Итоговое сочинение: отменить нельзя писать

А. Милкус:

- Это программа «Родительский вопрос». Ох, когда уже будет родительский ответ? Вопросы, вопросы, вопросы. В студии Александр Милкус, Дарья Завгородняя. Сегодня у нас счет 3:1. У нас Дарья Завгородняя – преподаватель русского языка и литературы. Наши сегодняшние гости – Екатерина Андреевна Асонова, заведующая лабораторией социокультурных и образовательных практик Московского городского педагогического университета и Михаил Георгиевич Павловец, заведующий лабораторией развития интеллектуальных состязаний по гуманитарным наукам Высшей школы экономики. На самом деле это два замечательных преподавателя русского языка и литературы – то есть словесности. Я-то словесности не учился, хотя журналистское образование у меня есть.

Говорить мы сегодня будем про великий и могучий русский язык. И замученный в последние годы, по-моему. Давайте начнем с вопроса: почему русский язык замученный? 5 апреля в этом году ребята должны писать итоговое сочинение по русскому языку. Раньше писали обычно в первую среду декабря. Ввели это итоговое сочинение лет пять назад.

М. Павловец:

- В 2014 году.

А. Милкус:

- Люди пишут: дети не хотят писать итоговое сочинение, им скучно. Им нужно выучивать какие-то утвержденные конструкции, никаких своих мыслей. Только так, как положено по методичкам. Это сочинение придумывалось для того, чтобы ребята заинтересовались чтением. Чтобы они в одиннадцатом классе не только на ЕГЭ ориентировались. Что произошло? Почему сочинение так было выродилось?

М. Павловец:

- Я работал в рабочей группе при Министерстве образования, когда эта идея возникла. Я был привлечен как словесник, как тогда еще работавший в Педагогическом университете. Я хочу сказать, что изначально был неправильный посыл, с моей точки зрения. Привлечь к чтению, заинтересовать чтением, сделать чтение естественной потребностью человека нельзя при помощи экзамена, при помощи принуждения, при помощи мер контроля. Механизмы должны быть какие-то другие. Если вы пытаетесь загнать за книжку, пугая тем, что не будешь допущен к ЕГЭ, получишь незачет, будешь потом переписывать, получишь по шее от учителя, - хорошего результата не будет точно.

Д. Завгородняя:

- Наша культура литературоцентрична. Она как была, так и остается. Я читала вашу статью о том, что читали советские школьники. Вы пишете о том, как менялась структура программы, школьного канона по литературе на протяжении советских десятилетий. Канон очень сильно менялся. В какой-то момент выкинули напрочь Достоевского, так и не включили Есенина, который потом всплыл в 70-80-е годы. И Достоевский вдруг внезапно вернулся.

Мне кажется, что русский литературный канон без Достоевского и Есенина неполный. Но на протяжении многих десятилетий без этих авторов прекрасно обходились. Существует ли вообще этот канон?

М. Павловец:

- Министерство утверждает, что вроде бы это сочинение не имеет отношения к предмету литература и к канону. Что оно вообще про то, как дети умеют рассуждать и писать.

А. Милкус:

- Объясните нам, что такое литературный канон?

М. Павловец:

- Стоит различать канон национальный литературный и школьный канон. Национальный литературный канон – это некий перечень из имен, фамилий и произведений, которые активно читаются, интерпретируются, которых изучают литературоведы, о которых пишут критики, которые инсценируют режиссеры и кинорежиссеры, о которых спорят публицисты и журналисты. Это те произведения, которые продолжают оставаться в активном поле современной культуры.

Если мы говорим про школьный канон, то это производная от литературного канона. Это некоторый набор книжек, часть которых взята из национального литературного канона, но дополнен другими книжками, которые, как считают те люди, которые отбирают этот школьный канон, это, как правило, методисты, чиновники…

А. Милкус:

- Это то, что, как считают взрослые, должны знать дети, закончив школу.

Е. Асонова:

- Я бы уточнила: некоторые взрослые. Взрослые, у которых есть определенные идеи доктринации.

М. Павловец:

- Взрослые, которые отбирают этот список.

Е. Асонова:

- В нынешнем школьном каноне что взято из национального?

М. Павловец:

- Скажем, «Мастер и Маргарита» - произведение, которое до сих пор будит мысли, по нему постоянно делают спектакли.

Е. Асонова:

- А еще?

