Самый необычный учитель: знакомим слушателей с пожарным, спасателем, ученым и учителем в одном лице

М. Баченина:

- Здравствуйте, друзья. В эфире «Родительский вопрос», у микрофона Мария Баченина и Александр Милкус. Саша, приветствую вас.

А. Милкус:

- Здравствуйте.

М. Баченина:

- У нас сегодня в гостях кандидат химических наук, учитель химии школы № 2065 Любовь Оболенская, Любовь Николаевна, здравствуйте.

А. Милкус:

- Можно я начну сразу? Как ты представила, у меня сразу возник вопрос: а что делает в школе кандидат химических наук?

Л. Оболенская:

- Я не в школе. Я в трех местах делаю. В школе, в Институте фармации и биотехнологии РУДН и немножко еще в ИРПО МГПУ веду с соратником курсы повышения квалификации для учителей по нанохимическому эксперименту.

М. Баченина:

- Ничего себе.

А. Милкус:

- А зачем учителям нанохимический эксперимент? Сейчас мы начнем раскручивать, как полагается. Когда для большой нашей аудитории слышатся незнакомые слова, мне тоже хочется их объяснить.

Л. Оболенская:

- Нанохимический эксперимент. Это для меня тоже словосочетание не очень органичное, но так уж придумали мы с этим соратником. К вопросу о том, что делать в школе кандидату химических наук, как раз в школе очень много что делать, потому что в школах, которые участницы городских проектов предпрофессионального образования, с примерно 2016 года очень много оборудования, которое по уровню выше часто вузовского. Например, в этой школе нашей по проекту инженерного класса атомно-силовой микроскоп, он же сканирующий зондовый, который дает визуализацию наночастиц и других нанообъектов абсолютно на уровне, что можно публикации в взрослые научные журналы подавать. И, например, спектрофотометр очень хороший, тоже с выводом на компьютер, с модулями для дополнительных измерений кинетики и так далее. В этом, с одной стороны, трудно разобраться, если ты именно не кандидат наук, а просто обычный учитель после педвуза. Очень трудно в этом разобраться, трудно это внедрить, но это нужно.

М. Баченина:

- Я, честно говоря, в каком-то восхищении и ужасе одновременно. Такое оборудование в школе, наночастицы можно рассмотреть. Мне кажется, вопрос, как влюбить в химию, тут влюбишься так или иначе, глядя на наночастицы. Я мама семиклассника, у которого первый год химия. Мы бьемся всей семьей над тем, чтобы он не запустил химию. Пока какая-то штука элементарная, которую даже я понимаю.

Л. Оболенская:

- Это пропедевтика химии, это еще не химия.

М. Баченина:

- Зачем нужно знать азы химии?

Л. Оболенская:

- Во-первых, к азам я не очень, я как раз не по азам.

М. Баченина:

- Зачем нужно знать химию на школьном уровне?

Л. Оболенская:

- Знаете, как говорится, достаточно не учить физику, и жизнь будет полна чудес. Тут примерно тот же принцип. Если не понимать химию, жизнь будет полна чудес, только очень неприятных. Помните печальную историю, как человек сделал подарок на день рождения своей жене в виде бассейна с сухим льдом и сам же от этого подарка погиб.

А. Милкус:

- История трагическая. И это самая простая химическая реакция произошла.

Л. Оболенская:

- Там вообще не произошло химической реакции, просто произошел фазовый переход, и достаточно было в восьмом классе запомнить волшебную величину 22,4 литра на моль, чтобы понять, что из очень маленького количества, очень маленькой массы твердого вещества получится очень большой объем газа. Если помнить, как посчитать элементарно молярную массу углекислого газа, что это 44 грамма на моль, то очень легко увидеть, что из 44 граммов, горстка небольшая, получится уже 22,4 литра газа. Если я не ошибаюсь, он не то 25 килограммов купил, не то 250. Вот сколько литров газа получится из них? По сути, это проходят в курсе химии.

А. Милкус:

- Зачем нужно учить элементарную химию, я понимаю. А зачем в школе спектрофотометр? Если мы в школу будем поставлять эту аппаратуру, кто будет работать в институтах? Все же кандидаты наук и доктора придут в школу за оборудованием.

