Как помочь ребёнку полноценно расслабиться и отдохнуть на летних каникулах
А. Милкус:
- Здравствуйте! Как всегда по воскресеньям «Родительский вопрос».
Д. Завгородняя:
- Здравствуйте!
А. Милкус:
- И сегодня наши гости – детские семейные психологи Елена Кандыбина и Илья Слободчиков. Говорить мы будем о лете, о каникулах. И чем занять детей.
Д. Завгородняя:
- В большом городе, в частности.
А. Милкус:
- И в большом, и в небольшом. В прошлый раз мы говорили о детских лагерях.
Д. Завгородняя:
- И выяснилось, что вариантов не так много.
А. Милкус:
- И мы говорили о том, что до 10-14 лет можно таким образом отправить ребенка подальше недели на две-три, если есть деньги. А вот что делать с подростками? Они в лагерь не очень хотят, а больше их занять нечем!
Илья Михайлович, вот обычная семья. Мама с папой взяли на три недели отуск (богатые люди!), съездили с этим подростком…
И. Слободчиков:
- Практически счастливые люди!
А. Милкус:
- Потому что они куда-то съездили. И сцена такая: идем с нами на море! Ответ: не пойду, не хочу, мне с вами не интересно! Останусь в номере книжку почитаю. Приходишь в номер – он пошел сам гулять.
В это время он отрывается от родителей и ему ваши походы уже ни к чему.
И. Слободчиков:
- Больше скажу, и правильно делает, если уж так…
А. Милкус:
- Но мы же беспокоимся!
И. Слободчиков:
- Да.
Д. Завгородняя:
- И в незнакомом городе!
А. Милкус:
-- Или даже в своем. Выйдет за ворота, куда он раньше не ходил!
И. Слободчиков:
- Знаете, это уже как в еврейском анекдоте: это ее проблемы.
Конечно, мы беспокоимся. Но штука в том, что вот это пространство свободное от учебы и всего остального, оно должно быть свободно и от навязчивых взрослых, я обозначу так уж, несколько жестковато.
А. Милкус:
- Не хочу вот так вот соглашаться, потому что вот ему 13-15 лет, здоровый лоб или уже формирующаяся девушка. Она целыми днями бездельничает, а я переживаю!
Д. Завгородняя:
- Что попадет в плохую компанию.
И. Слободчиков:
- А у меня сразу профессиональный вопрос: а по какому поводу вы переживаете? Одно дело, что она с вами не хочет или что она, в принципе, сидит на одном месте и ничего не хочет? Если этот подросток считает правильным знакомиться с этими окрестностями, ничего невероятного я в этом не вижу. Так было всю жизнь, если уж на то пошло.
Д. Завгородняя:
- А если родитель, например, поддерживает интерес ребенка? Хочешь узнавать город? Пойдем на экскурсию по музеям!
А. Милкус:
- Не пойду я с мамой!
И. Слободчиков:
- Я сам хочу!
Д. Завгородняя:
- Ну, допустим, не всегда…
И. Слободчиков:
- Предложить ему эту экскурсию можно, но! Я вот по своему опыту: я всю жизнь ненавидел даже очень хорошие экскурсии, потому что у меня взгляд может зависнуть на том, что экскурсоводу в голову не придет. Такие сценки можно наблюдать фантастические!
У подростков очень живой взгляд, несмотря на всю компьютерную историю. И на что обращается внимание? Я не говорю про то, что чаще всего взрослые, им в голову не приходит, а в свое время приходило, потому что все были подростками. Но проблема в том, что это история про автономизацию. Это самостоятельное пространство, которое и в три года нужно, и в пять, оно по-разному нужно. В подростковом возрасте не про самоутверждение речь, не про не хочу, вас не люблю, не хочу общаться. Речь не про это. А про то, что дайте мне немного побыть самому в этом мире и свободном пространстве.
А. Милкус:
- Елена, вы согласны?
А. Милкус:
- Она согласна. Она только что кивала головой! Хорошо, а что делать? Может, родитель не может просто сидеть, переживает? Родитель внимательный, нервный.
И. Слободчиков:
- Родитель внимательный, нервный или переживательный?