М. Павловец:

- Роман Достоевского «Преступление и наказание» тоже является частью современного национального литературного канона. Потому что недавно снят фильм, потому что появился мюзикл.

Е. Асонова:

- Еще?

М. Павловец:

- Туда попал роман «Война и мир». Есть анекдоты про поручика Ржевского – не героя этого романа, но люди нашего поколения по-прежнему рассказывают анекдоты про поручика Ржевского, которого нет в этом романе, и про Наташу Ростову, которая есть в этом романе. Есть еще сериал ВВС, который все смотрели с большим интересом. Есть фильм Бондарчука, который пересматривается. Есть интересный проект Феклы Толстой, связанный с этим романом.

А. Милкус:

- Мы ушли очень далеко. Даша, как профессиональный демагог-словесник, увела нас от основной темы. Мы начали говорить про сочинение, которое несчастные дети должны 5 апреля писать.

М. Павловец:

- Первая среда апреля.

А. Милкус:

- Мы уже начали говорить о том, что к литературе это сочинение имеет мало отношение. Оно придумано для того, чтобы как-то проявить возможности, знания выпускников и умение использовать не только школьную литературу, но и вообще то, что они читали, для того, чтобы проявить себя. Даже в первые годы некоторые вузы отбирали абитуриентов по этому сочинению, специально нанимали преподавателей, те проверяли, добавляли баллы. Что произошло с 2014 года, что в последние годы приемные комиссии уже не рассматривали это сочинение? Дети с тоской говорят: не хотим мы писать.

М. Павловец:

- Я могу сказать, что идея итогового сочинения – это когда семь родителей, семь нянек, вряд ли из этого что-то хорошее выйдет. Одни, кто его инициировал, хотели, чтобы это сочинение засадило детей за книгу. Другие хотели, чтобы была еще одна форма контроля. У нас зачастую образование превращается в бесконечную проверку знаний. Третьи, которые воспользовались этой ситуацией, хотели, чтобы это сочинение могло позволять давать детям дополнительные баллы при поступлении в вуз. Четвертые поняли, что на этом можно неплохо заработать. Потому что любое такое сочинение – это подготовка пособий, курсы повышения квалификации и так далее. Это бизнес, как вообще образование – отчасти это бизнес.

У этих людей задачи подчас взаимоисключающие. Поэтому не удивительно, что из итогового сочинения ничего хорошего не получилось.

А. Милкус:

- А что за методички? Родители пишут, что педагоги предлагают писать по методичке сочинение. Никаких своих мыслей. Иначе вы зачет не сдадите, сочинение не напишете, к ЕГЭ вас не допустят.

Е. Асонова:

- Я хочу рассказать про методички. Когда я пришла работать в школу в 1993 году, я была в шоке от того, что детям сочинения, которые они должны были сдать, надиктовывали. Это был отдельный урок, на котором предметник надиктовывал сочинения. А потом я вспомнила, что, когда я сама заканчивала школу, утвердили сочинения, которые были опубликованы, темы сочинений публиковались. И появились ровно те самые методички.

А. Милкус:

- Я помню интервью людей, которые занимались образованием, о том, что итоговое сочинение откроет анналы, мы увидим светлый образ школьника, которого мы научили мыслить.

Е. Асонова:

- Отлично. Сколько вы за последнее время написали сочинений по литературе, опираясь на канон? Сколько взрослых людей, которых вы знаете, разумных, пишущих, написали такие сочинения? Это труп. Зачем писать труп? Зачем писать о том, о чем классики уже сказали все, и лучше мы не скажем? Это был наш любимый спор с Михаилом Георгиевичем, когда мы только познакомились. Когда я, училка из Чертанова, их, великих и могучих из Ленинского, спрашивала: а зачем мы это делаем? Это не анализ текста, который делает филолог. Потому что текста перед ребенком нет. Это нечто. Это абсолютно бессмысленное занятие. И проанализировать это нужно было еще в 90-е. И это было проанализировано, когда мы отменили это безобразие.

А. Милкус:

- Отменили сочинение.

Е. Асонова:

- Оно ушло. Это бред – заставлять детей писать нечто, аргументируя строчками. Я сейчас в эссе по педагогике получают рассуждения примерно такие: культурный человек, конечно, хорошо воспитан, но хождение в театры еще не значит, что он культурный. Он может гнидой остаться, вот как Анатоль Курагин, - обосновывает свою позицию ребенок. Не собственными походами в театр, не анализом спектаклей, не работой великих режиссеров, а Анатолем Курагиным. Мы пришли к феерии лицемерия, когда заставляем детей аргументировать некие мысли о том, как должен быть устроен мир, примерами из литературы XIX века.