Л. Оболенская:

- Идеал вообще-то, когда это оборудование есть и там, и там. И именно конкретно Москва, как вы понимаете, оторвавшись от всей страны, к этому идеалу близка. В том месте, где я работаю, тоже есть спектрофотометр, причем покруче школьного, двухлучевой. Сканирующий зондовый микроскоп тоже есть. Понятно, что они есть и там, и там, просто люди выбирают, что им нужнее. Это очень разные склады характера должны быть для того, чтобы работать, пусть с одним и тем же даже оборудованием, но в таких разных направлениях. Потому что в вузах давно идет тренд на университетскую науку, наука переводится в университеты. Поэтому в вузе, по сути, главная цель - это именно научная новизна, получение научных данных. Далее, соответственно, выбивание грантов под развитие получения научных данных. И далее - написание бесконечных статей и отчетов по этим грантам и данным. Мне лично, при том, как мне интересна сама научная новизна (я за время студенчества 900 синтезов провела, практически основной был в жизни интерес), эта вся писанина мне абсолютно тоска зеленая. Я человек неусидчивый. Я честно оттрубила до защиты кандидатской 28 лет, после чего сбежала общаться со старшеклассниками и тушить пожары.

М. Баченина:

- Мы про пожары обязательно поговорим. Про сухой лед был отличный пример, это аргумент. А ведь еще есть пример про нашатырный спирт. Если я упаду в обморок, не надо мне совать под нос ватку с нашатырем. А так делают до сих пор. Любовь Николаевна, я права?

Л. Оболенская:

- Как вам деликатно сказать, просто дело в том, что я еще и добровольный спасатель, аттестованный, есть такая программа «Спасатель рядом», она во многих регионах даже интегрирована со скорой помощью. В Краснодарский край, например, я специально езжу. Там , как только въезжаешь в Краснодар, тебе сразу очень много заявок от скорой помощи идет именно на первую помощь. И именно поэтому я очень много всяких тренингов проходила, и тут это была очень серьезная аттестация. Поэтому могу вам авторитетно сказать, что альтернатив аммиаку нет. Да, только им. И все эти салфеточки, которые выпускают, они все равно только с ним. Считается, что были какие-то случаи анафилактического шока, но они были абсолютно очень редкие, и все равно альтернатив ему нет. Если человек без сознания, то, в принципе, по протоколу «слышу, вижу, ощущаю» надо проверить, есть ли у него дыхание, не затруднено ли это дыхание языком и, извините, рвотными массами, повернуть голову на бок и ждать скорую. Это другой вопрос.

М. Баченина:

- Снижается ли уровень химической грамотности у современных школьников?

Л. Оболенская:

- Я могу сказать, что как раз у нас школа общеобразовательная, она прямо себя даже позиционирует как общеобразовательная. Я это много раз слышала. Другой вопрос, что у нас очень хорошее руководство, которое всегда старается в каких-то движах участвовать. И, между прочим, очень много школ - участниц проектов по Москве. Так что, я думаю, много таких хороших. Это абсолютно такие дети средние. Просто понятно, что есть профильные классы. Но я не могу какой-то особый градиент отследить. Я сама в школе не училась. Я экстерном училась в 26-й школе на Ленинском проспекте, я там бывала один раз в году, сдавала экзамены. Вообще ни с какими-то детьми не общалась.

М. Баченина:

- И стали учителем при этом.

Л. Оболенская:

- Я ради ребенка просто защитила кандидатскую и переехала в Новую Москву, плюс еще все это очень надоело писать. За те шесть лет, что я работаю, понятно, это слишком маленький отрезок времени, чтобы отслеживать какие-то градиенты, мне кажется, хорошие зайцы.

А. Милкус:

- У меня ощущение, что сейчас, наоборот, по сравнению с 2000-ми годами, интерес к химии и физике стал возрождаться. Потому что, по-моему...

Л. Оболенская:

- Технологический суверенитет.

А. Милкус:

- И суверенитет, и дети у нас, по-моему, все-таки прагматичные, они понимают, куда они после химии и физики пойдут. Тем более, что сейчас смежные науки, связанные с химией, это, в принципе, топ такой, и ты можешь себя проявить. Поэтому мне кажется, что есть такая тенденция. Большая часть предметов естественнонаучного цикла сейчас популярна, но межпредметная связь далеко не всегда показывается. Вы привели пример физики и химии. Там, где кончается химия, далеко не всегда физика. начинается, они друг на друга внахлест идут. То же самое можно сказать и про биологию. Может быть, наследие столетней давности, когда разделили на фундаментальные науки, сейчас уже нужно, наоборот, соединять и показывать, как мир устроен во всем его научном разнообразии?

