Аким Апачев: Россия - это есть мы, Россия - это есть я, Россия - это твое состояние
Аким Апачев на Радио «Комсомольская правда».
Н. Фридрихсон:
- Всем здравствуйте! На волнах радио «Комсомольская правда». Аким Апачев, музыкант, сегодня…
А. Апачев:
- Здравия желаю!
Н. Фридрихсон:
- Подожди, а как рокеры должны приветствовать?
А. Апачев:
- Не знаю, как рокеры, я не рокер.
Н. Фридрихсон:
- А ты кто?
А. Апачев:
- Я - Аким Апачев, музыкант. Просто музыкант.
Н. Фридрихсон:
- Хочется понять направление.
А. Апачев:
- Я не знаю. Я пытался понять, к какому себя направлению отнести. На самом деле у меня и рэп, и рок, и очень много классической музыки, и я с жанрами играю, мне и регги нравятся, и разные новые жанры, электронной музыки много. Я, пожалуй, не отнесу себя сегодня к какому-то жанру. Если так уж говорить более глубинно, то, скорее, это музыка открытого русского космоса, ей пока нет названия в жанровой стилистике.
Н. Фридрихсон:
- Как ты думаешь, когда ты сможешь определить себя?
А. Апачев:
- Это не я должен делать, наверное.
Н. Фридрихсон:
- Это будет твое какое-то взросление?
А. Апачев:
- Нет, это не я должен делать. Определить мой жанр должна общественность. Наверное, так будет правильнее.
Н. Фридрихсон:
- Демократию устроил. Люди пусть решают.
А. Апачев:
- Или иллюзию демократии.
Н. Фридрихсон:
- Давай подведем все-таки итоги уходящего года. Мы к творчеству еще вернемся и подробно об этом поговорим. Но все-таки уходит 2024 год. Високосный год, тяжелый год. Какие для тебя были самые ключевые события в уходящем году?
А. Апачев:
- Слушай, он настолько насыщенный был, что мне кажется, что в этот 2024 год могла поместиться чья-то жизнь.
Н. Фридрихсон:
- Согласна.
А. Апачев:
- Просто столько всего произошло. Я подводил итоги, знаешь, у нас же принято в конце года подводить итоги, в том числе, какой-то творческой деятельности. Я прямо очень много сделал, не сделал все, что хотел, но очень много сделал, прямо 2024-й стал таким важным для меня, решающим.
Н. Фридрихсон:
- В чем решающий, что удалось?
А. Апачев:
- Я понял, что Россия – это и есть мы, Россия – это и есть я, Россия – это состояние твое внутреннее, и значит, не жди ни от кого ничего. Как говорил Владлен Татарский, если хочешь любить Родину, не жди, что государство тебе в этом будет помогать. Я это взял на веру, и ровно под этим девизом прошел весь 2024 мой год.
Н. Фридрихсон:
- А что значит - государство не будет помогать? Ты с какими-то трудностями сталкивался?
А. Апачев:
- Нет, не с трудностями, но ты же понимаешь о чем я говорю. Я говорю не о конкретных людях, которые мешают, а просто о системе, об этом аппарате, который медленный, не очень поворотливый, который не всегда быстро реагирует, который поворачивается в нужную сторону, но не так быстро, как хотелось бы, и он медлителен. А мы же хотим здесь и сейчас. Поэтому я просто понял для себя, что не бывает быстро, смирись, игра в долгую, стратегический план. Никаких больше тактических ходов. Все, стратегия. Действуем в рамках стратегии. И ровно под этой стратегической мифологемой я прожил весь 2024 год, и, надеюсь, 2025-й, в том числе.
Н. Фридрихсон:
- Какие твои личные достижения за 2024-й?
А. Апачев:
- Три альбома.
Н. Фридрихсон:
- Так, это круто.
А. Апачев:
- Три сингла. Всего 27 песен я выпустил. Это много для меня - 27 песен. Снялся в кино. Сейчас приехал из Мариуполя, где снимался в кинокартине, куда написал еще и песню специально для фильма за два дня. Причем это было интересно. Это был интересный такой опыт. Мне позвонил режиссер, говорит: очень быстро нужна песня. Я такой: чувак, у нас два дня всего до съемок. Он говорит: да. Говорю: хорошо вызов принят. И за два дня написал, мне кажется, хорошую песню.
Н. Фридрихсон:
- Что за фильм-то?
А. Апачев:
- Фильм «Центурия». Фильм будет про Мариуполь. про теракт в Мариуполе, про действующие, спящие ячейки террористов Мариуполя, про ЦРУ, которые курируют это все. Хорошая такая шпионская история. Художественный фильм. Восемь серий снимает прекраснейшая команда. Снялся мой друг Ринат Есеналиев. Ринат, спасибо большое, без тебя бы я в этот фильм не попал.
Н. Фридрихсон:
- Знаменитый «Ледоруб».
А. Апачев:
- Режиссер - Константин Симонов, который снял «2022», пожалуй, лучший фильм об СВО на данный момент. И просто крутая команда. Мне интересно было попробовать себя в роли актера. И, конечно, же сыграть в своем городе впервые в большом кино самого себя - это просто…
Н. Фридрихсон:
- Твое эго радовалось?
А. Апачев:
- Да, да, да, мой внутренний нарцисс доволен. Но этому предшествовало два диких дня, за два дня нужно было написать девочкинскую песню.
Н. Фридрихсон:
-Ми-ми-ми?
А. Апачев:
- Да, ми-ми-ми. Это песня от лица девочки, которая хочет всех взорвать. Здесь надо было…
Н. Фридрихсон:
- Что за песня, расскажи подробнее.