Д. Завгородняя:

- Есть же целые клише – сборник клише для итогового сочинения.

Е. Асонова:

- Клише – это клише, фреймовое письмо английский язык развивает и делает его языком мирового господства. Давайте не будем путать. Клишированное письмо – это как раз письмо в жанрово-ситуативном стиле.

Д. Завгородняя:

- Может быть, это и неплохо?

Е. Асонова:

- Это очень хорошо. Английский и американский школьник в легкую пишет рецензию, потому что четко знает, какие фреймы нужно там заполнить. Именно по этому пути пошел наш чемпионат сочинений. Именно эту мысль мы вынашивали все это время.

А. Милкус:

- Давайте окончательно разберемся с итоговым сочинением. Говорят: мы его отменили.

Е. Асонова:

- Только не итоговое, а сочинение по литературе.

А. Милкус:

- Оно умерло естественным путем.

Е. Асонова:

- А в 2014 году труп был оживлен.

А. Милкус:

- Говорили: как же без сочинения прожить? Мы должны хоть в виде изложения. Там пять рамочных тем.

Е. Асонова:

- Даже вы сейчас его почему-то связали с чтением. Оно никак не связано с чтением. Сочинение – это умение формулировать мысли. Это речемыслительная деятельность. И нужен сначала предмет мысли. А предмета мысли в этом жанре нет.

М. Павловец:

- Я помню, как все это обсуждалось. Проблема еще в том, что итоговое сочинение – это не проблемы, которые волнуют ребят, над которыми они думают, а это проблемы, которые волнуют тех, кто придумывает эти темы сочинений. Спросите, кого из современных школьников волнует такая проблема – является ли смирение добродетелью? Или такая проблема: почему нужно беречь честь смолоду? Сам язык уже немножко другой. Это не значит, что это не важно.

Е. Асонова:

- Это не важно и это не актуально.

М. Павловец:

- Это не описывается такими словами. И самое главное, что это невозможно обосновать, опираясь на художественные произведения, как этого требовало итоговое сочинение. Читать книгу и проходить книгу – это две разные деятельности. Читать книгу – это открыть ее, вчитаться, над вымыслом слезами облиться, над чем-то задуматься или сказать: мне не нравится книга, закрыл и убрал. Мы не можем себе такое позволить в школе. В школе книгу проходят.

А. Милкус:

- Тяжелой поступью.

М. Павловец:

- И проходят мимо. Читают учебник, слушают лекцию учителя. Ты должен выбрать, если ты читаешь книжку, то ты еще не знаешь, что правильно о ней сказать. А если ты читаешь учебник, слушаешь учителя, ты уже знаешь, что о ней нужно сказать. И зачем тогда ее читать? Уж лучше это время потратить на что-то другое, не менее важное для тебя. А потом эта пройденная книжка должна лечь в основу итогового сочинения. Получается просто фальсификация какой-то деятельности. Ничего удивительно, что сочинение сразу оказалось мертворожденным проектом.

А. Милкус:

- У нас два диаметрально противоположных сообщения. «Как можно заключить мысль ученика в методичку? Сочинение – это полет мысли, фантазии, индивидуальное видение произведения. Мы писали сочинения по картинам известных авторов, а не только по книгам». Повезло вам. Другое сообщение: «То, что сейчас не пишут сочинения в таком объеме, как раньше, не учат стихи, очень заметно. Количество дебилов, выпускающихся из школы, растет в геометрической прогрессии».

Е. Асонова:

- Конечно, в старшем поколения не было ни одного дебила…

Д. Завгородняя:

- Как ребенок научится рассуждать, если он не видит примеров рассуждения в книжках?

Е. Асонова:

- Невозможно научиться рассуждать, если тебе не позволяют рассуждать. От маленького писателя к большому читателю. Это я цитирую Рыбакову, тридцатые годы, «Методика преподавания литературы в Советском Союзе». Это довоенный период. Все уже было сформулировано. Никак иначе. Для того, чтобы учить ребенка говорить, ему нужно много дать возможностей говорить. Причем говорить так, чтобы это были слова о том, что он знает. Для того, чтобы научить ребенка пилить, мы ему не учебник про пиление даем, мы ему даем пилу и дерево. Говорим: пили. А потом даем другой материал и говорим: сравнивай, гляди. Другая пила нужна? Невозможно научить писать сочинение, если не писать о том, что нужно.