А. Милкус:
- И то, и другое, и третье. Чем занять?
Е. Кандыбина:
- Я согласна с тем, что подросток в это время стремится к автономии и своей деятельности. И проблемы современных подростков часто в том, что они эту свою деятельность плохо могут организовать. И я сейчас расстрою, наверное, большинство родителей, скажу, что обучение действовать самостоятельно начинается в полтора-два года, когда ребенок идет, открывает шкаф, вытряхивает оттуда все вещи, начинает их разбирать. И смотрит, сколько зубной пасты уместится по всему коридору. И это потом нарастает: в три года сказать «нет, я сам», в четыре – организовать игру со сверстниками, в семь самому нарисовать рисунок, сказать, что это гадость, у меня неправильно получилось. И нарисовать еще. И не по образцу, а как хочу. И вот в идеале, если родитель все это поддерживает, в 14 лет мы получаем подростка, который говорит: папа я с тобой на эту экскурсию не пойду, я собрался с пацанами. И мы прочитали книжку, пойдем по следам каких-нибудь следопытов. Ну, папа переживает, конечно. Он может по углам в двадцати метрах от этой компании, чтобы смотреть, чтобы все было хорошо. Но вот все неплохо. Они организуют свою интересную деятельность.
Так бывает. Так бывало, может, в нашем детстве. Сейчас так бывает редко, потому что уже в два года мы говорим: не трогай, вот тебе твои кубики, больше ничего не трогай. В три года: какое – я сам? Ты идешь на английский! В четыре говорим: нечего играть, тебе сначала на робототехнику для дошкольников, потом на китайский.
А. Милкус:
- И еще виолончель сверху.
Е. Кандыбина:
- Да. А в семь лет ребенок начинает рисовать, ему не нравится. Мы говорим, что пойдешь в студию. И он рисует вот этот вот куб. И в 14 лет этот товарищ лежит у нас и глядит в потолок. Мы говорим: давай чего-нибудь! Он говорит: я не знаю, чего я хочу.
Потому что весь год он учился по образцу, а когда время учебы закончилось, образца нет, он говорит: вы меня достали с экскурсиями, с учебой. А я ничего не хочу.
У меня в кабинете в 14 лет играют в игру для двухлеток: пускать шарики по лесенке. Я была поражена, как они этим увлекались! И еще что-то достраивали из кубиков.
И. Слободчиков:
- И в машинки играют с большим удовольствием!
Е. Кандыбина:
- И я понимаю, что в два-три им запретили…
И. Слободчиков:
- Не доиграли.
Е. Кандыбина:
- А тут они у меня из шкафа вытащили то, что для малышей. И час играют!
Д. Завгородняя:
- А человек может в процессе игры в эти шарики принять решение? Оно может прийти к нему, что ему нравится на самом деле?
Е. Кандыбина:
- Постепенно.
Д. Завгородняя:
- А сколько нужно времени для этого?
Е. Кандыбина:
- Иногда до года занятий. То, что ему надо было пройти длительно… Нельзя сказать, что он на час пришел ко мне, поиграл в шарики и понял, что хочет быть изобретателем или ветеринарным врачом. Так не бывает. Постепенно они взрослеют.
Д. Завгородняя:
- Да, это очень сложно.
А. Милкус:
- Да, они взрослеют. А взрослые тоже должны взрослеть в это время? Мы же переживаем!
У нас программа «Родительский вопрос». И я сделал бы упор на родительский, а не на вопрос.
Д. Завгородняя:
- Что родителям делать?
А. Милкус:
- У нас родитель пошел нервный.
Е. Кандыбина:
- Родителям надо сочувствовать. Они хотели хорошего.
А. Милкус:
- А получили бездельника!
Е. Кандыбина:
- А получили человека, чья деятельность остановилась тогда, когда они ее остановили.
И. Слободчиков:
- И человека, который не очень понимает, что такое активная и содержательная деятельность. Это про другое немного. Родители в этом смысле являются заложниками собственной политики, как ни странно.