А. Апачев:
- Песня девочки, которую вербует ЦРУ для того, чтобы она взорвала представителя администрации президента Российской Федерации. В общем, во втором куплете должно было стать понятно, что она хочет всех убить. И нашли такое решение, что первый куплет она поет на русском языке, а во втором переходит на украинский и поет не совсем то, что от нее ожидали. И здесь становится понятно. На самом деле сложно объяснить.
Н. Фридрихсон:
- Слушай, подожди, для тебя это странный ход. Знаменитая твоя песня, действительно знаменитая, на Красной площади как-никак исполнял, «Пливе кача». Там есть строчка, на русском языке она звучит, что «я забираю украинский язык». И ты всегда продвигал идею, что русский, украинский - это все наше общее наследие. Но здесь, когда надо было показать, что героиня переходит на темную сторону, ты переходишь на украинский.
А. Апачев:
- Потому что это просто решение Потому что, как бы я ни двигал, я же адекватный человек, я же воспринимаю окружающую действительность, как бы то ни было, я зараз перейду на украинску мову, все начнут напрягаться, ну потому что это ну...
Н. Фридрихсон:
- Прямо начнут, думаешь?
А. Апачев:
- Ну да, так бывает.
Н. Фридрихсон:
- Мы мову не забрали.
А. Апачев:
- Не забрали. Нет, она у меня, но я пока не знаю, что с ней делать, скажем так. Потому что я понимаю, что сейчас время не пришло. Время украинских песен, больших украинских песен на большой сцене не пришло. Это могу позволить себе я, мне прощают это все. Я могу крикнуть «слышу зов разносить «Азов» (признан террористической организацией и запрещен на территории России), потому что я часть этого процесса. Но я понимаю, что в ротацию сегодня украинская песня не попадет по понятным причинам.
Н. Фридрихсон:
- Подожди, тут на эту тему Чичерина размышляла, что почему на Яндекс.Музыке даже можно, простите, «Океан Эльзы» найти, причем новый альбом. Ладно - старый, написанный черт знает когда.
А. Апачев:
- Это Яндекс.Музыка, я, скорее, про радиостанции сегодня. Сегодня как и патриотическому контенту невозможно пробиться, так и украиномовному. Но я думаю, время не пришло, просто сейчас слишком больно. Украинская речь, это говорю я, Апачев, который поет на украинской мове, который знает украинский язык, я говорю, что время мовы пока не пришло, пока слишком больно, пока это режет слух, пока это вызывает агрессию, пока это вызывает негодование.
Н. Фридрихсон:
- Это язык врага?
А. Апачев:
- Пока да, на данный момент - да. Я думал, что можно изменить ситуацию, если я буду ее обволакивать в нашу патриотическую форму. Русский, русско-украинская мова. Но нет, не получается, не сейчас. Время не пришло.
Н. Фридрихсон:
- А когда оно придет?
А. Апачев:
- Я думаю, после двух-трех лет, когда мы выдохнем после этой войны, когда мы начнем общаться с той стороной, начнем ее слышать, когда они начнут нас слышать. И тогда, может быть, но не сейчас.
Н. Фридрихсон:
- А ты размышлял, что, наоборот, история движется так, что наши дороги расходятся все больше и больше? Когда ты пел «Пливе кача», тебе, наверное, казалось, что да, еще это возможно. В дне сегодняшнем, ты говоришь - еще не время. Может быть, потом вообще разойдемся?
А. Апачев:
- Давай так объясню. «Пливе кача» была направлена не на внутреннюю аудиторию. «Пливе кача» – это мой ответ той стороне.
Н. Фридрихсон:
- Зашло и тем, и другим. Да, но я говорил туда, и там меня услышали.
Н. Фридрихсон:
- Услышали, Арестович, экстремист, отреагировал. С криком «русские научились в пропаганду».
А. Апачев:
- Я как будто все сказал, что хотел туда. Внутрь говорить что-то на украинском я не готов.
Н. Фридрихсон:
- Тебя не пугает, что мы расходимся, и что украинский язык на очень долгое время чужой?
А. Апачев:
- Нет, меня это вообще не пугает. Украинский язык не настолько отличается от русского, чтобы разойтись навсегда. Я думаю, что, наоборот, нужно сейчас как раз разойтись в разные стороны, чтобы потом начать пусть сближения. Сейчас нужно максимально отойти друг от друга, насколько возможно. Знаешь, как самые дальние точки орбиты, когда спутник уходит, туда надо уйти, а потом вернуться. И потом посмотреть друг другу в глаза и поговорить, и не важно - на каком языке.
Н. Фридрихсон:
- Сколько у тебя было съемочных дней в фильме?
А. Апачев:
- Один съемочный день, но очень насыщенный, прям очень насыщенный. Для меня это был вообще целый новый мир, я не думал, что кино это так сложно. Но это, конечно, крутой опыт. Я очень устал, я не знаю, как они вывозят, эти бедные актеры, они по столько смен.
Н. Фридрихсон:
- Расскажите это шахтерам, Аким.
А. Апачев:
- Убежал оттуда. Да нет, ну слушай, я работал в сложных ситуациях, я и слесарем работал, и пожарным работал. Я много где работал до войны, но так я не уставал. Я тебе клянусь, я прямо устал, я в конце смены, 12 часов, я поймал себя на мысли, что я какой-то NPC в какой-то компьютерной игре. Просто я замер, камера подходит, и тут я должен включиться. Это, конечно, был крутой опыт. Я надеюсь, смогу еще сняться в кино. Если вам вдруг нужна песня и у вас совсем мало времени, маякуйте Апачеву - за два дня сделает любую песню в любое кино.