Вернусь к мысли о том, что взрослые люди пишут много, но они не пишут сочинения о чести и так далее. Не знаю я таких людей. Это проповеди только. И то, у проповеди есть свои жанровые законы, у нее есть свои риторические приемы. Их надо изучать. Если мы хотим, чтобы мы научились говорить, нужно признать, что не переходит переноса опыта написания сочинений по «Войне и миру» на написание ТЗ или написание заявления, или написания протокола. У нас не появляется от этого инструкций внятно написанных. Сочинение по картине Грабаря «Февральская лазурь» - не произойдет переноса так, чтобы человек мог внятно общаться.

А. Милкус:

- А если это сочинение ничего не дает, как бы его отменить? Его ввели, а дальше что?

Д. Завгородняя:

- Может, его чем-то заменить можно полезным?

М. Павловец:

- Боюсь, сочинение очень сложно будет отменить. Оно очень удобно Министерству просвещения. Потому что сочинение дает стопроцентный положительный результат. С первого раза его пишут 97-98 процентов школьников. По результату прошлого года, после третьего переписывания только 500 человек по всей стране его не написали. Этими результатами можно отчитываться.

Кроме того, сочинение ласкает душу тем, кто ратовал за то, чтобы дети что-то писали. Ведь они что-то пишут. Значит, можно сказать: они пишут сочинение. Если не входить в детали, если не смотреть, что они пишут и как они пишут, то это тоже можно считать достижением.

Д. Завгородняя:

- Как же проверять, умеют ли наши дети рассуждать?

А. Милкус:

- Почему пришлось придумывать чемпионат «Своими словами»? На прошлой неделе завершилось подведение итогов первого чемпионата.

Е. Асонова:

- Я как раз на это смотрю оптимистично. Я понимаю, что сейчас мы одномоментно не можем отменить что-то. Я предложу этому совсем другое объяснение. Отменить сочинение мы не можем ровно потому, что пока у нас нет ответа на вопрос: а что же можно делать? Нам нужно пройти долгую дорогу по пересмотру и курса русского языка, его целеполаганий, и курса литературы и его целеполаганий. Зачем? Мы учим ответу на вопрос: зачем?

И курсы всех остальных школьных дисциплин тоже нужно пересмотреть и увидеть, что, например, функциональное чтение формируется на уроках физики, математики, химии, где ученики работают с задачей. Где можно создать такие формы работы, когда ученик ставится перед посильной ему проблемой, которую он может осмыслить, перевести ее в задачу и найти к ней решение, исходя из того набора знаний, который у него есть.

Нам предстоит пройти непростую дорогу, которую нам уже подсказывает международное исследование PISA, которое работает именно в этом направлении, которое исследует, как дети 15-летние умеют использовать полученные знания в незнакомой ситуации. Это первое, что должно произойти для того, чтобы как-то мы начали работать в сфере развития речи, мыслительных навыков и компетенций наших учеников.

Это большой вопрос – стоит ли в эту сторону бежать школе. Если посмотрим вокруг, мы обнаружим, что функциональной грамотностью люди овладевают без школы. Сейчас есть очень много исследований, которые говорят о том, что чтением совсем не обязательно заниматься. Если посмотреть на то, сколько у нас увлеченных музыкой, театром людей, мы поймем, что вступление в культуру, увлечение искусством совсем не обязательно должно быть обеспечено школьной программой. Это одна сторона вопроса.

А другая сторона вопроса – нам нужно смотреть, в каких формах может быть сочинение. И этот ответ мы искали, когда разрабатывали наш чемпионат. Какими же могут быть сочинения? Для этого мы собирались с очень разными компаниями – с математиками, физиками, академиками и профессорами РАН, биологами, филологами, историками, философами, экономистами. И с ними вместе думали, что пишет современный человек. Что такое жанры, в которых человек мыслит, формулирует свои идеи. В каких формах взрослые люди в практической жизни это делают.

Если мы сумеем в школу принести эти жанры, если они станут понятны, привычны, удобны для нашей школы, учителей, детей, их примет общество, это будет вопросом общественного договора. Не случайно мы вспомнили канон, потому что здесь тоже вопрос договора. Вопрос того, как мы видим, какое общественное мнение сложилось в стране. Тогда у нас есть шанс, что что-то будет очень серьезно меняться.