А. Милкус:
- Я вот знаю маму ребенка двух лет, пока мама спала, он взял табуретку, достал в кухне весь геркулес и так далее. Потом на столике у мамы взял румына, посыпал сверху. И маме не понравилось! В центре кухни была гора в румянах.
Ребенок растет. Инженером будет.
Е. Кандыбина:
- Или художником.
А. Милкус:
- Но нам, родителям, это не нравится!
И. Слободчиков:
- Это к вопросу о том, что не всегда, что нравится родителям, нравится детям.
А. Милкус:
- Можно ли растить ребенка свободным, умеющим делать выбор, но при этом, чтобы он не разнес квартиру?
И. Слободчиков:
- В целом можно. Вопрос: тогда придется что-то делать с собственными установками, потому что надо понимать, что мой диапазон действий должен быть достаточно широким. Иными словами, прежде чем он разнесет квартиру, я должен его научить и показать, как э то сделать менее воинственными способами.
А. Милкус:
- У меня фантазии бы не хватило сделать то, что может сделать двухлетний ребенок!
Д. Завгородняя:
- А какими менее воинственными?
И. Слободчиков:
- Был у меня в практике собственной, когда мне приходилось изобретать эту историю. И развешивать, извините, старые обои по всей квартире. И давать в руки двум пятилеткам-близнецам краски, чтобы они рисовали что они хотели. Это сделать возможно, но не всегда это можно предусмотреть. И приходится изобретать на ходу.
Тут в другом проблема. У родителей часто заканчивается терпение, в отличие от детей, которые неистощимы в этом смысле. И есть вторая проблема. Родители считают, что все должно быть по правилам и по порядку, а у ребенка свое представление о правилах и порядках. И имеет смысл договариваться.
Мы часто говорим, что с детьми надо разговаривать. О чем? В том числе, и о том, что вот есть правила и так далее. Дети, вообще, довольно разумные существа. И много чего понимают. Ну, если нет какой-то бешеной гиперактивности или чего-то там еще, хотя даже в этом случае. Я не виду тотальной проблемы невозможности организовать эту деятельность, но начинать надо с родителей, а не с детей.
Д. Завгородняя:
- Все очень боятся пережать.
А. Милкус:
- Это понятно. Мы создали в программе образ родителя, который не очень понимает своего ребенка. Но эти родители не такое большое время назад были такими же подростками! В какой момент ты забываешь, что ты был такой же?
Е. Кандыбина:
- Очень страшно за ребенка. У меня на родительских клубах, когда мы специально вспоминали, что каждый из родителей делал, когда был подростком, они сначала осторожно, потом побольше… Но, как правило, результатом этого занятия был такой вывод, что наши подростки какие-то хилые, ничего толком не придумывают.
А. Милкус:
- По сравнению…
Е. Кандыбина:
- Да, как-то они вяло чего-то устраивают. А мы-то там! И тут такие воспоминания! Хорошо, что подростков нет, потому что много бы интересного узнали.
Д. Завгородняя:
- Поколение часто обвиняют в вялости. Нет инициативы.
Е. Кандыбина:
- Они вот просто сидят, а мы-то там!... И истории по походам, по карнизам 9-го этажа. И хорошо, что подростки не слышат.
С другой стороны, этот ребенок растет на глазах…
А. Милкус:
- Хорошо, вот вы открыли глаза родителям, что…
Е. Кандыбина:
- Все равно за него страшно. Он маленький, делает глупости. И чего бы ты ни знал про себя, но стандартный ответ: мы выжили, не все выжили. Иногда бывают истории, что кто-то погиб. И для своего ребенка этого не хочется. Зная, что это происходило, своего хочется наручниками к батарее и не пустить!
А. Милкус:
- Или обложить подушками.
Е. Кандыбина:
- И занять интеллектуальным развитием со словами «я – хороший родитель».
Кроме интеллектуального, есть эмоциональное развитие, социальное, некоторая социальная активность, и кто я в обществе.
И. Слободчиков:
- И физическое развитие.
Е. Кандыбина:
- Да. Но вот с этим, как раз, в спорт многие отдают.
И. Слободчиков:
- Не обязательно в спорт.