Н. Фридрихсон:
- Главное, там будет обязательно куплет на украинском.
А. Апачев:
- Это обсуждаемо.
Н. Фридрихсон:
- Аким, а чего ты глаза прячешь, кстати?
А. Апачев:
- Много света. Я же не молодой уже так-то. Постоянно эфиры, это все уже несколько напрягает. Могу себе позволить ходить в очках.
Н. Фридрихсон:
- Ты знаешь, когда я отработала полгода телеведущей, я тоже носила большие очки. И говорила: вы знаете, я так устала. Ты не думаешь, что ты поймал немножко бомонд, этот флер?
А. Апачев:
- Нет, слушай, я же работал на телеке. Я работал под софитом и я понимаю. Если бы я сидел на твоем месте, я бы, конечно же, сел: Надана Александровна, расскажите, пожалуйста, как прошел ваш год? Что больше всего запомнилось? А если я здесь, я могу себе позволить быть в образе. Я же артист.
Н. Фридрихсон:
- Я заставила его глаза показать. Это на всякий случай. Слушай, по поводу фильма. Скажи, пожалуйста, сама тема - спящие в Мариуполе, что их вербуют, насколько это вообще соотносится с реальностью? В Мариуполе сегодня много таких моментов?
А. Апачев:
- Да в Москве их полным-полно.
Н. Фридрихсон:
- Давай сначала про твой родной город. Так везде есть эта среда, где украинские спецслужбы могут вербовать исполнителей. Среда не только в Мариуполе, но и в Москве. Просто Мариуполь - такое место сакральное, знаешь, в том числе, для кинематографа. Я отмечу, что сегодня в Мариуполе снимается огромное количество картин, и Мариуполь становится таким очень кинематографичным. И мне это, как жителю города, очень нравится.
Н. Фридрихсон:
- Прям Голливуд такой, да?
А. Апачев:
- Да, наш такой, новороссийский Голливуд, Голливуд русского мира, здорового человека. И там много картин снимается. Потому что декорации сами такие.
Н. Фридрихсон:
- Слушай, а тебя это не обижает?
А. Апачев:
- Вообще нет.
Н. Фридрихсон:
- Я просто поясню нашим зрителям, вдруг кто-то упустил. Аким Апачев, помимо того, что родом из Мариуполя, когда там были боевые действия, оттуда не вылезал, и людей вывозил оттуда, и гуманитарку туда привозил, и репортажи снимал. В общем, проводил там очень много времени под снарядами, под пулями. Когда ты видишь то, что видел ты, то, что видели многие другие, включая несчастных людей в подвалах, маленьких детей, и прочее-прочее. Сейчас не так много времени прошло, а мы говорим: это уже такой Голливуд, там идеально снимать кино. Нет ли тут чего-то этически неверного?
А. Апачев:
- Нет, наоборот. Что есть Мариуполь в нашей прекрасной империи? Мы же должны найти место этому городу. Мы вернули Мариуполь. Вернули в каком смысле? Вернули как? Вернули куда? Когда Мариуполь был последний раз в составе Российской Федерации? Вот что есть Мариуполь в России? Роль Мариуполя в России – это как будто холст, пустой пока. Вот на нем черная грунтовка «Азовстали» залита, и мы пока не знаем, что на нем рисовать. И вот как будто роль Мариуполя в нашей цивилизации русской, в нашем открытом русском космосе пока не определена. И в этом смысл городов возвращающихся. Если Донецк свой статус такой сердца России, такой смысловой, заслужил этим терпением своим, служением делу, то Мариуполь – как будто пока его роль не оформлена. И вот сейчас как будто и происходит процесс начертания первых мазков на этом холсте Мариуполя.
Н. Фридрихсон:
- И что это за мазки-то?
А. Апачев:
- Кинематограф – раз, работает порт – два, дорога, проходящая через город и обеспечивающая просто шикарнейшую логистику – три. Восстановление домов, которое происходит, как бы ни хотелось украинской стороне, уже Восточный восстановлен. Я проезжаю Мариуполь, конечно же, есть разрушения, но я думаю: а давайте, мы пару домов не будем восстанавливать, просто для того, чтобы запомнить, как это все было. Давайте, мы что-то не будем восстанавливать, какой-то сектор жилой, чтобы оставить на память нам вот это все. Потому что это уже часть большой русской истории. Потому что слишком быстро все. Знаешь, за короткий промежуток времени, за два года, просто какой-то колоссальный рывок, Мариуполь просто расцвел. Пока что он не расцвел внутренне, пока Мариуполь не оформлен по смыслу, он не понимает своей роли во всем этом нашем, и идеологическом в том числе, контексте. Мне кажется, если у Мариуполя есть возможность стать таким кинематографическим центром, то это очень хорошо для города.
Н. Фридрихсон:
- Ты много времени также проводил, как говорится, за ленточкой. И сейчас ты говоришь: не только Мариуполь – благодатная почва для украинских спецслужб, но и та же Москва или любой другой город России. Это правда. Мы видим то, что сейчас происходит – подрывы банкоматов, петарды и т.д. У тебя есть свое объяснение, почему для украинской стороны наши российские города – какая-то благодатная чашка Петри для таких событий?
А. Апачев:
- Давай сразу назовем вещи своими именами. За планированием этих террористических актов стоит не только украинская сторона, там стоят спецслужбы и Британии, и Соединенных Штатов.
Н. Фридрихсон:
- Хорошо, допустим.
А. Апачев:
- Они знают нас давно, они нас изучали. Я напомню, что на протяжении долгого количества времени здесь работала куча некоммерческих организаций, которые спонсировались понятно кем и понятно для чего. Они нас знают прекрасно, они знают наш менталитет, они знают, как с нами работать. Они нас будут подрывать изнутри. Они это делают эффективно, они очень сильны в этом. И мы должны научиться, приспособиться к этим новым реалиям. Мы не готовы оказались.