Мы говорили о том, зачем нужны методички. Почему учитель ребенку говорит: так пиши, а так не пиши. Потому что проверка, потому что нужно оценить. И это тоже большая проблема, с которой мы столкнулись. Это вопрос, на который у нас пока внятного ответа нет. Если про жанрово-ситуативный подход к сочинению у нас более-менее брезжит какой-то свет, у нас есть ответ, который можно предложить для обсуждения профессиональному сообществу, то про критерии оценки у нас очень большая проблема, как они должны быть разработаны.

М. Павловец:

- Я чуть-чуть возражу, хоть в целом и соглашусь со своей коллегой. То, что мы сейчас придумали для того же чемпионата сочинений, на самом деле это звучало еще шесть лет назад, когда обсуждалось итоговое сочинение. Но это не было принято. Сказать, что мы изобретаем велосипед или что-то совершенно небывалое, нельзя. Эти идеи известны десятилетиями. Не случайно здесь Рыбакову цитировали, ученого еще 30-х годов.

Проблема в том, чтобы общество приняло эти идеи. Проблема в том, кто у нас является заказчиком образования. Если у нас заказчиком результатов образования является чиновник и человек, имеющий допуск к вершинам власти, могущий донести туда свою позицию, это одна история. Если у нас заказчиком результатов образования является вуз, потому что ему дальше учить этого ребенка, общество, потому что общество понимает, какие специалисты с какими компетенциями ему нужны, родители, которые понимают, что бы они хотели, чтобы было у их ребенка, чтобы ему было интересно учиться, чтобы он имел свои интересы благодаря образованию, или это проблема только родителей – найти то, что ребенка может заинтересовать. Вот когда общество будет готово взять на себя ответственность за содержание образования, тогда эти идеи должны быть приняты.

Д. Завгородняя:

- Родители, особенно сознательные родители, очень четко формулируют, что нужно их детям. Детям нужно научиться писать постинги в соцсетях. Читаю лекцию, как писать в Instagram, в Facebook.

А. Милкус:

- Это дети понимают и без родителей.

Д. Завгородняя:

- Дети слушают с большим любопытством. Но если мы этот курс лекций предложим сделать официальной частью государственных стандартов, нам скажут: нет, нельзя, давайте про Тургенева замутим! «Забвению не подлежит», «Время перемен», что-нибудь абстрактненькое.

М. Павловец:

- Правильно, потому что чиновник знает, как проверять Тургенева, но не знает, как проверять постинг. Это проблема критериев. Чиновник предпочитает искать там, где светло, а не там, где он потерял. Проверять то, что легко проверить, а не то, чему на самом деле надо учить. Потому что то, чему на самом деле надо учить, проверять очень сложно. И для этого нужны мозги, нужно думать, обсуждать. А это не очень хочется делать.

А. Милкус:

- Я бы не противопоставлял так общество и чиновника.

Д. Завгородняя:

- Чиновник тоже родитель.

А. Милкус:

- Чиновник тоже понимает, что нужно ориентироваться на запросы общества, страны. Умные, грамотные студенты. Я был на совещании в Министерства образования и науки. Директор одного крупного научного института встал и сказал: дайте мне умного студента, готового размышлять, я любые деньги заплачу! На что ему чиновники с трибуны сказали: а почему вы не участвуете в подготовке такого студенты? Приходите и участвуйте.

Е. Асонова:

- Добавлю из разряда наших исследований. Исследование чтения – мы исследуем всех участников образовательных отношений – показывает, что родителей, действительно, очень трудно переубедить в чем-то. Им очень хочется, чтобы дети прошли ту же дорогу. Если посмотреть на количественные показатели, у нас с трудом именно в родительское сообщество проникают идеи. Это очень серьезная проблема. Я бы ее не сбрасывала со счетов.

А. Милкус:

- Первый раз на конкурс «Своими словами» записалось десять тысяч участников. Их никто не звал, никто не просил, никто не загонял.

М. Павловец:

- Их, конечно, звали. Но никто не загонял. Нам было очень важно, мы получили даже сотни откликов, в которых ребята, прежде всего, отмечали две вещи. Во-первых, для них это был совершенно новый опыт. Они такого не писали. И нас это даже немножко огорчало. И второе – ребята понимали, зачем им это было нужно. Беда итогового сочинения, что ребята понимают, что им это нужно для того, чтобы получить допуск к ЕГЭ. А когда они пишут наше сочинение, они вдруг понимают, что это связано с их будущей профессией, с их интересами. Наконец, это просто связано с тем, что их услышит другой человек.