Л. Оболенская:

- Во-первых, у меня как раз сплошное межпредметное. Этот курс повышения квалификации по нанохимическому эксперименту как раз абсолютно межпредметный. Мы их учим не только готовое оборудование применять, что тоже нужно, потому что, к сожалению, иначе оно простаивает в школах, трудно в нем разобраться. Но мы еще и учим делать роботизированные установки из специально поставляемых компонентов по другим классам, по IT-классам. Потому что только это может преодолеть пропасть между учителем и современными детьми. Иначе ребенку все время кажется, что есть два враждебных лагеря. Есть он, ребенок, с его классным гаджетом, в котором все такое яркое, классное и понятное, и есть вредный учитель, который, этот гаджет у него отбирает зачем-то и пытается какими-то формулами или какими-то устаревшими тремя пробирками заменить. Мой соратник говорит, что в XXI веке уже нужно нечто большее, чем три пробирки. Соответственно, это преодолевает эту пропасть. Потому что ты, оказывается, как учитель, подходишь к ребенку и говоришь: смотри, есть такой удобный высокоуровневый язык программирования, Еv3 среди LEGO Mindstorms. Ты в нем, пожалуйста, запрогай, так, чтобы у тебя эта базовая тележка ездила, чтобы у тебя эта голова туда двигалась, чтобы при этом цикл выполнялся так. Когда ребенок это делает, оказывается, что очень немного ему надо, даже абсолютному айтишнику, по химии, и уже у него хороший, классный проект, можно с ним идти на эти статусные городские конференции, которые дают до 10 баллов к ЕГЭ. Это очень актуально для поступления в сильные вузы. Этот антагонизм полностью снимается. С одной стороны, ни учителю, ни ребенку не надо корпеть много времени, прикапывая раз в час по капле какого-нибудь нужного раствора, в зависимости от показаний рН-метра. Это все заменяется на другой абсолютно вид работы, гораздо более динамичный, именно в стиле программирования, робототехники и так далее

А. Милкус:

- Я переведу коротко на понятный нам, дедушкам, язык то, что сказала кандидат химических наук. Имеется в виду - написать небольшую программку на понятном и достаточно простом языке для некоего робота, который бы выполнял задание. Прога – это программа.

Л. Оболенская:

- И даже не написать.

А. Милкус:

- Собрать из определенных блоков.

Л. Оболенская:

- Именно.

М. Баченина:

- В вашем примере ребенок тоже должен быть силен в информатике.

Л. Оболенская:

- Они сильны в информатике почти примерно все. Информатика это вам не химия.

М. Баченина:

- Я не настолько уверена в этом. Может быть, мне нужно подождать.

Л. Оболенская:

- Это индивидуально все. Гуманитариев никто не отменял. Я общаюсь с теми, кто уже этот профиль выбрал.

М. Баченина:

- Вам не кажется, что сейчас стирается граница? Нельзя сейчас делить детей на гуманитариев и людей, выбирающих точные науки.

Л. Оболенская:

- По-моему, очень даже можно. Можно и нужно. Потому что наклонности все равно у детей разные.

А. Милкус:

- Наклонности разные, согласен, но некие базовые знания по тому же программированию, я знаю, есть и у людей, которые увлекаются литературой. И это, по-моему, сейчас набор знаний. И где грань? Ты лирик, отойди, тебе математика непонятна. Я всегда в наших программах говорю: ты плохо знаешь математику только потому, что тебе попался плохой учитель. Я обобщаю с точки зрения математики, поэтому я бы не делил детей - ты в левый угол, ты в правый угол.

М. Баченина:

- У меня еще один аргумент есть. У них у всех наклонности разные, но лень одинаковая. Они могут быть либо сильными по всем, либо слабыми по всем же предметам. Я хочу поговорить о том, как дети увлекаются и как вы с учениками создаете новые химические составы. Вы сказали про пожары.

А. Милкус:

- Кто вам разрешил в школе химичить?

М. Баченина:

- Вы участвуете в ликвидации торфяных очагов, вторичных возгораний, спасении Черного моря от мазута. И при этом вы пользуетесь своими знаниями, вместе с учениками создаете вещи, которые в этом помогают. А почему не везде тогда то, что изобрели, и то, что должно по идее работать?