Е. Кандыбина:
- Но социальная активность, что кто я здесь, в этом мире? Она совсем проседает. Потому что считается, что до 21 года ты интенсивно учишься, потом заканчиваешь институт, и у тебя в голове кто ты такой в мире, типа в день рождения на голову падает. На самом деле, нет.
И вплоть до того по моему наущению родители с подростками начинают играть в «гляделки», в «ку-ку», восстанавливают социальный контакт.
Д. Завгородняя:
- Что такое «ку-ку»?
Е. Кандыбина:
- Закрыл глаза: ку-ку? Ой, кто здесь?
А. Милкус:
- Это с ребенком в каком возрасте?
Е. Кандыбина:
- Обычно до года.
И. Слободчиков:
- В четырнадцать тоже можно. Они с удовольствием на это ведутся.
Е. Кандыбина:
- Да. Если этот социальный контакт так пропущен, то в 14 они прекрасно на это ведутся, возвращаясь туда и играя. Но это, конечно, немного грустно.
И. Слободчиков:
- По-моему, не очень грустно. Грустно – весело – это немного другие категории. Если мы говорим про сегодняшних детей и родителей, вот я неоднократно говорил, им бешено не хватает свободного и нормального детства. Может, в той мере, в какой оно было у нас. Мы немного по другим законам жили.
А. Милкус:
- Что вы имеете в виду?
И. Слободчиков:
- Когда можно, не боясь, что над тобой все время надзирающий глаз, тревожащийся, носиться с палкой по улице, изображая не знаю кого. Самолет или мушкетера. Исследовать окрестные подвалы, да, в этом риск и опасность, ты придешь перемазанный, тебя будут отмывать и ругать, но кайф какой!
Д. Завгородняя:
- Если мы сейчас скажем родителей: отпускайте своих детей, они скажут, ничего подобного! Педофилы кругом.
И. Слободчиков:
- Да, и все остальное! Конечно.
Здесь проблема раскладывается на две части. Одна история про разумную осторожность, потому что реальную опасность никто не отменял. Она должна быть разумная. Здесь вопрос к родителям: где заканчивается разумная осторожность и начинается паническая тревога. Это про разное. Свои эмоции надо держать под контролем, все-таки. Если мы все время эти страхи и переживания переносим на подростка, мы заражаем их. И возникает история про апатию вследствие того, что я туда пойду, там опасно.
А. Милкус:
- Вот у нас два месяца. И как мне их распланировать, чтобы… Я представляю себя подростка: это человек с планшетом, со смартфоном, который валяется в лучшем случае дома перед телевизором, в худшем - на улице. Уткнулся носом в экран. И так проходит весь день.
Е. Кандыбина:
- Да, это так.
А. Милкус:
- Я волнуюсь, я – родитель. Хотя сам в это время то же самое делаю.
Е. Кандыбина:
- Вы еще на работу ходите.
А. Милкус:
- И там все равно сижу и смотрю, когда мне прислали очередное сообщение.
Е. Кандыбина:
- Идеальная ситуация, что мы, как родители, может организовать какую-то деятельность. Наверное, единственный вариант, объединившись с дружескими родителями детей такого же возраста. И найдя какого-то инициативного папу, допустим, который может, например, толкнуть речь про экологию, пойдут убираться в ближайшем парке. Или соберет эту компанию, пойдет помогать собачкам в приюте. Это я фантазирую.
Это привлекательно, интересно плюс полезная деятельность. На самом деле, что бы мы ни думали про подростков, но это возраст, когда собственная ценность – это как-то важно, это для них очень ценно. И когда мы им предлагаем деятельность, может, страшно полезную для их развития, но не очень продуктивную и важную, навязшую в зубах за учебный год, они говорят: мама, отстань. И тут нужен некий энтузиаст.
Д. Завгородняя:
- Нужно, то есть, найти взрослого вне семьи, который для ребенка более авторитет. Потому что нет пророка в отечестве своем.
Е. Кандыбина:
- И главное, чтобы он был чем-то очень искренне увлечен.
И. Слободчиков:
- Подросткам самореализованность очень важна.
А. Милкус:
- Может, на работу?..