А. Милкус:

- Какие задания были?

Е. Асонова:

- У нас было табу на литературу. Мы договорились, что в этом году не будет ничего, связанного с литературой в привычном школьном понимании. Было все очень странно. Начнем с того, что зарегистрировалось сильно больше десяти тысяч человек. Пришли на первый этап десять тысяч.

М. Павловец:

- Зарегистрировались 36 тысяч.

Е. Асонова:

- Мы понимали, что не сможем десять тысяч сочинений проверить. Хотя сейчас уже думаем над тем, как же это организовать. Первый отборочный этап был связан с функциональной грамотностью и критическим мышлением. Это был тест, в котором нужно было читать. И победить в нем мог тот, кто достаточно аналитически подходит к тексту и умеет хорошо увидеть автора и цель. Все задания были связаны с коммуникативной функцией речи. Были предложены самые разные способы выразить себя. Это были мемы, короткие высказывания, рецензии к мультфильмам. И это были длинные статьи научно-популярного характера и комментарии к ним.

И везде участнику нужно было отвечать на два вопроса: какие маркеры позволяют определить, кто написал этот текст? Какую позицию он занимает? С чем бы он согласился или не согласился? Это требовало очень внимательного чтения текста. И какими приемами, какими аргументами он достигает своей цели. Это был первый этап. Я горда ребятами, которые это разрабатывали. Это разработано очень молодыми специалистами - аспирантом Высшей школы экономики Светланой Жуковой и ее командой молодых филологов.

М. Павловец:

- Студентов, отобранных очень сильно.

Е. Асонова:

- А второй этап был самый интересный. К нему мы готовились огромной командой со всей России. Это были представители и Томского университета, и Уральского, и Северокавказского университетов. Это был Иркутский университет. Это была большая команда самых разных специалистов. Представители МИФИ говорили, что не надо брать физику, давайте нам Илонов Масков. Мы их возьмем. Нам очень надо, чтобы появились люди, которые умеют ярко говорить о том, что разрабатывается в нашем университете.

И мы искали способы, как можно позволить высказать себя. Между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, мы понимали, что придут ребята, которым нужно дать тему, нужно дать материал. Они идут писать с белого листа. С другой стороны, мы понимали, что идут ребята, которые готовят сочинение, готовят текст. У нас было много гневных постов: когда же вы мне дадите возможность высказаться?

Задания были в трех вариантах, на выбор. Каждый участник выбирал задания. Это текст, написанный в деловом стиле, например, заявка на грант. Или деловое предложение к партнерам на набор своей команды. Это могла быть рецензия на научную статью. Нужно было прочитать статью по своей области и написать аналитическую рецензию, высказать свое мнение. И последнее задание было, судя по количеству выбранных вариантов, самое понятное ребятам, с другой стороны, самое трудное. Нужно было написать публицистический текст, тот самый пост в Instagram, но у этого поста была четко определена цель и целевая аудитория.

Например, нужно было написать пост на странице социальной сети Серебряного университета, чтобы привлечь максимально большое число участников – лиц пожилого возраста – на определенный просветительский курс. Нужно было придумать курс, какие-то маркеры, которые сделают его привлекательным.

А. Милкус:

- Морковка, которая есть у этих ребят. Они могут поступать в этом году в 14 ведущих вузов с дополнительными баллами за победу в этом конкурсе.

М. Павловец:

- Так называемое портфолио. Сверх баллов ЕГЭ каждый вуз сам определяет, сколько баллов дает дополнительно. ВШЭ дает 8 баллов дополнительно. А есть вузы, которые дают 10 баллов.

Д. Завгородняя:

- Александр из Пермского края пишет: «Тургенев – мастер слова. А блогер – не обязательно. Нужно изучать шедевры, а не информационные помои». Человек не верит, что могут быть хорошие тексты, написанные после Тургенева.

М. Павловец:

- Этот слушатель написал текст не языком Тургенева. Он написал его современным языком.

А. Милкус:

- В следующем году сочинение «Своими словами» будет?

Е. Асонова:

- Будет. Не знаем, какое и как.

А. Милкус:

- Следите на сайте за этим конкурсом.