Л. Оболенская:

- Я с этого примерно начала, только потом сбилась. Разное целеполагание у научной работы, пусть даже и на одних и тех же приборах, в вузе и в школе. В вузе, да, цель, действительно, уже что-то прям такое изобрести, что в идеале будет суперработать. Другой вопрос, что это в идеале, потому что у меня как раз за время вуза 6 патентов образовалось, и они, естественно, не внедрены никак, хотя могли бы. Но в школе, в старших классах цель - именно научить детей получать корректные научные знания. Естественно, школьная наука априори не может что-то создать, что прямо куча взрослых людей побежит и начнет внедрять в своей профессиональной деятельности. Оно не для этого. Я свою задачу вижу, как детей заинтересовать, это что-то такое небольшое, камерное, научное, но по-настоящему честно научно новое и честно практически значимое с ними нащупать, и чтобы они увидели хотя бы в ближней перспективе, в ближнем окружении, как это начало применяться. Я не страдаю манией величия, что наши антипирены сейчас прямо побежит МЧС или добровольные крупные волонтерские организации брать на вооружение.

М. Баченина:

- Поподробнее про антипирены

Л. Оболенская:

- Пирос - это огонь, как пиротехника, а антипирен - это то, что против огня. Именно поэтому и важно самой продолжать быть в этом тушении, потому что именно тогда можно испытать эти школьные составы, не привлекая такую гигантоманию, что сейчас мы весь МЧС ими снабдим. А просто самой на выездах испытать, или не на выездах, а как в последнее время мы стали делать, просто это моделировать. Есть такой очень крутой пожарный, теперь преподаватель - Василий До. С ним мы это все делаем, прям с детьми. К вопросу, как их заинтересовать. Мы это делали в прошлом году, год назад. Был мороз очень сильный. Естественно, это все на улице было. Это к вопросу о том, кто разрешает в школе. Конечно, я сама себе для начала не разрешаю. Конечно, возгорание моделируется на улице, за пределами школы. Был сильный мороз, я все время спроваживала их уже уйти, когда уже по минимуму они все поняли, тем не менее, они продолжали стоять и хронометрировать. Понятно, что по технике безопасности, когда моделируется довольно солидный очаг, то дети могут только стоять в стороне с секундомером и хронометрировать. А уже тушили непосредственно мы с Василием.

А. Милкус:

- Любовь вместе с детьми делает интереснейшие вещи, которые, конечно, очень полезны нашей стране.

М. Баченина:

- Антипирен - это средство для обработки чего бы то ни было против возгорания. Я верно поняла?

Л. Оболенская:

- В самом корректном, в самом правильном смысле, это только, действительно, обработка, огнезащита. Но поскольку нет какого-то адекватного короткого названия для веществ для активного тушения, то я уж обобщила на них это тоже. Потому что все равно это то, что против огня. А так это, скорее, защита, пропитки. Сейчас мы, например, с детьми делаем один проект - масляная краска негорючая, в нее вводятся вещества, благодаря которым она не будет гореть. Вы знаете, как она классно горит, и при этом ее в художественных школах, например, хранят в больших количествах. Сейчас главная проблема пожаров – это их токсичность. Пожаров стало меньше, а жертв меньше не стало, просто потому, что один раз вдохнул - у тебя цирроз печени, второй раз вдохнул – уже не у кого быть. И плюс еще один проект - огнезащитная пропитка для древесины. У большинства имеющихся огнезащитных пропиток собственный растворитель очень даже горючий. Понятно, когда ты древесину обработал, и по инструкции она высохла, то растворитель улетел. Но эти пропитки сами по себе тоже транспортируются, хранятся, в общем, тоже не очень это хорошо. А у нас все компоненты, даже и органические, идеально негорючие. И наша масляная краска стала такой крутой, что спичка тухнет даже от ее паров на подлете. У нас видео есть.

М. Баченина:

- Тогда почему не берут это в производство? Университет или школа это придумали - какая разница, если это работает?

Л. Оболенская:

- Есть уровень разработанности, плюс это разные навыки. Есть навык ученого, который разрабатывает, добровольного пожарного, который это испытывает. Я долго этому тоже училась. А есть навыки менеджмента, я им не училась, к ним склонности вообще не имею. У меня нет такой задачи. У меня задача, чтобы дети увидели, что благодаря их умственным усилиям (у них, конечно, должны быть очень большие умственные усилия, чтобы во всем этом разобраться) что эти умственные усилия были не зря. У меня самые замотивированные дети – это 8-9 класс, совершенно не те, которым нужны отчасти корыстные баллы к ЕГЭ. Как раз очень странно, те, кому они по идее нужны, десятый, например, класс, больше всего мне за них приходится писать. Эксперимент всем интересен, эксперимент все делают сами, а писать — да. А восьмой-девятый класс - они прямо землю носом роют, потому что им это все интересно. И главное, что сразу видно.