И. Слободчиков:
- Это тоже вариант, но в этом случае работа должна быть адекватная и, главное, не пустая. История про то, что, действительно, он делает что-то полезное, это тезис для подростка центральный, как ни смешно звучит. Через это образ «я» формируется. Представление о себе и собственной значимости.
И тут есть еще один момент. Мы говорили по поводу учебы. Педагоги могут меня побить камнями дружно, но я бы законом сделал ситуацию, как ее сделали в Японии, когда категорически на протяжении полутора месяцев ребенку запрещено прикасаться к учебникам.
А. Милкус:
- А как же ему подтянуть школьную программу? ОГЭ, ЕГЭ…
И. Слободчиков:
- Извините, это проблема школы, программы и этих, прости господи, кого вы там назвали сейчас. А если серьезно, у ребенка должно быть время, пусть даже полтора-два месяца, когда он выключен из этой системы. И мозги у него работают на совершенно другие вещи. На другую активность и деятельность. Потому что в противном случае мы ничего, кроме болота не получим и не получаем. И отчасти проблема неуспеваемости именно в том, что не прерывается этот вот цикл зубрежки.
Д. Завгородняя:
- Понимаете, я наблюдала ситуацию, что ребенку что-то нравится, он охотно учится.
И. Слободчиков:
- А это другая история.
Д. Завгородняя:
- Я знаю мальчика, который увлекается железной дорогой. Он знает историю железной дороги, паровозов.
И. Слободчиков:
- Это прекрасно! Он реализуется в деятельности. Он изнутри в ней находится. Ему не навязывают историю паровозов, он сам это делает. Понятно, хорошо, если он изучает математику на рельсах – на здоровье. Была такая история, когда все на практических предметах изучали: посчитай шишки на дереве, грубо говоря. Понятно, у ребенка идет развитие во все стороны сразу, но здесь есть важный момент. Совсем не факт, что педагогу, который ведет у него математику, понравится эта история, потому что он – педагог, таким способом мышления не обладает. Вот у него есть учебник, и учиться надо типа по правилам. А я не про всех педагогов. Нет, есть творческие учителя.
Ни дети, ни подростки категорию правил не воспринимают. И здесь вопрос про совместную активность. Соглашусь, да, история начинается с взрослого, с того, что я хочу, чтобы что-то было и, действительно, этим увлечен.
Д. Завгородняя:
- Если ребенку не давали достаточно свободы с детства, то мы получаем запущенную ситуацию в подростковом возрасте. И тут какая-то каша получается.
И. Слободчиков:
- Я с трудом удерживаюсь от любимого вопроса. Он вредный и бесконечный. И я страшно люблю его задавать. А он вам зачем, этот подросток? Извините.
Д. Завгородняя:
- Чтобы был счастливым человеком!
Е. Кандыбина:
- Знаете, я хочу чуть-чуть свернуть в сторону. У большинства наших подростков перед глазами есть очень увлеченные, активные взрослые люди. И это сейчас 90% подростков, которые ко мне приходят, когда я спрашиваю, что ты думаешь о будущем, знаете, что они говорят?
А. Милкус:
- Блогерами.
Е. Кандыбина:
- Конечно. Не потому, что это единственная профессия в нашем социуме, а потому что часто это единственный увлеченный активный, яркий и эмоциональный взрослый человек, которого они постоянно видят.
И. Слободчиков:
- И на него еще все смотрят при этом.
Е. Кандыбина:
- Это, кстати, не всегда, но эмоционально он захватывает.
А. Милкус:
- И технически тебе это доступно, потому что у тебя тоже есть смартфон, ты можешь монтировать видео и так далее.
Е. Кандыбина:
- Но бывают и другие подростки, у которых один из родителей чем-то увлечен. Тогда у него вариант из нескольких профессий. Но проблема в том, что этих увлеченных взрослых рядом довольно мало.
И. Слободчиков:
- Бывает, к сожалению, наоборот, когда взрослый увлечен до такой степени, что у подростка оскомина уже стоит!
Е. Кандыбина:
- Это тоже бывает. Перебор, да.
