нее и родители были, насколько я понимаю, очень рады, что у нее такая замечательная партия. Это все-таки как-то неестественно, мне кажется.
Н. Замотаева:
- В ситуации, когда есть зависимость от того человека, с которым ты вступаешь в псевдоромантические отношения… В этом случае это был преподаватель, значит, это власть.
А. Норкин:
- Я так понимаю, что он не просто преподаватель, а он был еще и научным руководителем, они вместе работали.
Н. Замотаева:
- Про мотив вот этой девушки было бы хорошо узнать у нее. Потому что мы можем только что угодно домысливать и догадываться. Я хочу сказать о другом. Если бы они встретились на улице и у них произошли какие-то романтические беседы, это были бы равные партнерские отношения. В ситуации, когда девушка является студенткой вуза, а этот мужчина является преподавателем (неважно, сколько ему лет), это уже заведомо неравные отношения. Это отношения зависимости, это отношения власти: ты учишься, а завтра тебя могут отчислить, поэтому ты целиком в моей власти.
Ю. Норкина:
- Вот Леха из Израиля написал: «У нас в Израиле любые сексуальные отношения между начальником и подчиненным, между преподавателем и студентом, между офицером и солдатом считаются противозаконными».
А. Норкин:
- А вот еще пишут: «Закон нужен. А как следить за его исполнением? Что, в каждом доме, в каждой квартире по камере ставить? Далеко не все жертвы обращаются за помощью». Еще такой вопрос: «А как быть с теми случаями, когда жертва клевещет?» Такое же тоже бывает.
Н. Замотаева:
- Это тоже вопрос к правоохранительным органам. Мы в течение этого часа все время возвращаемся к деятельности правоохранительных органов. В этом случае (и в последние три года) – бездействие правоохранительных органов. Что происходит в нашей стране, почему правоохранительные органы перестали работать в отношении тех людей, которые страдают от насилия любых видов и форм, а занимаются тем, что разгоняют митинги, шьют какие-то несуществующие дела и занимаются политическими репрессиями? Это большой вопрос.
А. Норкин:
- Мне иногда очень хочется, чтобы у нас занимались репрессиями. Потому что уже давно пора. Я бы многих репрессировал на самом деле.
Ю. Норкина:
- Политические истории – это одни истории, а то, что происходит в обществе, что происходит насилие, преступления, а правоохранительным органам совершенно плевать на это, потому что они тоже решают свои проблемы, конечно же, это катастрофа. Мы сейчас можем вспомнить тех же самых «пьяных мальчиков». Эта история не заканчивается. Это история, когда безнаказанность самих правоохранителей доводит до того, что у таких вот соколовых есть покровители, и не только в деканате.
Н. Замотаева:
- Почему в 2008 году Соколов не получил ничего? Что было написано в документах в ответ на то заявление?
Ю. Норкина:
- Если у нас примут хороший закон, который не декриминализирует первый удар в ухо в семье, а человек понесет адекватное наказание, но поскольку у нас правоохранительные органы коррумпированы, мы можем говорить о том, что и здесь мы не получим никакой адекватной поддержки.
А. Норкин:
- «Правоохранительные органы в нашей стране вообще пассивно рассматривают любые заявления», - пишет Александр.
Ю. Норкина:
- Знаете, когда звонишь в правоохранительные органы, говоришь, что ты журналист, что ты сейчас позвонишь депутату и пр., - срабатывает. А когда звонит тетя Маша и просто говорит, что меня мой Вася избил до полусмерти, вызовите, пожалуйста, «скорую» и приходите…
А. Норкин:
- Тогда правильный вопрос нам задают: «Получается, что мы заложники нашего менталитета». Как вы это прокомментируете?
Н. Замотаева:
- Я готова согласиться. Общество не понимает, что есть насилие. Общество сейчас зомбировано подменой понятий. Когда нам говорится, что семья это святое, в семье происходят конфликты, и конфликты не нужно выносить из семьи, нужно решать внутри…
А. Норкин:
- Давным-давно говорят, что сор из избы не надо выносить.
Н. Замотаева:
- Да. Сор из избы, у нас скрепы, и давайте семью не будем разрушать. А то, что семья разрушает человека, человек погибает, его хоронят. И то, что у этого человека были дети, на глазах которых его не стало, это огромная психологическая травма. Это негативный детский опыт, это изживается годами. И это приводит либо к тому варианту, который вы уже озвучили (дети строят точно такую же семью и принимают роль автора насилия либо жертвы, либо они отказываются от построения семьи). Возвращаемся к чаяниям нашего государства к повышению рождаемости и сохранению семьи. Вот так в будущем само государство лишаем себя граждан. Потому что государство сейчас занимается подменой понятий.
Ю. Норкина:
- Мне кажется, что это шло из Советского Союза. Потому что я помню, что у нас сосед по даче на глазах у детей зарезал их мать, потому что приревновал ее, он в сумасшедшем доме отсидел три года, вышел и потом рассказывал, как он все это феерично сделал. Это был 83-й год. Так что мы все это перенесли прекрасно в XXI век. Ничего не изменилось.