Н. Фридрихсон:
- Мы-то где недорабатываем?
А. Апачев:
- Мы не понимаем причинно-следственной связи. Мы все равно играем вторым номером. Вот сегодня прошла информация о том, что предотвратили большое количество террористических актов. Видимо, перед тем как предотвратить, они должны случиться. Ну, как мы можем всех бабушек пересчитать по головам и спросить их, не переводили ли они куда-то деньги? Мы не можем этого сделать. А они этим пользуются. Как бы было правильнее? Правильнее было бы отвечать. Если мы понимаем, что центры принятия решений не в Киеве, а в Лондоне, то надо отвечать симметрично, но не Киеву, а Лондону. Сегодня мы – заложники ситуации, что мы не можем Лондону ответить, как бы нам этого ни хотелось. Мы не можем пустить «Орешник» по Лондону. А это было бы единственным достойным ответом на это все, потому что мы понимаем, что это британские спецслужбы планируют.
Н. Фридрихсон:
- Мы можем влиять на их людей, так же залезать к ним в головы, в конце концов.
А. Апачев:
- Мы и так это делаем. Я уверен, что мы это делаем. Но они перешли черту, они вот этих людей, которым залезли в голову, стали использовать, как зомби. И тут, мне кажется, решение простое – нужно просто планомерно и регулярно по всем каналам вести работу по противодействию этому всему, рассказывать, что если перевели деньги, и вас просят что-то сделать… Бабушка что смотрит? Первый канал она смотрит, «Россию 24». Она смотрит телевизор. Давайте по телевизору каждый час - 5 минут блок информации о том, как нужно вести себя, если вдруг вы перевели деньги, и вас пытаются в блуд какой-то втянуть. Многие же просто не понимают, что происходит.
Н. Фридрихсон:
- А молодежь?
А. Апачев:
- Кстати, молодежь защищена от этого.
Н. Фридрихсон:
- Да ладно! Молодежь тоже принимает участие – и петарды, и прочее.
А. Апачев:
- Здесь они уже участвуют как… Ну, смотри, здесь мы никуда не денемся от наркоманов. Наркоман за дозу сделает что угодно. Тем более, у нас сейчас мефедроновая просто чума в стране.
Н. Фридрихсон:
- Прямо чума?
А. Апачев:
- Да, чума. Огромное количество. То есть нам нужно понижать уровень... В общем, я не знаю, как в век даркнета превентивные меры проводить оперативно и качественно. Это не ко мне вопрос.
Н. Фридрихсон:
- Конечно, не к тебе. Я тебя о другом хочу спросить.
А. Апачев:
- Но то, что можно уменьшить количество… Я уверен в том, что террористические акты будут проходить, пока есть заказчик, но я уверен в том, что можно уменьшить их количество.
Н. Фридрихсон:
- Я к тебе обращаюсь, извини, не как к силовику. Ты не силовик.
А. Апачев:
- Мы все переживаем. И в этом смысл. Знаешь, о чем я думаю? Что мы сегодня превращаемся в этот Корпус стражей исламской революции. Потому что мы все, патриоты, пассионарии, как угодно назови, становимся объектом. И когда мы понимаем, что ценой нашей позиции есть наша жизнь, тогда мы будем работать по-настоящему.
Н. Фридрихсон:
- Аким, ты, безусловно, не силовик, и вопрос мой был про влияние на умы россиян извне, изнутри к тебе как к творческому человеку. Потому что культура – это тоже определенный ключ в души, в головы, в сердца. И вот здесь у нас действительно есть какая-то странная история (бог с ним, с внешним миром) внутри самих себя. Ты уже сказал, что у нас проблемы с патриотическим контентом на отдельных российских платформах, которые музыку, например, выкладывают. Чичерина эту тему тоже поднимает, она тоже искренне не понимает (по крайней мере, из того, что видела), как так получается, что «Океан Эльзы», новый альбом, попадает, а песни Чичериной попробуй, найди. Но тут еще есть третий пласт. Знаменитая песня «Мой рок-н-ролл», которую когда-то Чичерина исполняла с группой «Би-2» (лидер группы «Би-2» Лева (Игорь Бортник) признан в России иностранным агентом). Нынче «Би-2» по другую сторону культуры, политики и всего прочего. Выходит фильм на Первом канале, посвященный Чичериной, где несколько раз фоном идет песня именно «Мой рок-н-ролл», и ты тоже эту песню с ней поешь. Как это объяснить? Даже вы с Чичериной поете то, от чего сейчас хотите дистанцироваться.
А. Апачев:
- Мы не хотим от этого дистанцироваться. Песни наши все.
Н. Фридрихсон:
- А ничего нового не написано?
А. Апачев:
- Я всегда, когда говорю про «Океан Эльзы», допустим, на Яндекс.Музыке, я не говорю о том, что их надо убрать с Яндекс-Музыки. Мы деньги им платить просто не будем. Мы эти деньги, которые зарабатывают их песни, будем отправлять в детский дом Донбасса какой-нибудь. Я об этом говорю. Не надо бороться с творчеством. Ответ творчеству может быть только контртворчество.
Н. Фридрихсон:
- Где оно, Аким? Почему «Мой рок-н-ролл» шагает у нас по-прежнему? Шикарная песня, но она старая.
А. Апачев:
- Почему ей не шагать?
Н. Фридрихсон:
- Потому что должны быть новые, Аким.