А. Милкус:
- Я уже научился на улицах или в торговых центрах определять тиктокеров. Компания подростков, что-то пытается срежиссировать, кто-то кино…
Мне нравится. В любом случае, чем бы они потом не занимались, умение выстроить картинку, смонтировать что-то, слава богу! Режиссерский навык – это навык коммуникации, который ему пригодится.
И. Слободчиков:
- Конечно! И самоорганизация пространства.
А. Милкус:
- Так что не пугайтесь, родители, если ребенок ушел в ТикТок.
Д. Завгородняя:
- А что делать родителям, которых пугает, что ребенок хочет быть блогером и делает шаги на этом пути? Мама одна переживает, он требует купить ему кольцевую лампу, все снимает.
И. Слободчиков:
- Купите ему кольцевую лампу и радуйтесь, что он, в принципе, проявляет эту активность, хочет быть самостоятельным, свободным. Пусть он сделает что-нибудь, посмотрите потом вместе на результат, не понравится – обхихикаете.
Е. Кандыбина:
- Познакомить с какими-нибудь увлеченными людьми. С ветеринаром, например.
И. Слободчиков:
- Они же его плохому научат! Он будет ролики про собачек снимать.
Е. Кандыбина:
- Может быть. А, может, придет к маме и скажет: я ветеринаром быть хочу. А мама, может, тоже не хочет, чтобы он стал ветеринаром.
А. Милкус:
- Кстати, путь сейчас через смартфон, можно прийти в другую профессию. Можно найти сюжет для ТикТока, который все посмотрят про тех же собачек.
И. Слободчиков:
- Совершенно свободно!
Д. Завгородняя:
- Дефицит сейчас увлеченных людей.
А. Милкус:
- Мне кажется, не дефицит.
И. Слободчиков:
- Не дефицит. Просто водораздел очень жесткий. С одной стороны, увлеченные, с другой – эта масса некая.
А. Милкус:
- Лена, мы говорили с вами уже про физиологические процессы, которые в это время происходят с подростком. И не просто так он иногда лежит на диване. А родители не понимают: лодырь ты и бездельник! А там серьезная перестройка организма, особенно это происходит летом.
Е. Кандыбина:
- Такое тоже есть. И тут надо, простите, есть внешние простые маркеры, на которые можно ориентироваться. Если за последние полгода ваш подросток резко вырос, вы поменяли ему весь комплект одежды, то, скорее, несколько следующих месяцев он будет вялый, плохо спать, соображать. Потому что ростовой скачок дает плохое кровоснабжение мозга. И организму надо как бы дорасти, кости выросли, а всему остальному дорасти.
Если началась гормональная перестройка, которую можно заметить по изменившему запаху, по более нервному состоянию…
А. Милкус:
- Голос начинает меняться.
Е. Кандыбина:
- Начинают расти волосы, у девочек начинаются месячные. Мальчики тоже, ну, они специфически меняются. И физиологически ребенку это не просто. Он будет больше уставать, часто, как у маленьких, у них путается день и ночь. Они весь день спят, ночью не могут заснуть. И это не всегда компьютер, даже если все отобрать.
И. Слободчиков:
- Восприятие времени другое начинается.
Е. Кандыбина:
- Даже если отобрать все гаджеты, они все равно часто не спят, рисуют, читают, просто смотрят в окно. Это может физиологически. И я считаю, что говорить, что ты сильно устаешь, можешь ничего не делать, этого не надо. Какую-то активность надо поддерживать. Но какие-то скидки надо делать на то, что, действительно, устал, если он говорит, что устал. Особенно если это лето и можно сбавить обороты. Почему бы и нет?
Знаете, с внутренней паникой, что он третий день лежит на диване и уже деградировал, родителям я бы самим рекомендовала идти к психологу, а не бежать к ребенку, чтобы он срочно что-то сделал. И чтобы родителю перестало быть страшно.
И. Слободчиков:
- По-моему, главный совет для родителей – начинайте с себя.
Д. Завгородняя:
- Мне недавно одна мама сделала откровенное признание. Самая большая проблема современных родителей в том, что они страшно боятся, что совершат роковую ошибку.