Или другой пример, золь наносеребра сделали, сразу видно, что в его присутствии молоко не сквашивается ацидофильной палочки, значит, действительно, это антисептик. Детям, которые ориентированы на медицину, это, конечно, круто. А контрольный образец в том же инкубаторе термостатировался, инкубировался, он сквасился, естественно, от ацидофильной палочки, потому что абсолютно безвредный, наоборот, полезный.

А. Милкус:

- Вы говорили и о том, что защищаете Черное море после разлива мазута. Там тоже у вас есть какие-то свои ноу-хау, чтобы люди летом приехали на пляжи и отдохнули?

Л. Оболенская:

- Нет. Там я была абсолютно рядовым деятелем лопаты. Еще плюс я в ловле птиц участвовала и в отмывке. Но там абсолютный ноль по Кельвину моих химических знаний применялся. Мой другой знакомый, который биотехнолог, биоинформатик, он, кстати, тоже товарищ по огню, он со своими коллегами каких-то окисляющих бактерий пытается разрабатывать. Просто мазут - самая трудная для окисления бактериями фракция, они что-то стараются, но от меня это очень далеко профессионально, поэтому врать не буду.

А. Милкус:

-Это уже биология, биохимия. А скажите, что за история с борщевиком? Мы так краем уха слышали, когда готовились к программе.

Л. Оболенская:

- Как вы основательно готовились, это очень классно. Просто одно время у меня был проект - гель комплексного действия после ожога борщевиком. Не сам по себе борщевик вызывает ожог, а его сок, содержащий фуранокумарины. Он вызывает фотосенсибилизацию кожи - расширение ее спектральной чувствительности. Только в комплексе будет ожог, если сначала внедрились эти фуранокумарины в кожу, а потом посветило солнышко. И, соответственно, если ты увидел, что этот сок появился на коже, конечно, сколько можешь, ты смываешь, но весь его не смоешь. Эти плоские молекулы встраиваются между ДНК, условно говоря. Поскольку все равно смыть невозможно, то можно сверху покрыть гелем с фотопротектором. На этот участок какое-то время, пока кожа не регенерируется, не будут попадать солнечные лучи, потому что этот фотопротектор – диоксид церия будет это все поглощать. И плюс там еще было мое любимое наносеребро, которое антисептик. Потому что понятно, что там обязательно еще все-таки бактерии тоже начинают в любой ожоговой поверхности действовать. Полиакрилатный гель, вообще гелеобразная форма оптимальная. Например, в МЧС официально принят на вооружение противоожоговый гель «Апполо», он тоже на полиакрилатной основе.

А. Милкус:

- И где он в доступе?

М. Баченина:

- Это же можно вообще от солнца защищаться. В какую-нибудь Африку поедешь, намазалась.

А. Милкус:

- У нас такие заросли борщевика. Какая Африка?

М. Баченина:

- Я имею в виду, от солнца, в принципе.

Л. Оболенская:

- Нет, просто от солнца уже не надо изобретать велосипед, мне кажется. От солнца есть очень хорошие сертифицированные гели и кремы со всеми градациями защиты. Это все украдено до нас. Но этот конкретный гель, есть такой очень большой чат сторонников этого движения «СтопБорщевик». Там есть основной координатор этого движения Антон Гладилин. И он в свое время очень сильно поверил в этот гель, потому что, когда он сам обжегся, он хоть и координатор, но он снимал перчатки, чтобы фрачника сфотографировать, это такое насекомое, которое может быть естественным врагом борщевика, он во имя этого энтузиазма обжегся. Я, хоть тогда с ребенком сидела в отпуске, мы синтезировали с ребенком этот гель, и я ему отдала, он ему помог. Может, и не помог, может, у него бы и так прошло, но он все-таки решил, что помогло, поэтому он тоже очень сильно продвигал. Да, некоторые люди откликались, и я их снабжала. Естественно, бескорыстно, то есть даром. Алексей Силяков, координатор защиты Битцевского леса, тоже просил, я ему дала такой гель. Я ему два года назад этот гель дала, и он буквально этой осенью вдруг написал, что у него тоже был ожог, и помог даже тот гель, который я тогда дала. Я сама не ожидала, что у него такой срок хранения.