А. Апачев:
- Так много новых. Знаешь, чем закончилась история с песней «Мой рок-н-ролл»? Группа «Би-2» обратилась во все стриминговые платформы и изъяла с Яндекс.Музыки, с VK Музыки. То есть этой песни официально нет сейчас на платформах. То есть «БИ-2» как будто нет, но они влияние здесь имеют, у них здесь есть люди, которые представляют их интересы.
Н. Фридрихсон:
- Ну, авторские права.
А. Апачев:
- Они получают до сих пор отчисления. Это не ко мне вопрос. Моя бы воля, пустили бы меня в Минкульт на «не поговорить», а дали бы мне если не топор, то…
Н. Фридрихсон:
- Маузер?
А. Апачев:
- Нет, молоточек. Я бы очень быстро навел… Моих песен нет на радиостанциях крупных, меня изымают из всех платформ, VK не дает расти, только недавно разбанил рекламу. Знаешь, если я начну рассказывать, это будет типа: вот, я пришел пожаловаться.
Н. Фридрихсон:
- Почему пожаловаться? Это некая реальность.
А. Апачев:
- Я в ней пребываю, в этой реальности, где сама среда… Клянусь тебе, мне было проще работать в YouTube, это враг, но он хотя бы понятный, у него есть правила игры. С нашими платформами я вообще не работаю, ни Rutube сегодня, ни VK не готовы вообще к патриотическому контенту.
Н. Фридрихсон:
- А что значит не готовы?
А. Апачев:
- Потому что он не дает расти, нет естественного роста. В YouTube, я понимаю, чувак вводил «Лето и арбалеты», ему выпадало «Лето и арбалеты», а потом еще раз «Лето и арбалеты» уже в ремиксе и т.д. Если в VK введешь «Аким Апачев», он тебе что-то покажет, конечно, а в следующем видео уведет тебя согласно своим каким-то протоколам на видео Басты условно, потому что так сеть настроена.
Н. Фридрихсон:
- Это специально, как ты думаешь?
А. Апачев:
- Нет, я думаю, что VK – это коммерческая платформа, обслуживающая только свои интересы. YouTube все-таки был побольше, и ему было все равно, ему главное, чтобы кликабельность была. YouTube понимал тебя по интересам: ага, ты слушаешь Апачева, значит, тебе можно предложить фильм про Вагнера, условно говоря. YouTube все равно было до какого-то момента, кто ты, что ты, он тебя читал по интересам и делал тебе предложение грамотное. Сегодня VK этого не делает, я не знаю почему. И Rutube такой же. Клянусь, с врагами было проще работать.
Н. Фридрихсон:
- Тут еще есть один момент. Почему я прикопалась именно к песне «Мой рок-н-ролл». Я ее слушала, когда еще в школе училась. Сейчас мне уже одной ногой пора в могилу, мягко говоря, а песня «Мой рок-н-ролл» до сих пор шагает в умах. Я тут видела девушку 25 лет на улице, она ее мурлыкала как раз.
А. Апачев:
- Я ее на каждом своем концерте играю.
Н. Фридрихсон:
- Почему «Мой рок-н-ролл» переживает уже не одно поколение, а мы сегодня не можем создать такой «Рок-н-ролл»?
А. Апачев:
- Почему не можем. Сегодня много хороших песен.
Н. Фридрихсон:
- Потому что, если бы мы создали такой условный «Мой рок-н-ролл»…
А. Апачев:
- Есть песни, которые вне времени, и «Мой рок-н-ролл» - одна из них. Ну, есть такие великие произведения, которые уже вне времени.
Н. Фридрихсон:
- Если бы культура сегодня породила что-то подобное, это бы так же стрельнуло.
А. Апачев:
- Надана Александровна, вот мы ушли в количество. Знаешь, что происходит? Есть у нас ПФКИ и ИРИ прекрасные, они сегодня очень многое делают для развития творчества. И очень много выходит патриотического контента, слишком много, я бы даже сказал. Потому что для людей это стало как работа. Потому что мы это всё в 20-м, в 19-м делали от души, мы это начинали по зову сердца.
Н. Фридрихсон:
- «Мы» - это кто?
А. Апачев:
- Это Чичерина, Апачев, Рич, Захар Прилепин. Мы это делали и продолжаем делать. А в 2022 году люди поняли, что патриотизм – это то, за что государство может заплатить денег. И сегодня огромное количество низкопробного контента патриотического характера выходит. Я поэтому пытаюсь отделиться чуть-чуть, когда я говорю, что мы – пассионарии, хотя бы от этого оголтелого патриотизма. Потому что он губителен, мне кажется, и для искусства в том числе. Потому что, если у тебя задача – написать, чтобы 8 раз в куплете было слово «Родина»… У тебя план есть просто – тебе нужно написать песню ко Дню народного единства.
Н. Фридрихсон:
- Тебе давали такой план?
А. Апачев:
- Нет, я к тому, что сегодня огромное количество патриотического контента, оно навязано каким-то не настоящим, каким-то симулякром, привязано к датам, каким-то событиям. И я во всем этом сижу и думаю: окей, а я буду писать, когда мне захочется. Я буду писать песни о том, о чем хочу, и выпускать их, когда хочу.
Н. Фридрихсон:
- У тебя вышла песня «Снежинки». Скажу сразу, это моя вкусовщина, я ее послушала и влюбилась с первого прослушивания. Обычно мне раза два-три надо послушать, а тут я прямо влипла в нее. Есть строчки: «Хочешь, я покажу тебе, что там у нас под кожей? Тут в каждом внутренний Шойгу и внутренний Пригожин. Вы не хотели? Видит бог, мы не хотели тоже. Никто не хочет умирать, но кто-то должен». О чем эта песня?