И. Слободчиков:
- Есть такое.
Д. Завгородняя:
- Потому что очень распространилась теория детской травмы. И люди зачастую не понимают, что такое детская травма. И просто боятся совершить ошибку, травмировать ребенка, нанести вред. И что с этим делать?
И. Слободчиков:
- Лучше травмировать, как ни смешно это звучит, чем не травмировать. Травматический опыт ведет, как правило, к развитию и адаптации, креативности. Вот к той самой деятельной активности и так далее.
А. Милкус:
- Это не значит, что травматический опыт – это поставить под балкон и ждать, когда упадет кирпич.
И. Слободчиков:
- Нет, конечно. С другой стороны, если ребенок не понимает, что такое стресс-фактор, не умеет его переживать, он никогда не научится, у него не будет стрессоустойчивости. Понятное дело, тут речь про адекватность, но вот эти вот стрессовые как бы факторы, их необходимо не только допускать, но в некоторой степени еще и поддерживать. Если вы вспомните, все эти походы в лес, сплавы и все остальное, они частично ровно на это и было направлено. На то, чтобы в естественных условиях подросток посмотрел на свою физическую активность, психологическую. Довольно жуткая процедура была, скажу я вам.
Д. Завгородняя:
- Ну, можно пойти с ребенком в поход?
И. Слободчиков:
- А почему нет?
Е. Кандыбина:
- Это, конечно, отдельная тема, особенно для меня. Я – человек, работающий профессионально с травмой. И есть совершенно понятная вещь, как постстрессовый рост. Если мы даже с маленьким ребенком, мы – идеальные родители, ребенок никогда не капризничает, мы удовлетворяем его потребности тут же, он не развивается.
И. Слободчиков:
- Да.
Е. Кандыбина:
- Для развития должна быть дельта-терпение, когда я вот захотел, а через какое-то время мое положение улучшилось и за счет дельты, когда у меня есть дискомфорт, происходит развитие. И чем старше ребенок становится, тем больше может быть эта дельта.
И. Слободчиков:
- И тем качественнее она.
Е. Кандыбина:
- Качественная иначе. Уже справиться он может не только, когда родители пришли и утешили, но мы учим его способам самообладания, самоутешения, самоудовлетворения потребностей. Но сейчас есть идея, что ребенок вообще не должен испытывать дискомфорт. И это прекрасная идея: там страшные книжки нельзя читать. И это приводит к тому, что развитие эмоциональное, социальное, оно проседает. И ребенок не справляется с этим.
И. Слободчиков:
- Больше того, эта история, которая прямо ведет к инфантилизации. Это совершенно точно. А по поводу эмоций, повторюсь, меня можно побить камнями. Если ребенок не испытывает стрессы, если он не понимает, что такое психотравма, проблемы с эмоциональным переживанием, то у него и в детстве, и в подростковом возрасте будет колоссальная проблема. У него будет проблема с ответственностью, он не научится ее брать, он не будет понимать, зачем и за что ему это. И самое главное, тогда не надо от него ждать, что он научится сочувствовать, сопереживать и так далее.
Д. Завгородняя:
- Кратко вот… Что делать?
Е. Кандыбина:
- Эта дельта должна быть переносима. Она должна быть такой, с которой ребенок справится.
Д. Завгородняя:
- То есть, если не орать, не драться…
Е. Кандыбина:
- Не надо орать и драться, а в поход можно.
Д. Завгородняя:
- Но мы не всегда можем в поход!
Е. Кандыбина:
- У ребенка должны быть какие-то трудности.
А. Милкус:
- Отпустите и доверьтесь ему, я бы сказал.
И. Слободчиков:
- И дайте ему возможность получить этот опыт.
Е. Кандыбина:
- Да.
И. Слободчиков:
- И пережить его.
Е. Кандыбина:
- И справиться с запретами, например.
Д. Завгородняя:
- Отпустите его. Он сам себе стресс обеспечит.
И. Слободчиков:
- И нам обязательно.
А. Милкус:
- В общем, люди дорогие! Начинайте с себя, товарищи родители. И дети подтянутся, если вы будете их любить.
До следующего воскресенья!