М. Баченина:

- Любовь Николаевна, а я к нашим пожарам подмосковным. Торфяные очаги. Что с тушением? Потому что вы тоже с этой проблемой работали. Дрон с сенсорным носом. Это же самое опасное, когда вроде бы потушили, где-то тлеет, ушли, все хорошо, а там заново все началось.

Л. Оболенская:

- Дрон был нужен не для этого, а как раз для предразведки. Если уже куда-то приехали тушить, то уж там все постараются пролить так, чтобы точно ничего не горело, термощупом все протыкать. Или убедиться, что этот торфяник не дотушить. Такое тоже очень много раз у нас бывало, к сожалению, что мы уезжали с ощущением, что, увы. А эта сенсорная система как раз нужна до того, чтобы просто понять, куда ехать. Потому что Россия необъятная, торфяников очень много. Как раз, кстати, больше не в Московской области, а как раз в основном в Талдоме, это уже на границе Московской и Тверской областей.

А. Милкус:

- Шатура.

Л. Оболенская:

- Шатура меня меньше затронула, я лично туда не выезжала. А плюс во Владимирской области и так далее, там мы тушили. Это просто предварительная разведка, потому что обычно делают коптерную тепловизионную разведку, но в жару это не работает, и много еще ограничений. Мы надеялись, что это будет эффективнее. Этот проект был, во-первых, в самом начале, по сути, моей работы. Во-вторых, чисто субъективно экспертам он нравился, очень чисто по-человечески, а объективно я им недовольна, скажем так, он был не лучший. Тот же гель от борщевика реально работает, а та система - нам не удалось добить именно до того, чтобы по-честному наши нанотехнологии соединить. Там были сложности чисто технические, для меня не решаемые, потому что я не инженер.

Про тушение. Как я уже сказала, главные торфяники немножко не здесь, и химсоставы у нас в основном как раз для тушения травяных палов. И вообще-то по-хорошему надо сначала вовремя тушить травяные палы, тогда до торфяников огонь не пойдет. Например, в той же «Журавлиной родине» очень хорошо устроена эта кампания противопожарная, потому что дружина охраны природы МГУ делает. Если вовремя тушить траву, то туда огонь не дойдет. А наши составы как раз для того, чтобы тушить траву, потому что по-хорошему, когда уже торф горит, он капсулируется, грубо говоря, типа асфальта такие капсулы образуются, сквозь которые уже практически ничем не пробьешь, кроме дикого количества воды. Как тушится торфяник? Он заливается диким количеством воды.

М. Баченина:

- И это вы все с учениками вместе создаете?

Л. Оболенская:

- Нет, выезды это строго 18+.

М. Баченина:

- Нет, я не про выезды, я про все то, что помогает на выездах.

Л. Оболенская:

- Конечно. И я говорю, важно, что они видят, что это работает, пусть на испытаниях, пусть я лично это испытываю, но они видят, что это работает. Значит, они смогут во взрослой науке уже что-то такое сделать, что, возможно, будет применено. Недаром это образование называется предпрофессиональным, это подготовка к освоению профессии.

А. Милкус:

- Скажите, пожалуйста, как вы это все успеваете? И выезды, и ребенок маленький. И три места работы, и волонтерские работы. Это как?

Л. Оболенская:

- Во-первых, честно говоря, выездов стало резко меньше. Само именно пожаротушение, именно как пожаротушение, настоящее, не модельное, у меня, по сути, осталось только именно в этой «Журавлиной родине».

А. Милкус:

- «Журавлиная родина» – это что? Это поселок?

Л. Оболенская:

- Это заказник, это охраняемая территория. Он вроде очень популярный, это то, что в 70-е годы студенты МГУ создали. Вернее, они подготовили всю документацию, огромную работу сделали, доказали, что там идет очень массовое гнездование журавлей, и надо это место объявить особо охраняемой природной территорией. И с тех пор дружина охраны природы МГУ там все и делает, экостанцию «Костеневский Ям» и все такое. Именно я только полноценно тушу, но это один месяц в году. И то я там больше даже стою на триангуляционной вышке. Все равно участие в процессе. А остальные выезды, во-первых, глобально резко меньше их стало, а, во-вторых, к сожалению, я уже получила репутацию упоротого волонтера. Поэтому, если предполагаются какие-то проблемы с госами, например, на выездах, то меня не берут, потому что у меня энтузиазма слишком много.