А. Апачев:
- Надана Александровна, ну, от вас слышать – Аким, расскажите, о чем ваша песня…
Н. Фридрихсон:
- У меня просто есть своя версия. Она у меня родилась в момент, когда я ее слушала. Но я хочу твою версию услышать.
А. Апачев:
- А что значит арбалеты, Аким, расскажи, пожалуйста… Нет, не буду.
Н. Фридрихсон:
- Нет, это не арбалеты. На мой взгляд, это все гораздо сложнее…
А. Апачев:
- Ну, расскажи, мне, правда, интересно.
Н. Фридрихсон:
- Скажу. Я в этой песне услышала твое авторское отделение, условно сейчас скажу, донбасских от всей остальной России. Условные донбасские, кто вымучил, выстрадал, у кого в душе определенные есть моменты, и остальные, у кого свой какой-то странный бардак большого города и они там проливают кисель. И вот фраза «никто не хочет умирать, но кто-то должен», как я поняла из этой песни, это определенная твоя претензия к остальной части россиян, что нас убивали те самые восемь лет, а вы где-то там были в стороне. Это то, что услышала я.
А. Апачев:
- Я не отделяю никого, мы и так уже отделились. Ну, так-то и есть на самом деле…
Н. Фридрихсон:
- Россияне отделились?
А. Апачев:
- Не россияне. Мы все россияне. Вот ты сейчас географию сюда приплетаешь – это неправильный подход и я тебе сразу говорю «нет». Вот когда Пригожин донбасский? Стрелков?
Н. Фридрихсон:
- Человек Донбасса. Кровь проливали.
А. Апачев:
- Ну, Донбасс – это не география…
Н. Фридрихсон:
- Принято, да.
А. Апачев:
- Я говорю о пассионариях. Давай использовать терминологию, которую уже нам дали. Пассионарий – это тот, кто пойдет и сделает. Не который оденет Георгиевскую ленточку на 9 мая и пройдется с портретом – это тоже хорошо, это важно помнить. Но я говорю о тех, кто будет действовать. Люди дела. Люди длинной воли. Историю империи решают люди длинной воли. Вот они двигают время вперед. Я говорю о них. Я говорю о нас, о людях, которые сделали свой выбор. И говорю это тем, кто сегодня не совсем нас понимает. Я ему пытаюсь, этому условному человеку, который не понимает, вот смотрит на меня – Апачев, почему ты злой такой? Почему у тебя песни такие агрессивные? Объясни, ты откуда взялся и чего ты пришел сюда? Я ему пытаюсь объяснить, кто мы такие и почему мы такими стали. Вот просто пытаюсь поговорить с ним. И тут нет претензии.
Н. Фридрихсон:
- Позволь. «Во мне горит огонь и он подобен солнцу. В тебе пустой вагон и он несется в пропасть».
А. Апачев:
- «Внутри меня мой одинокий русский космос, внутри тебя бардак и внутренние незнакомцы». Я говорю ему о том, что вы застряли в своем постмодерне, метамодерне - неважно каком модерне, а мы уже вышли в открытый русский космос, мы уже философски оформили наш культурный пласт. Мы пошли дальше, пока вы застряли там. Я ему говорю о том, что мы в разных местах сейчас. Вот где мы, а где ты сейчас.
Н. Фридрихсон:
- Секунду, где мы – ты показал выше.
А. Апачев:
- Да, мы в космосе. Мы ушли в русский открытый космос.
Н. Фридрихсон:
- То есть, я правильно сейчас тебя понимаю, что в твоем понимании часть пассионарных россиян, без привязки к географии, они где-то повыше, чем остальная часть россиян?
А. Апачев:
- Повыше в плане гравитационном – да. Мы вышли…
Н. Фридрихсон:
- А это не разделение, Аким?
А. Апачев:
- Нет.
Н. Фридрихсон:
- Прости, а тебе не кажется, что это более сложная форма того самого «да я за вас воевал»?
А. Апачев:
- Нет, ни в коем случае. Здесь как раз такие «позволь, я покажу тебе, что там у нас под кожей». Я пытаюсь поговорить с ним, показав свое нутро.
Н. Фридрихсон:
- Но ты изначально исходишь из того, что твое нутро что-то сложное, что ему надо изучить. Ты же не хочешь посмотреть, что у него под кожей.
А. Апачев:
- Что оно отлично от его нутра.
Н. Фридрихсон:
- А чем оно отлично?
А. Апачев:
- Тем, что внутри нас солнце горит, а внутри них…
Н. Фридрихсон:
- Привязки к действиям и учитывая, кого ты перечислял, ты сказал – это люди, кто что-то делал, пассионарии. Аким, поэтому я и спросила – это более сложная форма «я за вас воевал».
А. Апачев:
- Нет, это в твоей интерпретации, а она тоже имеет право на жизнь. Я думал, Надана Александровна, ты более глубока, чтобы видеть в этом всем… Для того, чтобы описать русский космос, я копался в русской бездне, а ты увидела только разницу потенциалов.
Н. Фридрихсон:
- Ты сейчас это сам проговорил.
А. Апачев:
- Мы разные, конечно же, да, мы разные. Я пытаюсь объяснить, кто мы такие.
Н. Фридрихсон:
- Аким, тема, которую мы сейчас с тобой подняли, благодаря твоей новой работе, песне «Снежинки»…
А. Апачев:
- Очень милая, хорошая песня.
Н. Фридрихсон:
- Вообще нет. Очень злая песня. Она довольно глубокая, хоть Аким и заявил, что я ни разу не шахтер и копнула так, лопаточкой детской, предлагаю вам копнуть глубже, нефть найти – я до нефти недобурила, я больше по верхам. Тем не менее, ты сейчас мне пытался объяснить, что ты пытаешься сблизить, рассказать, что под кожей у тех, кто пассионарно действовал долгие и долгие годы. А что будет, когда мир наступит - а он рано или поздно наступит – и все как-то резко вернутся, как будто ничего и не было? Мы же понимаем, что к этому в принципе мы сейчас отчасти дрейфуем. Вернутся программы, которые были до начала СВО. Вернутся какие-то культурные деятели, которые уезжали на время СВО. И как будто ничего не было.
А. Апачев:
- Давайте доживем сначала до конца этой войны, а потом подумаем. Я не знаю. Я так долго не планирую.
Н. Фридрихсон:
- У тебя нет злости, что пройдет очень короткое для истории время, прямо совсем очень короткое, и ты, такие как ты, ваши внутренние кладбища, ваши друзья, которых вы потеряли, что все это будет забыто?
А. Апачев:
- Нет. Вообще нет.
Н. Фридрихсон:
- Я имею в виду не то, что власть отвернется, не афганский синдром, конечно, нет. Участники СВО получают определенные моменты – я не про это. Для людей глобально.
А. Апачев:
- Уверен – нет. Слишком глубоко это впечаталось. Со времен, пожалуй, второй мировой войны это самая глубокая рана. Россия еще не поняла, что произошло. Вот этот условный человек, к которому я обращаюсь в этой песне, он еще даже не понял, что произошло. Уже все изменилось. Просто это изменение, растянутое во времени. Россия уже никогда не будет прежней. Россия становится силой, Россия осознает свое место в истории место в мире, место в цивилизационном процессе. Россия почувствовала собственную самость наконец-то. И этот процесс уже не остановить.
Н. Фридрихсон:
- Какое место ты себе видишь в этой новой России, когда она сложится?
А. Апачев:
- Не знаю. Не думал об этом. Делай что должно и будь что будет – вот так всегда подходил к процессам историческим. И я всегда был частью этих процессов, вот с 2014 года нырнул в эту всю гущу событий и уверен, что даже после того, как будет подписана капитуляция Киевом, процесс не остановится. У нас сегодня вызовов у России-матушки великое множество. Сегодня у нас прекрасное ВПК, которое справляется с новыми вызовами, Туран просыпается, с которым нам придется схлестнуться рано или поздно, очевидно. Поэтому одна война закончится, Надана Александровна, уверяю вас, начнется другая.
Н. Фридрихсон:
- По поводу Турана. У тебя была песня, по-моему, она так широко не прошла, но она была, посвященная Асаду. Башару Асаду. Ты сейчас вообще помнишь какие-то строчки из той песни?
А. Апачев:
- Конечно. «Среди пустыни плодородной сад стоит твердыня, в ней – Башар Асад». «Пока Башар в Дамаске, там живет республика» - есть такая строчка, и сегодня Башара в Дамаске нет и республика Сирийская пала. Уверен, что Сирию будут рвать на части. Уже Израиль заявил свои права, турки… Поэтому Сирийская Арабская республика прекратила свое существование. Во что она превратится, не знаю пока.
Н. Фридрихсон:
- А ты как эту новость воспринял?
А. Апачев:
- Очень больно. Мы же там кровушки много пролили. Два штурма Пальмиры мы русской кровью омыли. Но, видимо, таков путь. Здесь важна же работа над ошибками. Надо признавать ошибки. Мы пришли, помогли, ситуацию удержали, но какого-то решения дальнейшего, какого-то плана действия мы не предложили. У нас нет плана действий на Ближнем Востоке. Сегодня очевидно это. Сегодня мы уже в конфликте с Ираном, условно, да. У нас не очень хорошие отношения.
Н. Фридрихсон:
- Они сложные.
А. Апачев:
- Очень сложные сегодня. Зато почему-то хорошие отношения с Саудовской Аравией. Я против. Меня никто не спрашивает, слава богу, но мне кажется, что главный наш союзник на Ближнем Востоке – это не Саудовская Аравия, а только Иран. Потому что Иран очень похож на нас. И мы сейчас тем, что мы отдаляемся от Ирана и сближаемся с Саудовской Аравией, мы не очень правильно стратегически планируем свои дальнейшие действия, если мы хотим вернуться на Ближний Восток, а мы должны вернуться на Ближний Восток, потому что у нас есть Африка. Мы все-таки империя и должны мыслить масштабами империи.
Н. Фридрихсон:
- У тебя была фотография в твоей социальной сети ВКонтакте, там я копала глубже, чем твой новый трек «Снежинки» (обязательно послушайте)…
А. Апачев:
- Очень хорошая песня, почему ты…
Н. Фридрихсон:
- Она реально хорошая, я же без сарказма. Я завелась на твою фразу «не глубоко копнула». А песня классная.
А. Апачев:
- Я тоже на твои фразы. Ты меня полвечера заводишь… как ты хотела?
Н. Фридрихсон:
- Вот, понимаешь, взял и обидел, ранимую московскую, между прочим, душу.
А. Апачев:
- Легонечко, вот так, чуть-чуть приложил и все сразу. Зачем?
Н. Фридрихсон:
- Ладно, к твоей соцсети. Ты выкладывал фотографию и написал, что ты был в сирийском Курдистане. Это давняя фотография?
А. Апачев:
- Да, это 2019 год.
Н. Фридрихсон:
- А вот твои впечатления от курдов сирийских?