А. Милкус:

- Это представители чиновников, государства. Правильно? В этой программе я работаю толмачом.

М. Баченина:

- А скажите, вы, кстати, на уроках тем же языком разговариваете, и, наверное, это популярно у учеников?

А. Милкус:

- Они сами на таком языке говорят, что не всегда поймешь.

Л. Оболенская:

- Я боюсь, что я не настолько искусна, чтобы менять свои лексические характеристики от одного вида деятельности к другому. У меня уроки все-таки с детьми профильными, им, конечно, важнее все-таки содержание, а не форма. С другой стороны, как раз я в основном-то не по урокам, а по науке. Уроки я веду у физматов, для химии-то они непрофильные, просто они физматы, поэтому люди все равно серьезные. Я им сразу говорю, что я специально для них адаптирую, по сути, химию под математику в химии, потому что математическое мышление просто многогранно есть смысл разбивать, и они это с пониманием воспринимают. И поэтому, с одной стороны, они реально работают, с другой стороны, у них нет ощущения, что тут пришла какая-то химичка и нам какую-то свою дичь толкает, от нас безумно далекую. С учетом этого именно, что по сути у них это вызывает понимание, что все равно математика им полезна для мышления, то, конечно, уже форма им не так важна, потому что физматы - люди серьезные.

М. Баченина:

- Вы - человек, который работает в полях. Даже если бы вы не сказали словосочетания «упоротый волонтер», по вам видно невооруженным глазам, что вы, в общем-то, очень энергичный человек, горящий своим делом. И это заразительно, потому что от вас прямо пышет энергией. Я хотела сказать о профессиональный заинтересованности, не просто «я и нашим, и вашим, всем попляшем». А рука - результат производственной травмы? Я вижу, что у вас она либо в гипсе, либо забинтована.

Л. Оболенская:

- В гипсе. Там не совсем перелом, немножко другие повреждения. Нет, это я просто еще и велосипедист. Я с работы и до дома езжу на велосипеде, потому что, как я уже сказала, это Новая Москва. Я ради ребенка перебралась шесть лет назад, чтобы ему был посвежее воздух. Транспорт тут такой ненавязчивый. Мне как раз очень классно, тут виды очень красивые, тут суперкрасивая природа, плюс я мимо аэропорта «Внуково» езжу, рядом с ним памятник самолету стоит, он так в рельеф вписан красиво, в ландшафт, что каждый раз он разный. Я, соответственно, два-четыре раза в день его вижу, потому что еще посреди дня езжу, например, чтобы ребенка на бокс отвезти, на тренировку. И мне абсолютно не надоедает. Это очень классно - на веле. Велосипедистов называют «хрустики».

М. Баченина:

- Слушайте, а сейчас вы сказали по поводу воздуха, и я так подумала: боже, а мы все к центру хотим. И про детей, чем они дышат, не задумываемся, потому что нет у нас такой профессиональной деформации. Нам бы поближе к работе. Это вы как, замеры воздуха в Москве делали?

Л. Оболенская:

- Еще раз говорю, я не о себе думала. Просто, когда ребенку исполнилось три года, хотя мы жили вроде бы в хорошем довольно месте, метро «Юго-Западная», и в садик пошли в хороший довольно, все равно он там начал болеть. А я оказалась такой мамашей-психопаткой, что у меня просто полная была паника, отключалась мозговая деятельность, а это же ужасно, потому что как раз мозговая деятельность должна повышенно хорошо работать, когда ребенок болеет, чтобы осложнений не было. Это был замкнутый круг, из-за этого я паниковала еще больше. Поэтому я решила: да ну нафиг, все, лишь бы был у него свежий воздух, плюс тут еще такая же моя единомышленница образовалась, которая стала его крестной, которая так же, в общем, над детьми трясется. Я уже так прям выбирала новое жилье поближе к ней. А потом стучалась в эту школу, говорю: вы меня не возьмете случайно, я кандидат химических наук, ради ребенка приехала.

А. Милкус:

- Директор сразу - бах, упала в обморок. Кандидаты химических наук не приходили на работу.

Л. Оболенская:

- Нет-нет, между прочим, у нас есть еще кандидаты.