А. Апачев:
- Я говорил об этом тогда, и постоянно об этом говорю – мы совершили большую ошибку, не продавив позицию Дамаска, не продавив позицию Башара Асада по сирийскому Курдистану. Курдам давным-давно надо было дать автономию, курды были зажаты. В сирийском Курдистане не выдавались документы сирийского образца. То есть, фактически это такая изоляция была, административная изоляция сирийского Курдистана – ты не мог получить паспорт Сирии в Курдистане. Курды просили автономии, они ее объективно заслужили, они ее кровью и потом заслужили. И ввиду того, что ни официальный Дамаск, ни Москва не предложили никакой формы сотрудничества Курдистану. А там очень пророссийски настроенная среда. Мне цитировали Ленина почти в каждом заведении курдском. Ну, там создать радикальную группировку пророссийски настроенную в течение месяца мог бы очень плохой агент при низкой поддержке материальной. Ну, вообще несложно.
Н. Фридрихсон:
- Аким, ты сейчас взял и сдал всю базу. Вот просто сейчас Эрдоган у приемника радио «Комсомольская правда» засиял. Это была рабочая партия Курдистана, с кем ты говорил. Про Ленина они тебе говорили.
А. Апачев:
- Нет, я говорил с Ю Пи Джи и Ю Пи Джей – это немножко не то. Вы не разбираетесь. РПК – это рабочая партия Курдистана, которая террористическая группировка в Турции. А Ю Пи Джи и Ю Пи Джей – это подразделение сирийской оппозиции.
Н. Фридрихсон:
- С чего ты взял, мой дорогой друг, что ты беседовал именно с ними, а не с РПК?
А. Апачев:
- Мы много где были и много с кем беседовали. Вообще прекрасные у меня воспоминания об этом…
Н. Фридрихсон:
- Я, как турецкий агент, передаю Эрдогану привет…
А. Апачев:
- Я лишь хочу сказать о том, что в этой благодатной среде, где мы должны были работать, мы не работали, в том числе, из-за позиции Башара по курдам. Он продолжал подход отца, он видел в этом всем смысл, он видел смысл в подходе отца, ну, давай признаемся, Хафиз был жесткий.
Н. Фридрихсон:
- Очень.
А. Апачев:
- А Башар был не жесткий. Соответственно, должен был играть чуть-чуть по-другому. Если ты не такой жесткий, как твой батя, будь нормальным тогда. Ну, тогда начни договариваться с людьми. Приедь в Курдистан. Он хотя бы раз приехал туда? Вот в этом весь смысл. Он как будто толкал курдов в объятия Штатов. Вот во что это вылилось. И сегодня у нас по факту в Сирии действуют группировки курдские проамериканские и группировки арабские проамериканские. Я имею в виду которые в районе базы Эт-Танф на юге находятся. У американцев две разные армии, у турок две разные армии - Хайят Тахрир аш-Шам, пока еще запрещенная в России террористическая группировка и Сирийская национальная армия. И Израиль уже там друзов к себе… То есть, у нас две протурецкие силы и две проамериканские. И наши две базы в Тартусе и Хмеймиме.
Н. Фридрихсон:
- Аким, а вы жесткий в кого?
А. Апачев:
- Почему я жесткий? Надана Александровна, где жесткий? Просто говорю. Просто пою. Описываю себя, своих друзей.
Н. Фридрихсон:
- То есть, нормально, да? Он меня приложил тут три раза уже фейсом об тейбл – а чего я жесткий?
А. Апачев:
- Извините.
Н. Фридрихсон:
- А чего ты очки-то снял после этого?
А. Апачев:
- В знак примирения.
Н. Фридрихсон:
- Еще короткий вопрос – почему у тебя обращение к аудитории – медвежата?
А. Апачев:
- Ну, потому что медведь – наше тотемное животное. Мы все медвежата так или иначе.
Н. Фридрихсон:
- Ты считаешь, что медведь тотемное?
А. Апачев:
- Да.
Н. Фридрихсон:
- То есть, Владимир Путин и медведь у тебя ассоциируется во что-то одно серьезное?
А. Апачев:
- Да. Ну, ты же помнишь эту фотографию – это прямо…
Н. Фридрихсон:
- Когда Путин на медведе? Помню.
А. Апачев:
- Да. Это же просто… вот это и есть Россия. Для меня вот эта фотография и есть Россия.
Н. Фридрихсон:
- Если бы у тебя была возможность донести Путину какую-то проблему-аспект, вот была недавно пресс-конференция и прямая линия, что бы ты ему сказал?
А. Апачев:
- Ничего не сказал бы. Поблагодарил бы за вот этот его тезис о том, что СВО нужно было начинать раньше. Просто это большая, очень большая сила, когда ты можешь признавать ошибки. И для меня лично это было важно с точки зрения человеческой. Потому что ну да, я главнокомандующий, да, Цезарь, император, но вот здесь я в нем увидел человека и он признал, что надо было раньше…
Н. Фридрихсон:
- Ну и финальный вопрос. Твой концерт 24 января, Москва, рассказывай…
А. Апачев:
- 24 января, Москва, клуб «Правда», жду всех! Билеты еще есть, приходите, буду рад видеть.
Н. Фридрихсон:
- А что новенького-то в программе?
А. Апачев:
- Будет много хорошей музыки. Ну, представлю несколько новых песен, конечно же. Будем разгонять речевки. В общем, все, что я не могу сказать в эфире «Комсомольской правды», я скажу на концерте. Друзья, жду всех!
Н. Фридрихсон:
- Это был Аким Апачев, оставайтесь с нами.
Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые крутые интервью
➤ Слушать прямой эфир: https://radiokp.ru
➤ Читать эксклюзивные новости: https://www.kp.ru
➤ Подписаться на наш телеграм: https://t.me/truekpru
➤ Самое интересное из эфира: https://t.me/radiokp