М. Баченина:

- Саша, есть в этой школе еще кандидаты наук. Каких наук?

А. Милкус:

- Это где-то рядом с Троицком у вас, да?

Л. Оболенская:

- Мы ближе к Москве гораздо, чем Троицк.

А. Милкус:

- Троицк - известный наукоград, поэтому я думаю, что там концентрация ученого люда достаточно плотная.

Л. Оболенская:

- У нас самый суперкрутой учитель математики, который как раз у нас, по сути, инженерку всю развил в школе, который дикое количество этих призеров делает, он кандидат педагогических наук, причем он мне рассказывал, что он почти стал кандидатом физмат, но там чисто формальные были моменты, по которым его перевели в кандидаты педагогических наук.

М. Баченина:

- Послушает нас сейчас родитель, даже на собственном примере, который я считаю честнее всего, и сразу я начинаю гореть. Вот сюда моего сыночка! Скажите, пожалуйста, а есть ли какой-то инструмент, возможности, признаки определить, способен ли этот человек к химии, к математике, ко всему тому, о чем мы говорили сегодня?

Л. Оболенская:

- Школа общеобразовательная. Я здесь как раз совершенно нетипичный представитель. Например, когда я начинаю вякать этому товарищу, почему мы не в химклассе, потому что, по сути, такой энтузиаст именно химии, не в плане ЕГЭ, в плане ЕГЭ у нас очень сильные преподаватели, к ЕГЭ готовить как раз, но в плане именно химии такой, чтобы развивать, проекты делать, только я одна. В школе медиакласс гораздо более массово сильный, там какое-то дикое у них тоже количество призовых мест. Свежий воздух тут никак с этим не связан. Если просто хотеть свежий воздух и в эту хорошую школу, то тут направлений очень много.

М. Баченина:

- Нет-нет-нет, это я ради красного словца, конечно же, сказала. А вообще, этот вопрос был по существу. Потому что мне кажется, что родителям приходится чаще всего если не выбирать, то подталкивать ребенка или заставлять его выбрать что-то, когда он еще совсем не готов, в плане профильных классов.

Л. Оболенская:

- Наверное, я как раз не готова на этот вопрос ответить, потому что ко мне уже дети поступают готовые, которые уже выбрали. И другой вопрос, что часто бывают такие причудливые случаи, как, например, очень замотивированный ребенок. Изначально он был в матвертикали - математик. Но очень странный, он на наблюдении у невролога состоял, очень застенчивый, тремор у него, с семьей сложно тоже. Важно, что он был в математическом классе. Воспылал к химии, решил поступать в медкласс после девятого. К моему ужасу и к ужасу его мамы, выбрал ЕГЭ по химии, при том, что я в его классе вела химию, и при всей моей любви к ученикам, я ему ставила оценки за триместры – 2, 2, 3. У него такие были оценки мои триместровые, в 9 классе. Тем не менее, мы с ним выяснили, что у него не хватает силы воли работать дома. Он приходил в школу, просто по четыре часа сидел, я просто своими делами занималась, он все прорешивал. В итоге он это ОГЭ сдал почти на 5. Пошел в медкласс, тоже на уроках ни фига не делал по химии, прогуливал их, но при этом он суперувлеченно делал проект, он два года подряд делал проект с диоксидом титана для очистки воды. И два года подряд он везде побеждал на конференциях очень хороших. «Старт в медицину» - он призер, «Инженеры будущего» - дважды призер, или даже призер и победитель. Он постоянно ходил, все это делал. А в результате он из ЕГЭ по выбору вообще не стал выбирать биологию, в медвузы себе путь перекрыл. Выбрал только химию. И пошел в социологию.

А. Милкус:

- Ну и хорошо, все эти знания ему помогут дальше.

Л. Оболенская:

- Он развился так многогранно.

М. Баченина:

- Любовь Николаевна, большое вам спасибо, что нашли время. Друзья, сегодня у нас в гостях была учитель химии школы № 2065, кандидат химических наук Любовь Оболенская.

Подписывайтесь, чтобы не пропустить новые выпуски нашего подкаста для родителей и слушайте, когда удобно.

➤ Слушать прямой эфир: https://radiokp.ru

➤ Читать эксклюзивные новости: https://www.kp.ru

➤ Подписаться на наш телеграм: https://t.me/truekpru

➤ Самое интересное из эфира: https://t.me/radiokp